Контракт на молчание (СИ) - Гейл Александра - Страница 51

— Клинт, что ты делаешь? — спрашиваю я таким же холодным голосом, каким сковало все внутри от понимания.

Противореча сама себе, я вскакиваю с кровати, подхожу и вырываю у него из рук папку, не давая возможности ответить. Да, ту самую, что возила к Эперхарту сегодня вечером.

— Что ты там искал?

— Да ничего. Просто любопытно. И прежде, чем ты скажешь, это не нарушение контракта, ты мне ничего не рассказывала.

Он поднимает руки и улыбается. Будто долго искал и нашел, наконец, лазейку. Будто мы все это время просто играли, но он придумал способ обмануть навязанные правила. Какой хитрец, какой молодец. Выиграл. Только вот вопрос: что именно выиграл?

— Да, Клинт? Правда?

Меня трясет от злости. Что за странность лезть в чужие бумаги?! Даже я не смотрела, что именно возила на подпись Эперхарту. Мне бы и в голову не пришло ничего подобного, несмотря на то, что я сотрудник «Айслекса» и ему же принадлежат бумаги. Несмотря на то, что Боуи не посчитал важным их прятать от меня. Это не мое, это не для меня. Зачем мне влезать в чужие дела? Да даже чужие секреты — лишнее и зачастую необоснованное давление. Не надо мне его!

Так зачем оно тогда Клинту?

— Да что такого? Думаешь, я что-то понял?

— Интересно, ты ко всему относишься так легкомысленно или только мне везет?

Я кидаюсь к шкафу и достаю оттуда первые попавшиеся вещи. Натягиваю майку, чуть не запрыгиваю в джинсы. Спешу как могу. Я настолько зла, что эта злость гонит меня из дома в ночь, да поскорее.

— О чем ты говоришь вообще? И куда собираешься в такой час?

— Вернуть документы человеку, который дал их мне на хранение на одну ночь. Оказывается, я не могу оставить в своем доме конфиденциальную информацию и быть уверенной, что она таковой останется! А говорю о том, что ты сам был за то, чтобы я едва ли не переехала жить в офис, но вдруг начал предъявлять претензии, что не можешь сунуть туда нос, чтобы подсмотреть, как я там без тебя.

Клинт угрожающе выдвигает вперед нижнюю челюсть, но этот жест вызывает у меня одно только презрение.

— Ты сама решила, сама согласилась. И ты проводишь на работе вечеров больше, чем дома, стала странная, отстраненная, мечешься из крайности в крайность: то вся из себя красавица, то старательно прячешься под балахоны, то и вовсе идешь на работу с адским похмельем. Все это на тебя не похоже. О сексе я молчу, мне он «позволен», а ты не участвуешь. Ну, кто из друзей тебе нашептывает обо мне? Кому ты так нравишься, что он решил нас разлучить?

Я сглатываю ком в горле. Невнимательный он, значит? Валери, когда ты уже начнешь доверять себе больше, чем другим? Эперхарт видел Клинта лишь однажды, и ты, ослепленная влюбленностью, решила, что его мнение вернее твоего. Другое еще удивительнее: как ты сама проглядела, что Клинт заметил все твои странности и смолчал? Почему дала ему себя облапошить? Почему сама была так невнимательна?

— Раз заподозрил, Клинт, тебе следовало не лезть в чужие документы и строить догадки, а нормально поговорить со мной! Почему ты этого не сделал? Хотя, постой, теперь уже давай без обиняков. Скажи, в чем меня подозреваешь, и покончим с этим, — говорю я хрипло, застыв у дверей квартиры с папкой и мобильным в одной руке и ключами — в другой.

Скажи, что я тебе изменила. Тогда я отвечу, что да. Буду иметь право ответить.

— Сказать — что?

— То, к чему ты ведешь.

Клинт закатывает глаза.

— Ты мне не изменяла.

Я удивленно моргаю. Откуда эта уверенность? Доверие доверием, а самомнение самомнением, но ни один человек без колебаний не ответит на этот вопрос, если у него нет на то причин. Боюсь, догадка банальная и на поверхности. Многим знакомая. Но оттого не менее обидная и разрушительная.

