Быть собой (СИ) - "Sleepy Xoma" - Страница 38

Императору стало интересно. Этот бунтующий мальчишка, любящий разглагольствовать о равенстве и вреде рабства, одновременно с тем являлся одним из самых сильных чародеев империи, что бы ни говорили прочие. Оттого он и сохранил наглецу жизнь — такими людьми никто не разбрасывается. Кому же Маркаций мог проиграть? Убить чародея его уровня… На такое был способен разве что Цирилен, да и то, лишь использовав магию духа. Неужели доверенный чародей осмелился пойти на такое? Он всегда ненавидел Маркация, так может быть, решил, что сейчас — подходящее время, чтобы свести старые счеты? Или Цирилен тут не причем, а Лиций сам разобрался с сенатором — он тоже никогда не был в восторге от идей последнего — и решил, что появился хороший способ насолить недругу.

Лиций, прекрасно умевший чувствовать настроение хозяина, молча стоял и ждал дозволения продолжить. Император бросил короткий взгляд на жрецов — служба продолжалась, как ни в чем не бывало, и спросил:

— Что стало причиной смерти?

Горбун задумался.

— Я думаю, что огонь.

— Думаешь, или знаешь? И если огонь, то кто мог его вызвать? Маг уровня Цирилена? — он кинул наживку и умолк, ожидая, заглотит ли коротышка ее, или нет.

— Все может быть, владыка, — неопределенно ответил глава тайной службы. — Это выяснят мои люди. Как только я узнаю, тотчас же примчусь к вам.

«Еще бы не примчаться, если есть возможность прижать Цирилена», — подумал император. — «Хотя он не слишком-то уверенно говорит, похоже, есть что-то еще».

— Это все?

— Нет, — Лиций замялся. — Не уверен, что это существенно, но все же. Незадолго до смерти сенатора — полторы луны назад — в поместье приехал на обучение какой-то юноша. По виду — южанин. Слуги сказали, что он сын одного из друзей Маркация, женившегося на варварке из провинции Тимберия и жившего там.

— Но?

— После пожара юноша пропал.

— А трупы?

— Не могу сказать наверняка. Слуги не уверены, говорят, он был слишком щупл, чтобы оказаться одним из сгоревших. Но вы же знаете, что огонь иногда творит с плотью и костями странные вещи.

Анаториан задумался, ощущая волнение.

«Совпадение? Может быть, а может и не быть. С одной стороны — толком ничего не понятно, с другой же — а мог ли кто-нибудь кроме выпестанного Фарниром палача убить Маркация?» — он задумчиво постучал пальцем по трону. — «Или все-таки собственные подчиненные свели старые счеты? Не нужно делать поспешных выводов, это опасно».

— Слишком мало сведений. Но случай действительно странный. Разберись в этом, если нужно — обратись к Цирилену, он поможет. Расшибитесь в лепешку, но узнайте, что творилось там в момент пожара.

— Слушаю и повинуюсь.

— Хорошо, можешь идти. Если, конечно, не желаешь остаться на праздник.

— Не желаю, — карлик еще раз поклонился и, пятясь, скрылся из вида.

Анаториан лениво потянулся.

Да, вот уж действительно, не знаешь, откуда ждать подвоха. Ну кто бы мог подумать, что след — тоненький и ненадежный, но все-таки, — отыщется на краю мира, в поместье опального сенатора, который навлек на себя немилость своего повелителя.

«Сколько лет назад это было? Десять? Или все же восемь?» — Анаториан напряг память, но вспомнить не удавалось. Время, ставшее его другом, одновременно с этим было и главным врагом, утекая сквозь пальцы, как песок. Годы складывались в десятилетия, а те, собираясь, образовывали полноводную реку веков. И он плыл по ней на утлой лодочке, купленной — за страшную цену — у едва ли не самого опасного существа в мироздании.

«И почему только меня не оставляет ощущение, что дно лодчонки уже залито водой, и если не схватить черпак прямо сейчас, то я пойду ко дну?» — подумал Анаториан. — «Проклятый Фарнир! Полвека не появлялся, а тут — на тебе! И что только надо этому проклятому комку шерсти?»

От невеселых размышлений его оторвал шум, доносившийся снизу. Шум странный, нехороший. Анаториан встрепенулся и тут же услышал то, чего просто физически не должен был слышать в таком гуле — царапанье коготков по мрамору. Полубог горестно вздохнул и покачал головой — накликал!

