Преступление и наказание (СИ) - Наконев Владимир - Страница 35

Далее тюремная бумагоделательная служба посылает мне кучу новых бумаг, которые констатируют у меня отсутствие положительных пунктов, прохождение очередных классификаций, моё неизменно нормальное поведение согласно правил. И это моё нормальное поведение не позволяет системе перевести меня на полусвободное отбытие наказания. При этом, перед каждой такой классификацией, со мной не желают встречаться психолог, социальный работник, не говоря уже о более высоких начальниках, с кем просил встречу я.

Похоже, что все они занимаются подлогами, потому что я не расписываюсь в их журналах посещений. Но это не ухудшает ни моего настроения, ни поведения. Я уже видел, как в испанских тюрьмах относятся к тем зэкам, кто покупается на такие индивидуальные программы и честно старается работать для тюрьмы. Их постоянно обманывают, провоцируют, ломают психологически, наказывают и они, пройдя «повышение», рано или поздно, оказываются рядом со мной в таких модулях обсервации. Но уже с меньшими шансами на другую попытку улучшения.

Зэков, несогласных с таким индивидуальным перевоспитанием и жалующимся во все инстанции, не любят администрации тюрем. И борются с ними. Легальными способами.

Жалобщиков переводят из тюрьмы в тюрьму. По дороге теряются все заработанные позитивные пункты. Снова модуль обсервации и всё повторяется. При этом, вокруг наличиствуют положительные примеры перевоспитания. Наркоманы легко вписываются в лицемерную систему, быстро проходят периоды наблюдения, быстро переводятся в респектабельные модули, где скрываются насильники и педофилы, отправляются в модули, где есть оплачиваемая работа, или, вместе со своей ежедневной дозой метадона — идут в спортивный блок. Наркоман-спортсмен — это изобретение испанской пениренциарной системы, осуществляющей на практике Programma individual de tratamiento.

Эта Программа меняет и меня тоже. Я уже полностью осознал свои ошибки и раскаиваюсь в содеянном. Будучи в Испании нельзя быть против криминала. Надо быть вместе с криминалом. Здесь можно воровать, убивать, обманывать и насиловать. Что бы ты ни делал, плохое или хорошее, всё равно окажешся в тюрьме. И к этому нужно готовиться заранее.

И не только я перевоспитываюсь таким образом в солнечной Испании. Сами испанцы, особенно те, кому сфабриковали дело или навешали лишнего, откровенно говорят, что «надо сваливать из этой страны и joderla si se pueda». В переводе на русский это означает, что они тоже хотят сделать гадости соотечественникам.

Чёрт дёрнул меня поумнеть. Увидел в своём блоке для наркоманов объявление о курсах монтажников телекоммуникационных линий и решил записаться. Безо всякого собеседования вдруг вызывают и приглашают на курсы в соседний блок. Соседи — это приблатнённый блок. Он отличается от других чистотой, цветочками, кучей дополнительных внутренних правил и возможностью найти раньше работу или получить разрешение на отпуск. Есть такое послабление в несоветских тюрьмах.

Прихожу на курсы, где нахожу ещё пятнадцать таких умников, получаю пишущие принадлежности, тетрадь и сижу, наслаждаясь первым уроком на тему «Электричество — это физическое явление».

Вдруг, по окончании дня, мне объявляют, что теперь я должен перейти в этот modulo de respeto. Я фигею: мы так не договаривались, я не хочу, но в тюрьме, как и в армии, приказы не обсуждаются.

Я матерюсь кириллицей, мой товарищ-румын латиницей, но смысл слов, большая часть которых в обоих алфавитах располагается в нижней их части, в переводе на любой другой язык звучит одинаково. Собираем барахло и на глазах оставшихся нарков, которых удавливает внутренняя лягушка (ну, какой же нарк не мечтает о «модуле респето»), идём на повышение.

