Мои красавицы (ЛП) - Стрэнд Джефф - Страница 6

— Я буду честна, — сказала Шарлин. — Думала, что упоминание, что я лесбиянка, будет самой неудобной частью нашего разговора.

— Так что теперь ты веришь, на сколько я импульсивная.

— Эм, нет. Ты вооружилась и ходишь по специально запланированному маршруту с определенной целью. Это своего рода противоположность импульсивности. Опасная, да. Чокнутая, можешь не сомневаться. Склонная к самоубийству? Определенно. Но не импульсивная.

— У меня нет определенных маршрутов. Я просто хожу там, где в последний раз видели других жертв.

— Хорошо, вся эта импульсивная или неимпульсивная хрень не имеет значения, — сказала Шарлин. — Что действительно важно, так это то, что ты не должна бродить по ночным улицам, пытаясь привлечь внимание кого-то, кто может быть серийным убийцей.

— А вот с этим я не согласна.

— Я понимаю, что мы только что познакомились, и что нашим основным взаимодействием было то, что ты наблюдала, как я принимаю неправильное решение на работе. Так что я не очень хороший советчик. На самом деле, я ужасный советчик. Но мне не нужно быть гением, чтобы сказать: «Не делай такое дерьмо больше». Ты говорила об этом кому-нибудь еще? Своим родителям? Парню, друзьям?

— Нет.

— Почему нет?

— Потому что.

— Потому что они сказали бы тебе не делать такого дерьма больше.

— Да.

— Это же отличный совет.

— Я знаю, — призналась Герти. — Но что я должна делать? Повесить листовки на остановках? Разместить сообщения в социальных сетях? Просить помощи у всевышнего и молиться всем святым?

— Да, бл*ть, да. Все это. Кроме разве что всевышнего и молитв.

— Ну, я и не ожидала, что ты поймешь. Я просто поддерживала разговор. Ты права — это не импульсивно. Но это также неглупо и не самоубийственно. Да, это опасно, но я знаю, как защитить себя и без колебаний подвергну себя опасности, чтобы попытаться спасти кого-то, кого я люблю. У Кимберли есть семья. Если для нее уже слишком поздно, по крайней мере, я могу попытаться сделать так, чтобы это не случилось с кем-нибудь другим.

Шарлин вдруг почувствовала себя полной дурой из-за того, что назвала ее сумасшедшей. Не то чтобы она думала, что ошибается — просто ей было стыдно за то, что она это сказала. Кто знает, что бы она сделала, если бы кто-то, кого она любила, пропал без вести?

— В этом есть смысл — сказала Шарлин. — Ты собираешься туда сегодня ночью?

— Только не после двух алкогольных коктейлей, нет. Я стараюсь оставаться трезвой, когда рыщу по улицам в поисках серийного похитителя.

— Я рада это слышать.

— Но вот завтра вечером иду.

То, как Герти смотрела на Шарлин, заставляло ее чувствовать себя неловко, будто она намекала на одолжение.

— Я не пойду с тобой, — сказала Шарлин.

— Так я и не просила тебя об этом.

— Я знаю, но уловила эту вибрацию.

Герти покачала головой.

— Я буквально не прошу тебя идти со мной. Женщины были одни, когда пропали без вести. Если я буду с кем-нибудь на улице, он не нападет на меня. Ты разрушишь весь мой план. Плюс нам пришлось бы купить еще один парик. А они, сволочи, недешевые. К тому же мы не сможем надеть его на твою прическу, и каштановые волосы не подойдут к цвету твоего лица, так что это может испортить мой план.

— Мои волосы не будут проблемой, — сказала Шарлин. — А вот все остальное имеет смысл.

— Прости. Но я должна быть одна.

— Я не предлагала тебе свою помощь с этим.

— Ты сейчас говорила так, будто хотела пойти.

— Я же специально в разговоре выделила «нет».

— Ну, ты все равно не можешь пойти со мной.

— Я знаю. Мы это уже решили.

Герти уставилась в свой стакан.

— Я думаю, бармен налил больше чем обычно ликера в мой коктейль.

— Очень может быть. И да, я все еще считаю, что ты не в своем уме, но также скажу, что ты хороший, заботливый человек. И ты храбрая.

— Ты что сейчас, клеишь меня?

— Нет. Только не неряшливых пьянчужек.

