15 лет и 5 минут нового года (СИ) - Горышина Ольга - Страница 10

— Или один раз заболеть… — улыбается, как самый натуральный больной. — Малин, я могу уйти. Но мне у тебя очень хорошо. Даже когда ты бухтишь… Ну, побухтишь и перестанешь…

— Хотел сказать, заткнешься!

— Малин, кто из нас грубый? Точно не я…

Я! Конечно, я!

А он требует нежности! Ее было достаточно до того самого момента, когда я окончательно решила, что Игорь Игорем, а личную жизнь лучше устраивать до двадцати пять. В крайнем случае до тридцати… А в тридцать три нужно послать козла, поняв, что дальше он будет становиться только хуже.

Леша действительно не понял моего «вот чемодан, вон дверь». Даже спросил, как дурак: это, типа, я так штамп в паспорт требую? Нет, требую очистить мое личное пространство. Катись к мамочке под бочок. Пусть она тебя кормит, гладит и холит, раз такого дармоеда вырастила!

Господи, дура… Ну вот не надо было начинать со Знаменевым — он задрал планку, до которой никто даже допрыгнуть не пытался, не то что сбить!

И дело далеко не в деньгах. Дело в нем, вот в этом вот во всем…

— Ешь! Молча… — сунула я тарелку ему под красный нос.

— Заткнись, да?

Он сжался — в моей руке оставалась ложка. По лбу он мог легко ей получить. Если не за нынешние продукты, так за те чертовы фрукты… Это в шестнадцать я растерянно смотрела на протянутый пакет, ища цензурные слова, чтобы послать нахала.

— У меня бабушка совсем не выходит из дома. Отрастила себе космы до плеч, а сама феном не пользуется. Как только вымоет волосы, тут же сопли и на две недели кашель. Моет их дай бог раз в месяц, остальное время косынку носит. Приглашал уже трёх мастеров, всех выгнала.

Я не улыбнулась. Его улыбка совсем не казалась заразительной. И глаза больше не блестели слезами. Верилось ему с трудом, и я, окружённая взрослыми коллегами и посетителями, которые подтянулись за час моей работы, ощущала их молчаливую поддержку и поэтому раздухарилась.

Ну а что… Не подкараулит же он меня по дороге домой. Да я и не хамлю особо. Так, ставлю на место, а то своего я в драных колготках уже просто не нахожу.

— И чем четвёртый должен отличаться? — нервы и голосовые связки заиндевели и дрожали. — Блином только первый ком, а у вас, судя по всему, уже традиция наметилась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я на секунду задумалась и покраснела — надо же было так оговориться!

Но Игорь не высмеял меня. Или сам не заметил, что я перепутала местами блин с комом. Вся горю, не только лицо — как говорится, на миру и смерть красна. Сейчас умру от стыда, не зная, как отвадить наглеца, которому на других людей просто плевать. Он тут наврет с три короба про своих несчастных троюродных тетушек, только бы… Ну и зачем я ему сдалась?

— А я тактику сменю. Введу тебя в дом не как парикмахершу, а как свою знакомую… — последовала заминка, явно ведь собирался сказать «девушку». — Ну и ты как-нибудь уж уговоришь мою бабушку. Я хорошо заплачу.

Вот так, значит, покупают девушек золотые мальчики? Только зачем для этого бриться надо было…

— А я только под машинку умею, — решила я отбрить его по-парикмахерски. Да хер меня голыми деньгами возьмешь. — Бабушка ваша… — я все же так и не решилась начать ему тыкать. — Без волос остаться не согласится. Я не буду брать на себя такую ответственность…

И тут мне на выручку пришла кураторша моей практики, сообщив грозным тоном, что молодой человек отвлекает мастера от работы. Игорь не стал настаивать. Положил пакет к моим ногам и вышел, хлопнув дверью. Ну, тут не он виноват, а дверь. А в этих фруктах чья вина?

— А вдруг у него действительно бабушка? — подал голос пенсионер из соседнего кресла.

— Бабушка не бабушка, — заявила грозно мастер, поднимая на расческу жидкую седую прядь, — а криминальную хронику никто не отменял. Береженого бог бережет.

