Преступление и наказание (СИ) - Наконев Владимир - Страница 64

— Ну что вы всё за него говорите, — слабо отбивался представитель пенитенциарного центра, — Пусть он сам что-нибудь скажет.

— Пусть, — соглашался я, — Только вы его сами спросите, но набором самых простых слов, чтобы он вас понял и мне не пришлсь переводить, оставляя вас в сомнении в правильности моего перевода.

— Как ты себя здесь чувствуешь? — ласково вопрошает владелец кабинета, обращаясь к Коле.

— Де пута мадре — отвечает Коля и, подумав, добавляет, — До самой смерти.

Работник растерянно смотрит на меня. Я закатываю глаза к потолку и говорю:

— Мы можем поговорить наедине?

— Да, конечно! — спохватывается собеседник и вежливо выпроваживает Колю из кабинета.

— Его заклинило, — объясняю я, оставшись лицом к лицу, — На одном из уроков в тюремной школе преподаватель подняла тему смертей и ритуалов захоронения в разных странах. Нашла о чём говорить с зэками! Ученики там понарассказывали, а у него в голове осталась только одна фраза. Вы обратили внимание, что он сказал её грамматически правильно?

— Боже мой! — впечатляется специалист и делает себе пометку, что Коля нуждается в переводе в другую тюрьму, ближе к посольству его страны, которое облегчит Колину жизнь.

Вскоре мы удостоились внимания психолога. Молодая особа с умными глазами выслушала мои объяснения и не прониклась. Я тоже не сдавался и предложил ей самой спросить Колю.

— Ты понимаешь по-испански?

— Понимать хорошо, говорить плохо, — улыбнулся ей Коля.

— А писать?

— Писать отлично!

Психолог вытаращила удивлённо глаза, покопалась в памяти и вспомнила одно русское слово.

— Отлично «нет»?

— Отлично «си», — продолжал упорствовать Коля.

Она берёт в руки, написанную мной бумагу, где, от имени Коли, и смешивая и коверкая слова заявляет:

— Ты писать это «нет»!

— Си, си…

Картина маслом: психолог смотрит на меня, а я на потолок, Коля на нас обоих. Мы, как и раньше, выставляем его за дверь и я доверительно сообщаю нужному специалисту пару-другую дополнительных фактов о Колиной дурости, неправильному к нему отношению и усугубляю цитатой из одного из моих ранее написанных рассказов. Процесс продвинулся дальше.

В нашем блоке Коле не повезло, он попал в камеру, где плохо работал душ. Колин сокамерник боялся вызвать недовольство администрации и вполне обходился жалкими струйками воды, капавшими из разбрызгивателя.

Коля возмущался и я пару месяцев писал для него жалобы и просьбы отремонтировать. Жалобы администрация игнорировала. Было дело, душ попробовали отремонтировать. Вода закапала хуже, чем раньше. Мне надоело Колино нытьё, я взял бланки и написал две одинаковые малявы:.

«В течение двух месяцев, как я нахожусь в этом блоке, я прошу отремонтировать душ в камере. В результате — ноль или становилось хуже. Для того, чтобы отремонтировать душ, техник должен выполнить следующие действия:.

1) Войти в отсек трубопроводов.

2) Отключить воду в камере.

3) Демонтировать механизм кнопки душа.

4) Прочистить его, отремонтировать или заменить.

5) Поставить механизм на место.

6) Включить воду в камере.

7) Убедиться, что душ работает корректно».

Места на бланке не хватило, чтобы добавить издевательский восьмой пункт «выйти из отсека», но зато я написал следующую фразу: «Надеюсь, что мне не придётся писать письмо в посольство моей страны, чтобы прислали водопроводчика, который устранит проблему».

На одном бланке я написал «директору, копия в техническую службу», на втором — наоборот «в техническую службу, копия директору».

Администрация вздрогнула. Ей ещё икалось предыдущее письмо Коли своему послу, которое я ему надиктовал.

Душ отремонтировали за полтора часа!

На следующий день нас вызвал воспитатель, самое главное звено всех возможных перемещений и изменений в жизни зэка. На его фэйсе отчётливо просматривалось стремление отправить Колю куда подальше, чтобы он не умнел рядом со мной и не мешал спокойной жизни отдельной испанской тюрьмы.

