Заговор Ван Гога - Дэвис Дж. Мэдисон - Страница 30

• Предыдущая
• 30/58
• Следующая

Антуан Жолие подошел к модерновой трибуне из стекла и пластика, стоящей справа от почтенной комиссии. Серебристой авторучкой постучал по микрофону.

– Дамы и господа, mesdames et messieurs, damen en heren, позвольте представиться. Я – Антуан Жолие из Чикагского института искусства, и на этой пресс-конференции я с огромным удовольствием хотел бы познакомить вас с группой выдающихся экспертов, собравшихся здесь, чтобы определить аутентичность недавно обнаруженного автопортрета Винсента Ван Гога. Мы решили проводить нашу пресс-конференцию на английском, поскольку члены комиссии совершенно свободно и непринужде…

– А вот вряд ли! – прервал его седовласый мужчина, на чьем бейджике читалось имя «Балеара».

Среди подавляющей части публики и экспертов раздались смешки. Турн даже не улыбнулся.

– Так как члены комиссии, по крайней мере, знакомы с этим языком, то мы и станем им пользоваться в качестве нашего lingua franca[8], – вывернулся Жолие. – А если ваш собственный английский не столь адекватен уровню наших экспертов, то пресс-релизы будут распространяться на французском, немецком и, как я подозреваю, на голландском. Кроме того, нам дали понять, что среди присутствующих имеются преподаватели вузов, готовые сделать перевод на ряд других языков, включая русский, японский и арабский.

– Весь мир смотрит, – прошептал Хенсон на ухо девушке.

Жолие картинно обернулся к охране возле двери по левую руку.

– А сейчас, я полагаю, настало время познакомиться с нашим почетным гостем.

Он кивнул, полицейские распахнули дверь, и два новых охранника внесли мольберт, задрапированный белой атласной тканью. Аудитория забурлила. Представители прессы ринулись вперед, будто скаковые лошади после сигнального хлопка. Кое-кто из присутствующих вскочил на ноги, предвкушая удивительный миг. Охранники поставили мольберт точно по центру освещенного круга и утвердились по обеим сторонам.

– Снимите покрывало! – торжественно приказал Жолие.

– Будем надеяться, картина еще на месте, – сухо прокомментировал Хенсон.

Пока охранники осторожно стягивали ткань, Эсфирь глазами просканировала весь зал. Вздохи, всхлипы, рукоплескания и фотовспышки. Одна из женщин в первом ряду тихо рыдала, зажав рот ладонью.

Турн тяжело повернулся на стуле и вскинул руку, кивая при этом головой.

– Вот! Видите! – захрипел он. – Портрет из «Де Грута»! Из всех автопортретов величайший!

Винсент смотрел перед собой, повернув лицо в три четверти. Набрякшие веки, плотно сжатые челюсти. Вселенная бледно-голубых, аквамариновых и белых мазков крутила карусель вокруг его взъерошенной рыжей шевелюры.

Фотографы оживились, но сохранили почтительность, словно находились в присутствии легендарной кинозвезды – Мэрилин Монро, Кэтрин Хепберн, Джона Уэйна. Среди публики многие вошли в состояние транса, благоговейно созерцая полотно.

Жолие немножко выждал, чтобы реальность картины была осознана полностью, затем вернулся к трибуне.

– Невероятно, nest-ce pas?[9]

– Да, но это подлинник? – выкрикнул кто-то из британских репортеров.

– Разумеется, подлинник! – рявкнул Турн, ударив кончиком трости об пол.

– Мы для того и собрались, – заметил профессор Балеара.

– Для проверки, – добавил Турн. – Это та самая картина, что висела в музее «Де Грут». Если будет доказана ее фальшивость, значит, она всегда была фальшивкой. – Тут он приподнял свою трость. – С тех самых пор, когда ее написал Ван Гог!

Аудитория развеселилась.

– Полагаю, становится очевидным, что доктор Турн уже пришел к выводу, – сказал Жолие. – Позвольте мне, в таком случае, сначала представить нашего многоуважаемого метра, а затем каждый из членов комиссии по очереди объяснит свою методику, которой он пользуется для проверки аутентичности данной картины.