Бережет, но не уберег… Меня. От самой себя и от соблазна заглянуть в пакет. Домой, понятное дело, ничего брать не буду — помою фрукты для всего коллектива, который так дружно меня защищал. А колготки переодела — буду считать чаевыми. Собственно мы не обязаны были брать эту четверку без записи… И…

Когда мастера пошли покурить, я вышла в холл к книжному развалу купить газету с кроссвордом. Там, конечно, глаза без спроса покосились на тонкие книжечки с дамскими романами. Но я уже получила за них по ушам от мамы: она отобрала историю про страстного греческого миллионера с яхтой со словами: такое после пятидесяти читать только можно.

— Ты Малина, да? — спросил дядька-газетчик, протягивая мне кроссворд. — Вот. Просили передать.

— Что передать? — спросила, хотя уже видела нацарапанный на полях газеты номер телефона и имя: конечно же, имя было Игорь.

Настырный козел! И что думает, позвоню?

— Позвонишь, когда домой пойдешь?

— Зачем? — спросила, забирая у больного пустую тарелку.

— Чтобы я успел побриться…

Шутит?

— Ты мне бритый сегодня не нужен.

— Да я тебе никакой не нужен! — усмехнулся, болезненно сжимая губы. — Уже понял… Позвони, пожалуйста. Я хоть в душ схожу. Тебе же минут десять идти? Потом ты меня в него не пустишь…

Ну хоть что-то он обо мне знает! То, что после рабочего дня я полчаса стою под горячими струями, смывая с себя дневной негатив.

— Хорошо, позвоню. Но если будешь мокрый, переоденься без душа. Договорились? Или два раза прими душ. У меня много полотенец.

— Слушай, у тебя в маске такие глаза выразительные… И брови…

Если бы не было жалко постель, я бы одела эту грязную тарелку ему на бошку!

— Поспи, пожалуйста. И вот…

Я выдвинула ящик тумбочки и… Задвинула в самый дальний угол коробочку, которая нам без надобности, и взяла другую — с пластинами для носа.

— Смотри на меня!

Он и так смотрел. Внимательно. Аж до красноты в глазах. Я сняла бумажную защитную упаковку и перехватила пластырем его большую переносицу. Запахло ментолом.

— Дышать хоть сможешь во сне. Реально помогает при заложенности носа.

— При любой заложенности поцелуй помогает. Он всегда помогает. Но через маску не надо…

Через маску можно только улыбнуться. Пытается вернуть мне хорошее настроение? Меня уже отпустило на прогулке с Гретой. Собака снимает стресс не хуже горячего душа.

— Спи, пожалуйста. Сейчас дождь пойдет. Под дождь всегда хорошо спится. И под таблеточки.

Я ушла. Он остался. И с ним осталась часть моего сердца, поэтому весь вечер так щемило в груди. И я сорвалась на клиентке. По телефону. Пусть и за дело! Но могла бы отказать поспокойнее.

— Вам что больше подходит? Вечер? Или утро?

— Мне без разницы. Я на больничном, — ответила звонившая совершенно спокойно.

А я аж слюной подавилась. Офигела, что ли? Она, и я от ее наглости. Болеете — не таскайтесь по местам сферы услуг. Парикмахер тоже человек, а не расческа, ножницы, фен! До весны далеко, до весны пять месяцев, это при хорошем раскладе. Здоровье до весны ищи-свищи. А нам нужно работать, чтобы вы хорошо выглядели хотя бы в собственных глазах!

— Тогда перезвоните нам, когда вас выпишут! Мы не принимаем клиентов с явными и неявными признаками простуды.

Только на дому. Боже… Как я переживу эту ночь?! И как не заболеть из-за него теперь по-настоящему!

Вечером дождя уже не было, зато ветер нагло бросал в лицо перехваченные в хвост рыжие кудри. В ноябре мечтаешь лишь об одном: не промокнуть и не простыть. И о втором: уйти пораньше с работы. Хотя это желание демисезонное и почти невыполнимое. Вот и сегодня не получилось закрыть дверь парикмахерской раньше девяти. Не смогла отказать постоянной клиентке, которой ну вот прямо сейчас необходимо было подстричься.

— Не спишь? — спросила в телефон, когда Игорь ответил на звонок только после третьего гудка.

— Ты часто допоздна работаешь? Могла бы сделать для меня исключение. Всех денег не заработаешь…