Мама для Его дочери (СИ) - Ладыгина Наталия - Страница 13

— Да…

Мирослав аккуратно поднялся с дивана и забрал дочь на руки. Медленно понес ее наверх, в комнату.

Когда он скрылся из виду, я кинула взгляд в сторону прихожей и представила в голове знакомый мне сценарий, в котором я бегу из его дома, но вскоре оказываюсь пойманной.

Боюсь, только он сам может меня отпустить. Притом, по-хорошему. Мне не нужно, чтобы он искал меня. Тем более разговаривал с отцом, а еще хуже — с мужем. Надо по-хорошему. Я попытаюсь еще раз до него достучаться.

Мирослав был будто удивлен, когда вернувшись, обнаружил меня на прежнем месте.

— Ты не убегаешь.

— От тебя убежишь… — выдохнула я, опустив взгляд на колени.

— Один раз тебе это удалось, — садится рядом со мной, но перед этим выключает телевизор. — Хочешь выпить?

— Нет… — коротко взглянула на него, но вскоре вернула свой взгляд, сосредоточилась на до боли знакомых глазах. Мирослав так смотрел на меня… как за день до того, когда я решила с нами покончить. Клянусь, тот же взгляд. — Сколько время?..

— Отдыхать пора.

— Я еще в силах поехать домой.

— Ты не поедешь. И это больше не обсуждается.

— Тебе известно, что за удержание человека против воли, можно и ответить по закону?

Я в отчаянии, и он понимает это.

После тяжелого вздоха Мирослав придвинулся ко мне еще ближе, заставив тем самым меня вжаться в боковину дивана. Я боюсь его приближения.

— Ты мне должна.

— Должна?.. Что я тебе должна? — бегаю глазами по его лицу.

— Себя.

— Мирослав… — взволнованно тяну его имя, глядя на его губы. — Я так не могу…

— Чего не можешь? Быть со мной не можешь?… Хочешь и не можешь?

— Я не могу изменить мужу, — выдыхаю нервно, но вскоре буду способна только скулить. — Я уже… изменяю, — кривлюсь в лице. И дело не в поцелуях, а в чувствах, которые я испытываю. — Пожалуйста, не делай мое положение еще хуже.

Но он все равно эгоистично целует меня. В ту же секунду до боли впивается в мои губы как сумасшедший, будто этот поцелуй был необходим ему как глоток воздуха. Хватает ладонью сзади за шею и не дает отвертеться. Дальше, не прекращая истязать мои губы своими, притягивает к себе ближе, и делает так, чтобы я легла на диван, подминает меня под себя, нависая сверху.

Черт возьми… Только не это…

— Мирослав… Мирослав… — все, что я могу, так это в перерывах, когда мне удается разорвать наш поцелуй, повторять его имя. Думаю, он понимает, что я хочу его остановить, но он не останавливается.

Целует и упорно ждет, когда я сдамся ему. Но если я сдамся… Только хуже будет. Ночь закончится. А я не хочу, чтобы он так заканчивалась. Только не так…

— Отпусти меня…

— Ты этого не хочешь. Чтобы отпускал — не хочешь, — говорит мне в губы.

— Я так не хочу…

— Как ты не хочешь?

— Я должна поехать домой. Так… правильно.

— И что дальше? Будешь жить с ним как ни в чем не бывало? Он тебя еще не раз упрекнет за твой недостаток. Ты будешь несчастна. Ты все эти годы была несчастна. И я… я тоже.

Он что угодно сейчас скажет, чтобы на эту ночь я осталась с ним. И, похоже, у меня нет выбора. Глупо отрицать, что я все еще питаю к нему чувства, особенно после того как узнала, что тогда он не собирался меня оставлять. Может, и сложилось бы все у нас как-нибудь. Кто знает…

— Я… я останусь здесь до утра, — сглатываю, глядя в его небесные глаза. — Но я…

— Понял, — Мирослав отстраняется, позволяет мне привстать и сесть. — Но здесь ты спать не будешь. Пойдем наверх. В комнату.

Молча, не став возражать, я последовала за ним, и только немного позже, когда мы снова оказались в его комнате, я пришла в себя.

— Ты хочешь, чтобы я ночевала в твоей комнате?

— Не хочу упускать тебя из виду. К тому же, в других комнатах не заправлена постель. Я на диван уйду.