Коля заранее включил «дурака» и уже через двадцать минут нашего собеседования эдукадор произнёс заветную фразу:

— Как только придёт положительный ответ из столицы, мы отправим его в другую тюрьму. Думаю, что в течение двух месяцев это произойдёт.

— Ха-ха! — смеётся Коля, когда мы покидаем воспитателя, — Ну и кто из нас дурак? Я или они? Теперь я хочу написать жалобу…

Я молча смотрю на него и Коля не договаривает фразу. Потом спохватывается и бьёт себя ладонью в лоб.

— Ну да! Дурак я, дурак!

— Ты из роли-то выйди! А то привыкнешь.

Увезли Колю подленько, по-испански, не дав никакой бумаги, не предупредив. Сунули в приоткрытую дверь камеры мешок для шмуток: «Ты сегодня уезжаешь». И он уехал.

Ровно за пять месяцев кропотливой работы с работниками тюрьмы мне удалось добиться того, что другие зэки выпрашивают годами.

На новом месте в «Мадрид-6-Аранхуэс» Колю приняли на хорошем уровне. Уже через три дня он получил оплачиваемую работу. Через год начал выходить в трёхдневные отпуска. Но сорвался и дал по фейсу испанскому педофилу. Этого нельзя делать в испанской тюрьме! Карцер, перевод в плохой модуль, отобрали работу и отложили на неопределённое время неиспользованные отпуска.

Некурящий араб — редкость. Он был привередлив в еде. Ещё и из-за того, что долгое время проработал поваром. В тюрьму он попал за то, что «назвал испанских гвардейцев сукиными детьми» и посоветовал им отправляться на поиски наркотрафикантов, а не цепляться к нему, едущему в подпитии на мопеде. Судья дал за это два года условно в 2005 году и отправил дело в архив, где оно пролежало до 2014 года. Когда дело достали, поправили, что «не только послал, но и толкнул агента женского пола». Бывший повар поехал к наркоманам специального блока специальной тюрьмы Кастейон-2. В этой тюрьме оказываются все, проявляющие признаки непослушания.

В этой тюрьме араб категорически отказался есть мясо, непонятно как приготовленное, и затребовал вегетарианскую диету. Вёл он себя вполне сносно, даже по идиотским понятиям испанской пенитенциарной системы: ходил в школу, участвовал в уборке, закончил курсы кухонных работников, но это не помогло ему ни попасть в «блатной» блок, ни отправиться работать в «рабочий». Во всём была виновата вегетарианская диета.

Араба регулярно обыскивали и распрашивали о нём других пресмыкающихся зэков: не молится ли втихушку, не хранит ли где чёрное джихадистское знамя? И только запись врача, ещё с воли, о том, что араб склонен к эпилептическим припадкам, уберегла его от более дотошных приставаний.

Постепенно в тюрьме Кастейон-2 придумали, что вегетарианцы должны запрашивать диету ежемесячно, потом дополнили, что эта просьба должна быть написана в определённые дни месяца. И добились-таки того, что араб за месяц до освобождения потерял свою диету. Написал араб одну просьбу, в ответ — полный игнор. Написал вторую директору. Не знал, кого просит! Директор — это такая же сволочь, только рангом повыше.

Вызывают араба по громкой. В коридоре к нему, в присутствии шефа блока, подходит его старый знакомый из тюремной безопасности и, дохнув на него перегаром, орёт:

— Молчи, когда я с тобой разговариваю! Лжец!

Остолбеневший араб молча смотрит и охранник продолжает:

— Я хочу видеть тебя мёртвым!

— Это — когда Бог захочет, — начинает заводиться араб.

— Мне насрать на твоего Аллаха! — не фильтрует испанец.

Кровь бросается арабу в голову, он понимает, что сейчас с ним может случиться припадок, обхватывает голову и садится на пол.

— Я тебя на спецпротокол посажу!

Но араб уже ни на что не реагирует и пьянь поворачивается к шефу модуля:

— Урегулируй тут! — и уходит.

Шеф склоняется к арабу:

— Ты зачем на пол сел? Мы тебя не трогали. Что ты хочешь этим показать?

Араб с трудом раздвигает сжатые челюсти:

— Мне плохо… Доктор…