— Выходит, до этого дня по ночам ты читал не документы, а мои переписки. — Я усмехаюсь, не скрывая досады. — Конечно, ты даже говорил, что находил страницы моих друзей. Просто не сказал, что нашел их через мой аккаунт. Все это время меня проверял…

Но именно Эперхарт мне никогда ничего не писал и не напишет. У меня даже звонки от него все сплошь в рабочее время. Мне здорово повезло, что той ночью, когда я напилась и ушла, Клинт вырубился после перелета, иначе он бы за мной проследил, встретил на улице… И разговор об измене состоялся бы раньше, а я в своей наполненности чувством вины по самую крышечку, позволила бы жениху мной помыкать. Он уже пытался это делать, просто я не замечала! А я не знающая себе цену супермодель, я бы не очнулась, собирая чемоданы на какой-нибудь остров… Ха, да и с островом, в общем-то, промашка.

— Почему это тебя тревожит? Тебе есть что скрывать?

— Всем есть что скрывать, Клинт.

Ничего не видя и едва соображая, я выскакиваю из дома, забираюсь в машину и роняю голову на руль. Надо взять себя в руки! Я не понимаю, что именно изменилось, ведь вроде бы ничего страшного — многие читают переписки, но мне все годы с Клинтом теперь видятся иначе. Он проверял меня всегда? Поэтому он так хотел меня в жены? Всю до кончиков ногтей правильную, чистенькую, девственную до встречи с ним? Он четыре года уверялся, что я буду всегда только его. И я была бы. Все той же стерильно-скучной, едва тлеющей. Не встреть я по чистому недоразумению и отчасти с подачи Клинта мужчину с восхитительно подходящим ему именем — Рай.

Сидя в машине, в темноте, при тусклом свете уличного фонаря я пытаюсь припомнить, как у нас с Клинтом было раньше. Сначала, когда мы только познакомились, я была ослеплена гордостью за то, насколько симпатичный мне достался бойфренд. Мне нравилось, что мы почти никогда не разлучались, везде появлялись вместе, почти безупречные… приторные, как назвала нас одна моя подруга. Кстати, я это не посчитала за недостаток. Потом как-то получилось, что мы с Клинтом чаще стали встречаться с моими друзьями на парных свиданиях — это же логично. А потом мама стала болеть все сильнее, и все эти лица волшебным образом превратились в имена в списке контактов. Кому нужна подружка, которая может встретиться только раз в пару месяцев? Вот так незамысловато моей единственной и нечастой компанией стали приятели Клинта. Ему даже не нужно было меня контролировать и ревновать: не к кому. Я вся была его по собственной воле и/или в силу обстоятельств.

И было бы так и дальше, не перетряхни мой скудный мирок смерть мамы, переезд и одно крошечное предложение, подсказавшее, что жизнь бывает совершенно другой. Причем намного чаще, чем я думала. Все изменилось, я на острове, где у меня своя работа, свои друзья, свои секреты, а мужчин в разы больше, чем женщин. А еще я начинаю ускользать. Конечно же, Клинт в панике.

То, что из-за пункта о молчании начнутся проблемы, было ясно с самого начала, но он решил, что справится, я решила, что справлюсь, мы решили, что справимся — кстати, это все совершенно разные вещи. И в первый день в это мы молнией ударяет Эперхарт, разбивая такое хрупкое доверие. Мы сгорают дотла. Остаются лишь он и я, а этого недостаточно, чтобы отношения остались здоровыми. У каждого появились свои тайны, свои демоны, на борьбу с которыми потрачены все силы, должные идти на мы.

Это моя вина, моя ошибка, моя неопытность. Я жила, не зная себя, не понимая себя. Не сознавая, сколько всего вокруг неизведанного, притягательного, многозначного. Вот что имела в виду мама, говоря, что Клинт не сделает меня счастливой. Я была слишком молода и неопытна, ухватилась за первого же человека, который захотел всерьез быть со мной. Я позволила его представлениям определить мою жизнь еще до того, как разобралась с собственными, до того, как увидела что-то еще. Просто хорошая для него, не представляющая, хорош ли он для меня.

Но как только я начала понимать, что мне нравится и где мое место, посыпались откровения, к которым я оказалась не готова. Отсюда все ошибки: я не сознавала, что настоящая я непохожа на версию, которую придумал себе Клинт и которой я пытаюсь придерживаться.

— Боуи, не ори на меня и не кидай в черный список. Мне нужно узнать твой адрес.