Командир поневоле (СИ) - Курзанцев Александр Олегович "Горный мастер" - Страница 5

Нет, уж, дорогуша, не в этот раз. Отшатываюсь, швыряю в неё подвернувшуюся под руку табуретку, на ходу преобразуя деревянные ножки в острые пики.

Добравшись до ванны, срываю в одно движение занавеску, перехватывая словно импровизированный плащ. Бью пяткой прямо по вделанному в стену крану, сворачивая его набок и окатывая нападавшую выстрелившим под давлением потоком воды.

Секунда замешательства, но мой кинжал уже проскальзывает меж рёбер, клюя прямо в сердце. Вот и вторая оседает безвольной куклой, и мы остаёмся один на один.

И вновь ни криков ярости, ни слов проклятий не срывается с губ неизвестной, только сужаются полыхающие гневом глаза, единственный индикатор хоть каких-то эмоций.

Медленно и осторожно кружим, пытаясь подловить друг-друга. Снова швыряю проклятье, но промахиваюсь, готовая к такому убийца, ловко уходит в сторону.

Швыряю в неё раскрывшуюся в полёте занавеску, и затем снова накрываю проклятьем. Вот только целю не в неё, а в занавеску, что вспухает облаком праха, на секунду дезориентируя и второе проклятье уже находит убийцу, хоть и краем, но всё-таки цепляя.

От прострелившей конечность боли, неизвестная тут же теряет мобильность, спотыкаясь и падая на колено и я впервые слышу вырвавшийся из её горла стон.

Предлагаю, глядя на замершую женщину, — Сдавайся…

Но та внезапно достаёт кинжал, бьёт себя им прямо в грудь и медленно заваливается, утыкаясь головой в пол с гулким стуком, а я остаюсь один наедине с тремя трупами и разнесённым в хлам чердаком.

Когда я убедился, что все три убийцы действительно мертвы и державшее всю схватку напряжение схлынуло, отзываясь лёгким подрагиванием пальцев, всё еще наадреналиненного тела, то первым делом размотал закрывающую лица ткань.

Устало вздохнул, опустился на пол, прислонившись к перевёрнутому столу, продолжая сжимать кинжал в руке. Все три имели ярко выраженные восточные черты. Похоже нагнал меня таки, привет от Сагира. А может и от Ниике. Этакое своеобразное уведомление о расторжении брака.

Когда через двадцать минут на чердак ввалились вызванные мной инквизиторы из управления и архимаг, я уже успел перекрыть изрядно заливший пол водой кран, поставить на ножки стол и до конца обыскать ещё теплые трупы.

На столе в ряд лежали три амулета маскировки и три ученических медальона студенток второго курса. Вот только имена, нанесённые магией на задней стороне медальона, никак на султанские не походили.

Что настоящих владелиц медальона нет в живых, я почти не сомневался. А это значит опять трупы невинных и вновь на моей совести. Ещё три пополнивших личное кладбище за спиной.

Будьте прокляты твари, льющие невинную кровь. Будьте вы прокляты!

В эту ночь Сагир Джафар спал плохо, проворочавшись до самого утра. А утром, тяжело дыша и потея вызвал дворцового лекаря, но тот только развёл руками, предположив, что великий визирь просто переутомился. Однако в обед тому стало хуже, и молодое тело мага стало стремительно чахнуть без видимых причин.

Только старая ворожея, оказавшаяся с небольшим даром к магии проклятий, смогла углядеть на Сагире тонкую, даже тончайшую нить проклятья, что неумолимо вытягивало из того жизнь.

Вот только снять его не могла ни одна из спешно разыскиваемых по столице ведьм, лишь разводя руками и указывая, что тут нужна ведьма рангом не ниже мастера, да и то имеющая опыт в подобных проклятьях. В чем все ведьмы были единодушны, так в том, что великий визирь до утра следующего дня не доживёт.

Умирать Сагиру не хотелось. Особенно теперь, став вторым лицом в государстве, а может даже, в чём-то и первым, как верховный жрец культа Смерти. Поэтому запершись в заклинательной зале дворца, он покрепче сжал руками с иссушённой, пергаментной кожей, некромантский посох, а затем, потрескавшимися губами восьмидесятилетнего старика, принялся шёпотом зачитывать слова древнего заклинания.

Спасти от проклятья могло только одно — превращение в лича, в высшую нежить. Его единственный шанс. Приходилось бросать всё, что так любил Сагир в этой жизни: вино, женщин, богатство и власть, нежить теряла любые эмоции и привязанности, но умереть окончательно для него было ещё нестерпимей.

