Серый волк, белый конь (СИ) - Ярошинская Ольга - Страница 28

— Куда это мы пришли? — удивилась Лада.

— Дубравки, — ответил Волк. — Единственное селение в дремучем лесу.

— Отлично! — обрадовалась девушка. — Передохнем, подкрепимся, может, удастся переночевать на настоящих кроватях, а не на куче веток. А потом, со свежими силами, рванем к Ивану.

— Нет, — покачал головой Волк.

— Что? Не будем ночевать? — расстроилась Лада.

— К Ивану мы не пойдем, — сказал оборотень.

Лада натянула поводья, спешилась, сзади налетел богатырь.

— Волк, объясни, что происходит, — потребовала она. — Что значит — не пойдем.

Волк отвел глаза, сорвал травинку.

— Я передумал, — ответил он. — Слишком много всего. Сложно объяснить.

— Ты уж постарайся.

— Поверь, так будет лучше. Ты останешься в Дубравках, я пристрою тебя на постоялый двор, денег у меня хватит на несколько месяцев. А сам попытаюсь найти другую царевну.

— А со мной-то что не так?

Волк вдруг шагнул ближе, обнял Ладу.

— С тобой все не так, — прошептал он. — Ты меня подождешь, я сниму ошейник и вернусь за тобой.

Лада оттолкнула мужчину.

— Ты ведь говорил, что я последняя! Единственная!

— А все почему, — перебил их Проша, — потому что в царских семьях испокон веков так повелось, что мальчики рождаются чаще. Что ни царь, то три сына. А девочки гораздо реже, и все по одной. Вот так и вышло, что единственная царевна — это ты, Ладушка. Но коли выйдешь за меня, то может и девочки у нас народятся. Я-то не царских кровей.

— Да при чем тут ты? — рыкнул Волк.

— При том, что целовался я с Ладой, — степенно ответил богатырь. — А поцелуя без любви не бывает. А если есть любовь, то должна быть и свадьба. Старшенькую дочку Машей назовем, а если мальчик будет, то Васей, в честь моего отца.

— Ты уже все продумал, как я посмотрю, — заметила Лада.

— Ага. Но если народятся мальчики, то останутся в сказочном царстве одни царевичи.

Волк вдруг задумался, потом просиял, хлопнул богатыря по плечу.

— Слушай, Проша, ты — гений! Царевичей ведь навалом! Взять хоть Елисея!

— Постой, Волк, я уже ничего не понимаю, — встряла Лада.

— Послушай, Ладушка, — Волк обнял ее за плечи. — Просто запомни — у меня есть план. Когда ты решишь, что все пропало, что все уже хуже некуда — вспомни этот разговор.

— Так мы идем к Ивану или нет?

— Идем, — кивнул Волк. — Только завернем в Дубравки. Если хочешь, даже переночуем. А ты, Проша, свои матримониальные планы оставь при себе.

— Но я с Ладой целовался! — возмутился богатырь.

— Я тоже! — Волк вдруг наклонился и поцеловал Ладу. Губы обожгло, дыхание перехватило. Он отстранился. — И теперь в два раза чаще, чем ты!

— Да что вы себе позволяете! — возмутилась девушка. — У меня кто-нибудь спросит, хочу ли я замуж или целоваться?

— Что с бабы взять? — флегматично вздохнул Колобок. — Волос долог, ум короток. А у тебя даже волосы короткие.

— Вот и свадебный каравай подкатил, — съязвила Лада. Сердце после поцелуя все еще колотилось, в ушах шумело. Или это не в ушах? Она прислушалась. — Мне кажется, или приближается ураган?

Волк насторожился, а потом забросил ее на коня.

— Скорей, в Дубравки!

Он обернулся зверем и легонько цапнул Беляша за ногу. Конь взвился на дыбы, припустил по дороге. На лицо Проши упала тень, он посмотрел в небо и побледнел:

— Гуси-лебеди.

Стая летела над лесом, выстроившись в идеальный клин, словно отряд истребителей. Серые крылья казались стальными, вытянутые шеи со свистом разрезали воздух. В Дубравках тоже заметили их приближение. За частоколом вынырнули головы в блестящих шлемах, послышались крики. У ворот засуетились люди, стягиваясь в поселение. Дубравки ощерились луками, резкий крик — и в небо взмыли стрелы. Лада прижалась к шее коня, зажмурив глаза. Стрелы просвистели над путниками, гуси резко рассредоточились, выстроились в линию. Ворота с грохотом захлопнулись за Ладой.

— В укрытие! — скомандовал какой-то парень в блестящем шлеме, перехватил поводья коня и завел его под соломенный настил.

