Тристан и Женевьева (Среди роз) - Дрейк Шеннон - Страница 6

• Предыдущая
• 6/110
• Следующая

– А женщины, разве для них слово «честь» – пустой звук? – резко спросила Женевьева.

Эдвина и не попыталась защищаться. Она улыбнулась, опустила глаза, затем подошла к большому столу и отпила несколько глотков вина из кубка, стоявшего там.

– Честь! Это слишком дорогая штука, – в ее голосе звучали какие-то странные нотки.

– О чем ты говоришь? – удивленно воскликнула Женевьева. – Эдвина – ты, кто помогал мне учиться блюсти честь, кто объяснял мне истинное значение этого слова!

– О да! Я, конечно же, могу сказать о себе: «Я честна!» – произнесла Эдвина, все еще улыбаясь, она приподняла кубок, словно обращаясь к Женевьеве с каким-то лишь им двоим понятным тостом, затем повернулась к портрету Эдгара, висевшему над камином: – Но любовь – гораздо более важная вещь, нежели честь. Я слишком сильно люблю свою дочь, и если честь Эдгара будет ценой жизни или безопасности моей дочери, то я, не задумываясь, пожертвую первой. Когда у тебя появятся дети, девочка, ты поймешь меня.

Женевьева опять повернулась к огню.

– Неважно, что их у меня пока нет, – сказала она негромко. – Я знаю, что такое любовь.

– Ах, да, Аксель! Довольна ли ты временем, проведенным со своим обожателем? – Эдвина переменила тон. Она снова была насмешлива и весела. Знала ли Женевьева о том, что ее тетка способна на серьезные поступки, знала ли она о твердости ее характера? Возможно.

– Обожателем? – девушка засмеялась. – Аксель – самый лучший парень и вовсе не обожатель, ты же это знаешь!

– Да, конечно, он неплохой жених… – заметила Эдвина, – я думаю, что у вас будет превосходная семья! Ты ни о чем не беспокоишься, Женевьева?

– Да, да конечно, – рассеянно ответила ее племянница.

– Надеюсь, ты не чувствуешь каких-либо колебаний по этому поводу? – не отставала Эдвина. – Ах, Женевьева! Я от всей души желаю вам счастья! Я так рада, что выбор твоего отца пал на человека, который пришелся тебе по душе!

– У меня совершенно нет никаких колебаний! – торжественно заявила Женевьева. – Просто… – она заколебалась, и румянец залил ее щеки. Но, тут же Женевьева беззаботно рассмеялась. Если она не может сказать этого Эдвине, то кому еще она скажет? – Ах, если бы ты знала… – она схватила бокал с вином и держа его перед собой выполнила несколько танцевальных па: – Аксель и я будем просто замечательной парой! У нас одни и те же вкусы, мы одинаково думаем об одних и тех же вещах, мы похожи во всем! Он уважает меня, а я восхищаюсь им. И более того! Я люблю его! Я представляю, как мы вместе сидим у камина на Рождество с бокалами вина в руках, молча глядим друг на друга. Когда мы вместе садимся за стол… Это просто что-то…

– Просто что? – спросила Эдвина с едва заметной усмешкой в голосе.

– Ах, я не знаю, я не знаю! – ответила Женевьева, кружась на месте. Ее волосы и подол платья взметнулись в воздух. – Просто что-то! Это что-то описано во всех сонетах, во всех стихах, во французских балладах, у Чосера[14], греческих поэтов. Эдвина! Неужели, неужели это происходит, когда ты вступаешь в брак? Это удивительное, это загадочное чувство! Когда можно умереть ради его поцелуя, ради его прикосновения! Это…

– Женевьева! – проницательно заметила Эдвина. – Ты любишь свою любовь к нему! Сама любовь – это нечто другое. Она спокойнее, глубже и остается с тобой навсегда. То, о чем ты только что говорила – это…

– Что? – задумчиво спросила Женевьева.

– Это страсть, – неохотно продолжила Эдвина. Она снова уселась за свое рукоделье, воткнула иголку и некоторое время молчала, глядя куда-то вдаль.

