Мой бывший муж. Давай попробуем опять? (СИ) - Новикова Татьяна О. - Страница 17

Медленно. Томно. До жути возбуждающе.

Он умеет доминировать. Не в том плане, что подавлять (и уж точно не в том, что у него дома припрятан хлыст!), а в том, в котором мне хочется ему подчиняться. Идти за ним. Становиться податливой в его руках и наслаждаться тем, что тебя ведет сильный мужчина. Ты можешь быть слабой, пока его губы исследуют твою кожу. Ты можешь позволить себе робкий стон, когда его пальцы оглаживают твоё тело.

Ты можешь всё и даже чуточку больше, пока есть тот, кто может направить.

Наверное, именно поэтому мне не хватало Давыдова все эти годы. Я несознательно искала такого же мужчину, как он. Но не находила. Разочаровывалась. Ошибалась. Вновь оставалась одна.

А теперь, когда он рядом, и ненадолго мы можем представить себя теми, двадцатилетними недотепами, я наконец-то могу расслабиться.

Гладить его, чувствовать, вспоминать.

Наш поцелуй восхитительно запретен. Как плод из райского сада, который хочется не просто вкусить, но жадно отведать до конца. Сгрызть это яблоко до основания, до самых косточек, не оставив даже черенка.

И… не только поцелуй. С ним прекрасно абсолютно всё.

«Так же, как семь лет назад», – сказал Давыдов тем вечером, когда вернулся в мою жизнь.

Теперь я понимаю: так же невероятно, так же страстно, так же безрассудно. Так же, как будто ничего не изменилось. Как будто мы прежние. Как будто у нас впереди много времени и куча потенциала.

Но когда всё заканчивается, и мы смотрим друг на друга прежним взглядом, меня накрывает смущением. Я вижу в зеркале краснощекую встрепанную девицу, чьи глаза блестят, а губы неприлично красны. Я заполошно застегиваю блузку, одергиваю юбку.

Давыдов наблюдает. Молчит. Не пытается помешать.

Что между нами происходит?

Кажется, я задаю этот вопрос вслух, потому что Влад несильно морщится.

– Я постоянно об этом думаю, – он удивительно не собран, обводит языком губы. – Зря я пригласил тебя работать…

Так. Если сейчас он меня уволит во имя доброго дела, я расцарапаю первому лицу фирмы его собственное лицо. Мы сейчас зачем вытворяли всё это?! Чтобы он меня выгнал прямо в туалете?

– …потому что до сих пор не перегорел к тебе. И мне не нравится это чувство. Оно мешает мне работать, мешает трезво мыслить. Я не горжусь тем, что меня к тебе тянет.

Что?!

Мешает, значит?..

Где-то в глубине души я надеялась, что он скажет совсем другое. Что он посмотрит на меня глазами, полными нежности, и прошепчет: «Давай попробуем начать заново…»

Я отпрыгиваю к стене и выставляю вперед обе руки.

– Так, может, не нужно целовать того, к кому ты не перегорел, но он мешает тебе жить?! – шиплю по-змеиному, загородившись мыльницей как щитом. – Ты издеваешься, что ли?!

– Извини, но я хочу быть честен с тобой и не давать ложных надежд.

– Давыдов, я всё-таки уволюсь, – решаюсь окончательно. – Потому что мне не нужны американские горки в «хочу-не хочу, могу-не могу». Если ты не способен определиться, я сделаю выбор за нас обоих. Всё кончено. Вообще всё. Не буду тебе мешать!

И я вываливаюсь из туалетной комнаты, похожая на рассерженную и очень опасную змею. Не подходите – покусаю как гадюка. А потом проглочу целиком как удав. Вот такая я внезапная, неоднозначная змея.

– Мне срочно нужно бежать! – говорю Диме, который смотрит на меня круглыми от непонимания глазами.

– Работать?

– Нет, не работать! – рявкаю и тут же жалею о своей несдержанности.

Он разве виноват в том, что Давыдов ведет себя как полный кретин? Или, если точнее, как неопределившийся инфантильный мальчишка, которому вроде бы и нравится симпатичная девочка, а вроде бы и мама запрещает. Только вот в роли «строгой мамы» выступает он сам.