Когда через час из распахнувшихся дверей выплыла закутанная в балахон и источающая могильный холод фигура когда-то бывшая великим визирем, слуги в ужасе попадали ниц, молясь только об одном, чтобы этот беззвучно скользивший по полу ужас прошел мимо. Вот только новоиспечёный лич был голоден, как всегда после подобного преобразования и вспыхнувший посох в руках тут же высосал жизненную энергию, превратив ближайших людей в иссущённые мумии.

— Вот и остались самые одарённые, — произнесла Элеонора, внимательно оглядывая вдвое похудевшую группу, отдельно остановив взгляд на мне и скучковавшейся вокруг меня пятёрке.

— Вам там не тесно? — поинтересовалась с лёгким сарказмом и Эльза с одной стороны, а Мерв с другой, чуть покраснев, отодвинулись, перестав напропалую в меня вжиматься.

Чуть улыбнулся завкафедры в ответ, но та только гордо вздёрнула подбородок и отвернулась.

“Недовольна, наверное, что ей мини-бикини не привезли, — подумал я, — но это Серёги косяк, я ему говорил бери больше размер, а он всё — пойдёт, пойдёт. Не учёл, что у магистерши проклятий бюст крупнее”.

На мой весьма поднаторевший на девчонках взгляд, там был самый что ни на есть пятый размер, а у нас лифчики оказались только четвёртого максимум. Нет, был там один комплектик — на любой размер, собственно там было-то два мелких треугольничка на соски и один такой же внизу, самый срам прикрыть, но такое, не отличающейся кротостью и человеколюбием, тёмной магичке даже Глушаков дарить, то ли постеснялся, то ли побоялся. Может там и образ жены маячил на горизонте, та за такой подарок посторонней даме могла тоже устроить, мало не покажется. В общем, Элеонора осталась без обновки и явно на нас затаила. Во что это выльется конкретно для меня, я ещё не знал, но чувствовал, что скоро узнаю.

— Итак, набор проклятий сельской ведьмы вы осилили, — произнесла магичка, — пришла пора начинать изучать уже серьёзные вещи. Забудьте про проклятия творимые по щелчку пальцев, здесь потребуется большая часть вашего резерва и тянуть вы его будете тончайшей паутиной, медленно, неторопливо, виток за витком. — Она оглядела хищно аудиторию, — Есть проклятья, что требуют несколько суток на воплощение, без сна и отдыха, на пределе сил и возможностей. И ошибка, ваша ошибка, поверьте, вам дорого обойдётся.

С ленцой в голосе, вновь пробежав взглядом по полутора десяткам студенток, с одним студентом, добавила, — Надеюсь, никому не надо рассказывать, что это за проклятья и для чего нужны?

Гробовая тишина была ей ответом, дураков, расписываться в собственной глупости, не нашлось. Массовые проклятья, способные накрывать огромные площади, вот о чем толковала Элеонора. По третий курс включительно мы разучивали множество, но исключительно индивидуального действия, заклятий. Работу с ними, выявление, снятие, разбор по классам и принципам. Но это, как говорится, всё несерьёзно, в лучшем случае возможность отбится от шайки бандитов или противодействовать таким же поражающим одиночную цель проклятьям. А вот дальше уже шло то, что, во многом, делало рубежи Империи неприступными.

Границу на замке держали не только пограничные отряды, но и применяемые во множестве, иногда сплошными многокилометровыми полосами, поля проклятий. И все ведьмы от четвертого курса и выше в обязательном порядке, под чутким надзором инквизиторов из Третьего главного ордена, работали на постановке этих полей.

Проклятья со временем ослабевали, их разряжали животные и различная нелюдь. Иногда что-то нарушало тонкую вязь заклинания, полностью его разрушая. В общем, без работы ведьмы не оставались.

— Да, — с этого курса, помимо общих знаков кафедры и факультета, будете носить ещё вот это, — Элеонора подняла, держа двумя пальцами, тонкий серебристый кружок, слабо блеснувший в солнечном свете пробивающемся из окна. — Это особый амулет позволяющий инквизиции отслеживать ваше местоположение. Носить всегда и везде. Снимать можно только в своей комнате в общежитии. Привыкайте, — произнесла она, услышав чей-то тихий недовольный ропот, — вы теперь ни что иное, как боевой резерв имперской армии, причем резерв стратегический.