Проша вытащил из-за плеча дубинку, загородил девушку. Колобок подпрыгивал на месте.

— Метни меня в них! — прохрипел он. — Как ядро. Главное — раскрути хорошенько. Сумеешь крученый бросок сделать, а, кудрявый?

Лада спешилась, привязала поводья к кольцу в стене. Воин стащил с головы шлем, пшеничные волосы рассыпались по плечам.

— Марьяша! — обрадовался Волк, превратившись в человека.

— Волк! — обрадовалась девушка и с размаху влепила ему пощечину.

— А ты, Волк, оказывается, кобель, — протянула Лада.

— Лада, я все объясню…

— Сначала мне объясни, скотина, — Марьяша пылала гневом. Светлые волосы, достигающие лопаток, разметались, голубые глаза горели. Тем не менее, девушка успевала хозяйничать по дому — зажгла светильник в углу под иконой, одним движением расстелила вышитую скатерть на широком столе, расставила глиняные плошки, бухнула в центр чугунок с картошкой, от которой поднимался пар. Лада следила, как на столе появляются маринованные грибочки, соленые огурчики, сало, нарезанное прозрачными ломтиками. За хозяйкой наблюдать тоже было одно удовольствие — высокая, статная, красивый разворот плеч, на щеках румянец, крепкие бедра туго обтянуты серыми штанами — такую приодеть, или, скорее, раздеть, и хоть сейчас на обложку Sport Illustrated.

Изба Марьяши была подстать хозяйке — крепкая, добротная, без изысков, но очень опрятная: накрахмаленные занавески, скобленый пол, в побеленной печи теплится огонь. На брусчатых стенах развешано оружие: два меча, щит, лук и полный колчан стрел.

Волк подвинул к столу деревянную лавку, уселся.

— Виноват, — покаялся он.

— Да что он натворил? — спросила Лада, с трудом отрывая взгляд от стола.

— Живую воду украл! — Марьяша уперла руки в боки. — А как в доверие втирался: то комплимент отвесит, то улыбнется, то «ах, Марьяша, как вкусно ты пахнешь».

Лада насторожилась. Это звучало очень знакомо.

— Да ты тоже мне авансы раздавала! — возмутился Волк. — А сама хотела в Дубравки меня заманить. Я едва на службу не подписался, насилу опомнился. О, Волк, у тебя такие сильные руки, да такие острые зубы, защити меня, нежную хрупкую девушку. Хотя девушка сама кого хочешь защитит.

— У меня были благие намерения, — сказала Марьяша. — Мне в Дубравках воины нужны. После смерти папы, воеводы, осталась я за главную. А в дремучем лесу, сам знаешь, жизнь не сахар. То оборотни кур перебьют, то медведь в теремок прет на зимовку, то вон гуси-лебеди буянят. А ты Волк, хоть и обманщик, а воин справный. Лучник из тебя, конечно, как с меня гусляр, но в ближнем бою ты хорош. А как часовому тебе вообще цены нет! Так что, если останешься в Дубравках, так и быть, прощу я тебя.

Над крышей раздался гул, как будто над ней пролетел самолет, и Лада вжала голову в плечи.

— Не бойтесь, в дом гуси не сунутся, да и в потемках они плохо видят, сейчас пару кругов сделают и в лес на ночлег полетят. В последнее время что-то неладное творится, — Марьяша жестом пригласила всех к столу, — Гномы по дорогам шмыгают, ищут кого-то, лешие попрятались, а теперь гуси-лебеди от Кощеевой башни прилетели. Надо было мне сразу догадаться, что без тебя, Волк, не обошлось. А ну признавайся, куда живую воду дел? Это бесценный эликсир!

Лада вспомнила, как протирала бесценным эликсиром саднящие от верховой езды ягодицы, и едва не подавилась картошечкой.

— Хотел я живой водой Ивана-царевича расколдовать, — нехотя признался Волк.

— Ошибся ты рецептом, — усмехнулась Марьяша. — Его только царевна оживить сможет. Поцелуем.

— Вот, собственно, ее и веду, — кивнул Волк на Ладу.

Марьяша с интересом уставилась на девушку, которая застыла с набитым ртом.

— Ой, простите, ваше высочество, что я так по-простому. И угощение без изысков…

— И обращение хамское, — подхватил Волк.

— А ведь могла бы и догадаться. Вон какая вы нежная, беленькая, ручки маленькие, не то, что мои грабли, — Марьяша опустила на стол широкую загорелую ладонь, ногти на пальцах были коротко обрезаны. — А уж кудри какие золотые — загляденье! Я свою солому как ни кручу — никакого эффекту.