У блатных народу больше. Сразу бросается в глаза нестроевая фигура зэков. Ровными ходят только те, кто в командных должностях. Остальные должны быть «чего изволите», потому жизнь в этом блоке может закончится внезапно и с большим понижением. Мне уже приходилось видеть таких, переведённых из «респето» к наркоманам. Весь их вид говорил о том, что они не против устроить самоубийство, но, просто не знают, как это сделать. Мне захотелось обратно. На свободу. И я даю себе слово, что по окончании учёбы напишу заяву о переводе в нормальный блок.

А пока изучаю правила, которые, со всех сторон, помогающие адаптироваться новичкам, сообщают в ненавязчивой форме. В принципе, ничего страшного, но смешно: взрослые мужики играют в детские игры, всем своим видом показывая, как они стараются перевоспитаться.

По утрам — общее собрание. Все расселись и старший блока просит новичков представиться. Прибывщие, в том числе и я — называем имена и номера блока откуда перевели.

— А теперь, дети, похлопаем дружно нашим новеньким.

Хе-хе! Нет, разумеется, фраза была составлена из других слов.

— А теперь, сеньорес, поприветствуем тех, кто к нам прибыл.

Все захлопали так, что я с интересом пробежался взглядом по участникам этого действа. Глаза потухшие, морды тупые, что говорило о том, что добрая половина из них стоит по утрам в очереди за дозой. Но аплодировали самозабвенно, потому что это сказал старший. Это закон, а закон нарушать нельзя. Закон надо исполнять. У меня поднялось настроение. Тем же моментом я фиксирую иронические умные физиономии, которые с интересом наблюдали представление. Здесь тоже есть нормальные, если считать нормальностью лицемерие.

Делаю обход зала. На одной двери в столовую висит бумажка: «В эту дверь входить нельзя. Иначе — замечание». На другой соответственно: «В эту дверь входить нельзя, иначе — замечание». Эти замечания можно получать за нарушение любых неписанных правил: полотенце, оставленное на кровати, на стуле, за несданную в стирку простыню, когда это делают все, за снятую на солнце рубашку в любой другой день кроме воскресенья и без разрешения старшего, за… Накопленные таким образом замечания в сумме дадут наказание и зэка переведут в другой блок, где он будет изо всех сил тереть окна и писать жалобные просьбы, умоляя вернуть его в палату номер шесть.

По воскресеньям в модуле проводят викторины «угадай слово», где премией будет освобождение на неделю от уборочных работ. Грамотно придумано: каждый нарк добровольно читает энциклопедии и словари в своё свободное время.

Тем временем продолжается учёба. Осилив природу электрических явлений, к концу третьего дня я узнал про закон Ома и про существование параллельных и последовательных соединений. Некоторые трудности возникли при распознавании смешанных соединений и нарисовании электрических схем, из батареи, лампочки, сопротивления и выключателя с предохранителем. И всё это посредством диапозитивов для 7го класса, в которые мы пялились по восемь часов в день. Мне поскучнело. Я напряг извилины, взял бланк и красивым почерком вывел на нём: «Прошу отчислить меня с курсов электромонтажников по причине, что уровень курсов не соответствует моим ожиданиям».

Когда пишешь серьёзные тексты по-иностранному, нужно писать серьёзные слова, которые я не всегда знаю. То есть, обычно я знаю, но не помню написания. Спрашиваю сокамерника.

— Хуан Карлос, как пишется слово ожидания? — а рука уже автоматически берёт словарь.

— «Э», «Эс», «Пэ» — произносит Хуан Карлос и повышает голос, видя, что я уже листаю словарь.

— Ты что, мне не доверяешь?

— Доверяй, но проверяй, — глубокомысленно замечаю я и веду пальцем по странице, — Кроме того, мы в тюрьме, а в тюрьме, вообще, никому доверять нельзя. — Нет такого слова!

Хуан Карлос столбенеет, закатывает глаза и мы в один голос произносим: — «Э», «Экис»…

И точно! На эти буквы находим слово expectativas.

— И как тебе доверять после этого!?

— Ё-К-Л-М-Н, говорит по-испански Хуан Карлос, — Давно я так не позорился!

Не зная Испании, в неё влюбляешься заранее. Ах, фламенко! Ах, коррида! Ах, Реал Мадрид и Хулио Иглессиас! И ещё» «Над всей Испанией безоблачное небо».