Антуан начал с того, что перечислил звания и должности Турна, добавив, что как самим экспертам, так и любому человеку, хорошо знающему историю искусства, это имя прекрасно известно. Семнадцать монографий, неисчислимое множество статей, публикаций и каталогов, консультации практически для всех крупнейших музеев мира – вот только часть послужного списка маститого ученого. Турн встал под аплодисменты и, не обращая внимания на настоятельные советы Жолие говорить с места, медленно направился к трибуне, напоминая огромного носорога, купающегося в лучах славы. Обхватив трибуну руками, он прочистил горло и приступил к докладу.

– По моему лишному убешдению, – зашипел он, – эта экшпертижа не более чем формальношть. Наука не ешть единштвенный ишточник иштины. – Здесь он еще раз откашлялся, выбросил вперед руку и, обведя пальцем дугу, показал на картину. – Это не обман зрения. Перед нами автопортрет Винсента, висевший в коллекции «Де Грут» в тысяча девятьсот сорок третьем году. Я был тогда юн, но картину эту считал своим другом. Много часов провел я, сидя перед этим полотном, общаясь с ним и прислушиваясь к тому, что оно мне говорит. Этот автопортрет стал мне братом.

Он молча уставился на картину. Его грудь тяжело вздымалась и опадала, что-то свистело и булькало в глотке при каждом выдохе.

– А потом появились немцы. И схватили моего брата. Когда союзники подошли ближе, местный полковник СС со своими рабами погрузил моего брата и остальные предметы искусства на грузовик «опель-блиц». А затем этот полковник, еще один солдат и какой-то рабочий уехали. Грузовик был еще в виду музея, когда нарвался на мину. Кто заложил ее? То ли местное Сопротивление, то ли коммунисты… Каковы бы ни были их намерения, я всегда считал, что именно они несут ответственность за этот взрыв и его последствия. Злободневная политика – ничто по сравнению с подобным шедевром. Люди приходят и уходят – вы, я, полковники СС… Но великое искусство? Когда я увидел столб дыма и горящий грузовик, то испытал искреннюю скорбь, как от потери брата. И наверное, вот почему я впоследствии сделал величайшего живописца Голландии своей специальностью.

Он задышал медленнее и прикрыл веки.

– Я знаю, что принадлежу к числу тех, кто в последний раз видел эту картину висящей в музее «Де Грут». Кроме того, меня нельзя провести дешевой подделкой.

Да, это та самая картина, что была там. Мои коллеги еще продемонстрируют вполне очевидное. Mijn broer is thuis! Мой брат вернулся!

Носорог пододвинулся поближе к портрету, остановился и принялся вытирать глаза. Аудитория взорвалась овацией, в истерике забилось еще несколько человек, и как минимум две телекамеры уперлись в их лица, желая запечатлеть столь выразительные эмоции.

– Чистый балаган, ей-богу, – проворчала Эсфирь.

– Нет, здесь все серьезней, – сказал Хенсон. – Именно это я и имел в виду, когда говорил, что мы можем делать вместе: возвращать краденые вещи тем народам, которым они принадлежат по праву.

– Мои симпатии на стороне Минского, – сказала она.

Сейчас местом за трибуной вновь завладел Жолие.

– А теперь я хотел бы представить шестерых экспертов, которые были столь любезны, что незамедлительно прилетели в Амстердам, дабы составить нашу комиссию. Я по очереди попрошу каждого из них объяснить, в чем именно заключается их роль. Итак, прежде всего наш достопочтимый хозяин, доктор Эрик Люц из Рийксмузеума Ван Гога. Он занимается архивными поисками как здесь, так и в имении Де Грут, а также и во всех прочих местах, чтобы найти любые сведения, могущие пролить свет на происхождение картины и установить ее подлинность. Доктор Люц?

Люц навалился грудью на стол и, чуть ли не целуя микрофон, сказал следующее:

– Антуан совершенно прав. Мы зачастую не можем найти никаких независимых указаний, свидетельствующих о создании или существовании того или иного полотна, даже на протяжении всей жизни художника. Тем не менее здесь я бы хотел обратиться к одному интересному документу, а именно речь идет о письме к

• Предыдущая
• 30/58
• Следующая