– Слушай, а поехали кое-куда. Расслабимся, – внезапно предлагает Дима и кидает на стол крупную купюру. – Думаю, Давыдов не обидится, если мы чуть-чуть опоздаем.

Не обидится, конечно. Он сначала нас обоих зацелует взасос до дрожащих коленок, а потом выскажет, как расстроен этим фактом.

– Дим, я не хочу, чтобы ты на что-то надеялся…

– А на что я надеюсь? – он изгибает бровь. – На то, что мне перепадет кусочек торта под названием «Мария»? Обойдусь как-нибудь. Пойдем, тебе понравится.

Он подает мне ладонь, и я беру её, краем глаза отметив, что Влад Давыдов пристально смотрит в нашу сторону, а в пальцах его зажат неоплаченный счет.

Владислав Давыдов считал себя черствым сухарем. Бездушный, амбициозный человек, у которого нет времени на всякую чушь. «Всякой чушью» Владислав считал всё, что мешало ему реализовать поставленные цели.

С самого детства ему нравились технологии. Свой первый телевизор он расковырял в шесть лет и доподлинно убедился, что внутри не сидит дядя-диктор и не читает новости. Свой первый компьютер собрал в четырнадцать, как говорится, из шишек и желудей. То есть из любого подручного материала.

Первую программу совместно с другом разработал в семнадцать. Да, корявую, нескладную, зато инновационную. Никому не нужную, но очень передовую.

К двадцати он придумал что-то по-настоящему новое и решил реализовать свой проект любыми методами. С двумя друзьями, такими же неуемными как он сам, они рисовали бизнес-план. Они сделали прототип. Они обивали ковры возможных спонсоров. Они представляли свой продукт, стирали языки, показывая его.

Спонсоры качали головами. Класс, вы придумали бытовую технику, которая распознает голос и может включаться дистанционно. Кому это нужно? Разве какая-то домохозяйка будет хлопать в ладоши, чтобы включить миксер? Конечно, нет.

Не сразу нашелся человек, который загорелся этой идеей и одолжил денег под конский процент. Осталась самая малость: реализовать, не прогореть, получить долю рынка, обойти конкурентов.

Друзья откололись один за другим. Им не понравилось безденежье, не понравилось нести на своих плечах долги фирмы. У них появились жены с детьми, которые намекали отказаться от провального проекта. Которые хотели кушать, в конце-то концов.

Владислав остался один.

Не сразу, но дело пошло. Это был взрыв. Он и сам не помнил, как проснулся если не богатым, то уже не бедным. Как ему поручили первый крупный заказ, как он презентовал свой продукт за рубежом.

Всё получилось.

Владислав Давыдов был настоящим технарем, а технарям не нужны эмоции. Это всё гуманитарная чушь, которой забивают головы с самого детства. Все сказки придуманы для гуманитариев, все фильмы кричат: «Человек должен быть в социуме!»

Владислав не любил социум. Он вертелся в нем исключительно из необходимости.

А потом он встретил её. Машу Сергеенко. Девушку с серьезными карими глазами и смешными ямочками на пухлых щеках.

Любовь с первого взгляда?

Нет.

Она просто была хорошенькая. Симпатичная, приветливая. У них сходились мысли, ей нравились его шутки. И Владислав подумал с какой-то обреченностью: «Надо брать».

Он не любил Машу девять лет назад. Он приспособился жить с другим человеком, чтобы в своих собственных глазах не казаться нелюдимым затворником. Чтобы родители перестали донимать вопросами о личной жизни. Чтобы друзья отстали.

Но потом, когда разглядел её, узнал поближе, то осознал простую вещь: ему жалко, что эта девушка тратит своё время на него. По-человечески жаль. Она же добрая, интересная. Красивая до невозможности. У нее будет еще сотня мужчин, причем выше статусом. Не голодных студентов, которые ее даже в кафе отвести не могут, а нормальных таких мужиков. Стабильных.

Только вот почему-то Маша вместо того, чтобы искать стабильного мужика, продолжала тратить время на него, Влада Давыдова. И он защищал её, оберегал, пытаясь быть хотя бы нормальным, а не бездушным пофигистом. Ради неё.

Только вот вечно терпеть невозможно. И однажды прозвучал её спокойный вопрос.

Давай разведемся?

«Ну, наконец-то! – обрадовалась рациональная сторона Владислава. – Долго же ты думала!»