— Я выпившая, а не пьянчужка. И я еще ничего не пролила. Это ты неаккуратная, доктор Лазанья.

— Это было сделано от твоего имени.

Герти улыбнулась.

— Конечно, конечно.

— Ты сомневаешься в этом?

— Может быть, самую малость.

— Она заставила тебя плакать. Ты плакала в задней комнате из-за того, как клиентка обращалась с тобой. Это были искренние слезы.

— Ты видела, как она обращалась со мной?

— Нет. Святое дерьмо, ты что меня подставила?

— О, нет, нет, нет, нет. Она была ужасной со мной. Я просто говорю, что ты не видела ситуацию и не знала меня. Может быть, все, что она сделала, — это была немного резкой. Может быть, я просто плакса. Может быть, это был уже третий раз, когда я забыла принести ей масло, которое она просила, и женщина дошла до предела. Может быть, я плакала, потому что рассталась со своим парнем, и солгала тебе, ибо являюсь патологической лгуньей. Все, что я хочу сказать, — это то, что на каком-то уровне ты была рада иметь повод вываливать еду на клиента.

— Знаешь что, я полностью согласна с твоим психоанализом, — сказала Шарлин.

— Правда? Потому что, когда я это говорила, мне казалось, что это прозвучит неблагодарно.

— О, ты определенно казалась неблагодарной. Но я согласна с твоей оценкой. Я сумасшедшая сука, которая вывалила еду на человека, теоретически несправедливо обвиненного, а ты сумасшедшая сука, которая шастает по ночным улицам в поисках опасного психопата.

Герти подняла свой стакан с молочным коктейлем.

— За то, чтобы всегда оставаться двумя сумасшедшими сучками.

Они чокнулись бокалами.

— Ты можешь представить, какой у нас был бы секс? — спросила Шарлин.

Герти рассмеялась.

— Безумный сучий секс? Это вообще безопасно? Разве один из партнеров не должен быть вменяемым? Я чувствую, что тебе нужен голос разума, иначе ты закончишь тем, что, я не знаю, будешь использовать перец хабанеро в качестве секс-игрушки.

— Обычно я провожу линии свечным воском.

— Я провожу линию «ой».

— Да, мы определенно были бы не совместимы.

— По крайней мере, мы можем дружить.

— Мы определенно можем дружить, — сказала Шарлин.

— Я не думаю, что мне можно сейчас садиться за руль. Эх... да и не хочется мне сейчас никуда идти. Может посидим здесь еще немножко?

— Да, конечно, почему нет? 

Вторая женщина еще была жива. Оливия слышала ее дыхание.

Но ни одна из других пленниц в клетках не подавали признаков жизни с тех пор, как Оливия очнулась и оказалась здесь. Без окон и возможности рассчитать время, девушка не могла точно сказать, как долго была заперта, но она не думала, что прошло больше суток

Поскольку в клетке у нее почти не было места, чтобы двигаться, ее тело начало болеть, что превратилось в мучительную агонию, которая, в конце концов, сменилась онемением. Теперь она ничего не чувствовала. Это означало, что если она освободиться, то просто рухнет на пол, не в силах пошевелиться. Не то чтобы это имело значение. Прошло несколько часов с тех пор, как она поверила, что есть какой-то способ сбежать из клетки.

Позади нее раздался звук. Поворачивающаяся дверная ручка? Она попыталась повернуть голову, чтобы посмотреть назад, но ее мышцы не слушались.

Она услышала, как открылась, а затем закрылась дверь. После последовал скрежет как от ногтей, которыми провели по классной доске. Звук становился все ближе и ближе, пока она наконец не увидела Грега, то ли гладко выбритого, то ли уже без фальшивой бороды, тащившего деревянный стул по бетонному полу. Повязка на его шее исчезла, не открыв пореза. В свободной руке он держал коричневый бумажный пакет. Он поставил стул в нескольких метрах перед ее клеткой, затем сел на него. Смотрел на нее снизу-вверх, затем встал, поправил положение стула и снова сел.

— Пожалуйста... — сказала Оливия.

— Нет, — ответил Грег. — Никаких просьб. Никаких. — Он указал на другие клетки. — Это не сработало у них, и это не сработает у тебя. Не спрашивай меня, чего я хочу. Не спрашивай меня, зачем я это делаю. Не предлагай мне ничего. Если бы я хотел тебя изнасиловать, я бы сделал это до того, как запер тебя там.