Жрецы и ближайшие прихожане тоже начали озираться, услышав странный звук. Наконец их любопытство было удовлетворено — из-за колонны появился громадный еж, неспешно семенящий по своим ежиным делам прямо к строю преторианцев. Он прополз под щитом одного из них, совершенно не обращая на людей внимания. Остановился и принюхался. Затем на удивление целеустремленно направился к алтарю, на котором стояла большая ваза с приношениями богине плодородия — свежеиспеченным хлебом, маслом, сыром, овощами и фруктами.

С неожиданным для столь коротколапого существа проворством еж взобрался на алтарь и, провожаемый тысячами совершенно сбитых с толку глаз, надкусил большой персик.

— Богохульство! — взревел один из жрецов и кинулся к зверю.

— Стой! — Анаториан вскочил с трона, но было уже поздно — глупец схватил ежа, намереваясь метнуть его куда подальше, а в следующий миг из-под крыши сорвалась змеящаяся молния, которая ударила точно в человека.

Тот издал страшный, душераздирающий, вопль и рухнул замертво. Еж же, как ни в чем не бывало, освободился и вновь забрался на алтарь, решив на сей раз отдать предпочтение финикам.

— Все вон! — Анаториан взревел так, что многие люди схватились за уши.

Храм начал пустеть с умопомрачительной скоростью. Все знали, что, когда повелитель приказывает таким тоном, не следует задавать вопросы. Нужно хватать ноги в руки и бежать так быстро и так далеко, как только получится.

Император все это время стоял, точно статуя, сложив руки на груди. Только когда последний прихожанин покинул храм, Анаториан накрыл его непроницаемым для любого подслушивания и подглядывания куполом, и повернулся к Фарниру.

— И обязательно было так делать? Всех прихожан распугал.

— Допустим, распугал их ты, — резонно заметил еж, вгрызаясь во второй финик. — Просто объеденье. Откуда привезли, из Тимберии?

— Зачем ты пожаловал? Опять.

— Повторяешься, — еж в один присест заглотил третий финик и направился к амфоре с вином. Легким движением лапки он поднял сосуд и наполнил два золотых кубка, стоящих рядом. Один кубок оказался зажат в ежиных лапах, а другой — материализовался в руке императора. — Выпьем?

Анаториан отсалютовал своему собеседнику и залпом осушил кубок. Вино оказалось превосходным, но легче от этого не стало. Фарнир же не торопился, он медленно и аккуратно пробовал напиток, отдавая должное букету, и даже прикрыв глаза от удовольствия.

— Все-таки удачно устроились ваши боги. Мало кого будут так хорошо кормить за красивые глаза.

Анаториан заворожено следил за действиями бога Хаоса.

— Слушай, а что, ты совсем их не боишься?

— Кого, этих? — Фарнир указал лапой на статуи и презрительно фыркнул. — Они не способны даже разрушить мир, не говоря уже о сотворении нового. Так, мелочевка, созданная вашей верой и ею же питающаяся. Хотя, — он проделал свой излюбленный трюк, оказавшись на шее Анаториана, — помню, годков этак пятьсот-шестьсот назад эти идиоты дерзнули бросить мне вызов.

— И что было?

— Как что? Они меня убили, — хихикнул еж. — Сам-то как думаешь? Я уполовинил ваш пантеон, после чего оставшиеся кинулись молить меня о прощении. Ну, хотя бы развлекли, а потому я не стал добивать их. С тех пор в этих местах правят Девятеро, а не Восемнадцать.

Фарнир вернулся на алтарь и принялся уничтожать оставшиеся персики, а Анаториан стоял с открытым ртом. К такой правде он был не готов.

— И каких же богов ты убил?

— Хм-м, богиню домашнего очага, бога виноделия, бога кузнечного дела, еще кого-то, — он отмахнулся. — Не все ли равно? Они были, теперь их нет, а оставшимся пришлось взвалить на себя работу умерших. Только это и важно в нашей вселенной. Кому-кому, а тебе не стоит забывать о таких вещах.

Это размышление, больше похожее на угрозу, напомнило императору, с кем он сейчас говорит, и тот вернулся к первоначальной теме разговора.