– Женевьева! Не отдавайся страсти! Подобные вещи всегда ранят тех, кто им позволяет взять над собой власть и даже тех, с кем это происходит случайно. Просто радуйся тому, что ты и Аксель – прекрасная пара, что он мягкий и рассудительный человек, что…

– А с тобой все было также? – Женевьева присела возле ног Эдвины. Женщина внимательно посмотрела в огромные, влажные глаза племянницы, глаза серебристого цвета, прекрасные, очаровывающие, сияющие, и чуть заметно вздрогнула, понимая, что Женевьева никогда не остановится на половине пути. Ее племянница слишком безрассудна и поглощена страстью, и внезапно Эдвина обеспокоено подумала о том, что Аксель, возможно, не самый лучший вариант для Женевьевы. Он, конечно же, прекрасный молодой человек, но больше ученый, чем рыцарь, и, пожалуй, слишком мягок для этой буйной души. Она с видимым усилием попыталась ответить на вопрос племянницы:

– Была ли в моей жизни страстная любовь? – и засмеялась. – Женевьева, моим первым ощущением, сопутствовавшим большой любви, было недоумение. Я задавалась вопросом, как кто-то может пытаться описать такое чувство в стихах? И тогда же…

– Все-таки это было с тобой! Когда ты вышла замуж! – упорно настаивала Женевьева. – Вот чего я хочу! Чтобы мужчина любил меня также, как Ланселот любил Гуиневере, как Парис[15] любил Елену!

– Это разрушительная любовь, учти, – предупредила ее тетка.

– Нет, это романтическая любовь, – не согласилась Женевьева. – Ах, Эдвина! Неужели это придет, когда мы поженимся? Неужели это случится?

Какой же ответ могла дать ее старшая подруга? Нет, это никогда не придет к тебе. Но разве это будет правдой? Любовь, которую описывают поэты в своих творениях, когда не хочется ни есть, ни спать, которая заставляет дрожать от сладостного предвкушения, которая дарит и радость, и горе, минует ли она ее племянницу, натуру нежную и страстную? Да, Эдвина познала любовь и открыла для себя, что она отнюдь не холодная женщина. Брак был удачным, и они оба были удивлены и обрадованы этим, но затем Филипп умер, и Эдвина постигла всю тяжесть одиночества.

Эдвина отвела свой взгляд, притворившись, что всецело погружена на мотке шерстяных ниток, который она держала в руках.

– Я думаю, что ты очень хорошо относишься к Акселю, и что вам вдвоем будет хорошо…

Дверь в большой зал внезапно открылась, и в нее ворвался сэр Эдгар, за ним, буквально наступая ему на пятки, вошли Аксель, сэр Гай, сэр Гэмфри.

– Господи! Это же невозможно вынести! – Голос Эдгара гремел, лицо было красным от гнева. Он швырнул свои боевые рукавицы на стол и принялся громко кричать Грисвальду, чтобы тот принес побольше эля и мяса.

– Что случилось, скажи! – Женевьева поднялась на ноги и подошла к отцу. Она внимательно посмотрела на сэра Гэмфри, старого и верного друга сэра Эдгара, затем перевела взгляд на сэра Гая, близкого друга Акселя, красивого молодого человека.

– Этот Тристан де ла Тер проклянет день, когда он родился! – поклялся Льюэллен. – Дочь! Посмотри на это! Просто посмотри на это письмо!

Женевьева вопросительно взглянула на жениха. Аксель пожал плечами под ее взглядом и молча кивнул, давая понять, что ей лучше прочитать письмо самой. Женевьева неохотно посмотрела на сломанную печать конверта и открыла клапан, чтобы достать послание. Почерк был довольно красивым и аккуратным, зато содержание говорило о наглости и самонадеянности автора – и, как сказал отец, – его нельзя было оставить безнаказанным. Письмо адресовалось Эдгару Льюэллену, господину Эденби.

Женевьева посмотрела на отца.

• Предыдущая
• 6/110
• Следующая