Ничего не стану против говорить. Я настолько вымоталась морально и физически, что сил нет совершенно. Вполне смогу поспать и в его постели. Просто постараюсь не думать об этом.

— А… У тебя не найдется, во что переодеться?

— Конечно, — Мирослав отходит к комоду и достает из него, кажется, рубашку. — Держи.

— Рубашка?.. Подойдет.

Она длинная. Бедра скрывать будет, и ладно.

— Иди.

— Иду… — бросаю на него немного усталый взгляд и скрываюсь за дверью ванной комнаты.

Там я умываюсь как следует, снимаю нейлоновые колготки и платье. Беру в руки его рубашку и невольно подношу воротник рубашки к своему лицу. Кондиционером пахло и… Это все подсознательное. Прикасаясь к его вещи, я словно прикасалась к нему самому. Чувствовала его тепло и где-то глубоко испытывала желание быть с ним сейчас.

Но я заставила себя выбросить все лишнее из головы и надела рубашку.

Выхожу из ванной комнаты и замираю. Он все еще был здесь, сидел на краю кровати и встречал меня взглядом, которым сейчас пробежался по моим обнаженным ногам. Мне захотелось спрятаться от его глаз, но некуда было.

— Ты все еще здесь?.. Я думала, ты спать ушел. На диван.

— Я не мог, — поднял взгляд с моих ног выше, на мое лицо.

— Я устала, Мирослав… — заправила пряди волос себе за уши. — Правда…

— От меня?

— Поздно уже. Сам сказал.

— Тогда ложись, — похлопал ладонью по постели.

— Я лягу, как только ты уйдешь.

— Боишься меня, что ли? Раньше не боялась.

Я себя боюсь. Только себя.

— Не боюсь…

— Тогда подойди.

— Чтобы ты снова меня схватил?..

— Ты ничем не рискуешь.

Что верно, то верно. Я ничем не рискую, кроме как своей верностью к мужу. Но и ее, если смотреть правде в глаза, уже не существует. Моральная измена куда хуже физической. Болезненнее.

Утро. Новогоднее утро. Чертово первое января. Чуть рассвет.

Я нахожусь в постели своей бывшей любви. И не просто в его постели. Я с ним в постели. С Мирославом. Вчера он отказался уходить, и после долгих препираний мы легли вместе. Долгие разговоры привели к неизбежному. От чего мне сейчас так паршиво. Испытала часы удовольствия, получив в наказание пожизненные угрызения совести. Что ж я за человек такой…

Нужно идти одеваться и уезжать. Бегом. Домой!

Выползла из-под его тяжелой руки и бегом в ванную комнату, где надела платье и колготки.

Волосы не приводила в порядок, ведь расчески я не нашла.

Мирослав, к счастью, не проснулся пока я была в ванной. Я смогла спокойно покинуть комнату, а потом все же заглянула в комнату Полины, где девочка сладко спала в своей постели. Только тогда я смогла спокойно спуститься.

И все же мне было совестно вот так просто сбегать из его дома.

Случайно нашла взглядом ручку в прихожей, а после вернулась в гостиную, чтобы взять белую салфетку со стола.

Написала ему записку.

«Прости меня. Я уезжаю. Не ищи меня и не держи зла. Устина».

Сухо, но то, что нужно. Он должен будет остыть, когда обнаружит это. Это сообщение в очередной раз напомнит ему, что так будет лучше.

Покинула дом, плотно закрыв за собой дверь, а потом сразу в машину.

Уже будучи на городских улицах, я разревелась. Меня переполнял спектр всех возможных чувств. Они разрывали меня, сводили с ума.

Зачем я только пошла на это?.. Я все усугубила. Мы усугубили. Не будь этой ночи между нами, все было бы гораздо проще. Хотя есть возможность, что эта ностальгия позволит Мирославу понять и отпустить все, что нас связывало. Встретились, вспомнили, рассказали друг другу правду… Теперь, наконец, все должно закончиться. По-настоящему закончиться.

Подъехав к нашему с мужем дому, я долго не решалась выйти из машины. Подбирала слова в своей голове. Что скажу ему, думала. Ничего так и не нашла, потому просто поднялась к нам в квартиру.

Нажала на звонок. Тут же раздались шаги. Он был дома. Не спал, судя по всему. Значит, сильно не пил прошлой ночью. Иначе бы так быстро не побежал открывать.

— Устина! Где ты была?! — его громкий голос отдавался болью в висках.