Король-сердцеед - дю Террайль Понсон - Страница 23

• Предыдущая
• 23/36
• Следующая

— Откуда вы сейчас, господин де Коарасс? — спросил Нансей.

— Из своей гостиницы.

— Значит, вы ничего не знаете?

— Что?

— Да что здесь произошло.

— Нет, не знаю.

— Король опять примирился с королевой Екатериной!

— Разве?

— И знаете, как это случилось?

— Нет.

— Из Анжера прибыл на рысях всадник с каким-то важным известием от герцога Франсуа, губернатора Анжера. Не зная ничего о здешних событиях, этот всадник — зовут его Дюра — направился прямо к королеве, думая, что она по-прежнему правит здесь всем. Насколько я понял, известие, привезенное господином Дюра, касалось открытия нового заговора среди гугенотов. Королеве пришлось чуть не силой вломиться к королю, так как сначала он не хотел впустить ее. Но… в самом непродолжительном времени Крильону было передано от имени короля, чтобы он отправлялся в свои поместья. Отсюда можно заключить, что королева вновь овладела волей короля. Да оно и понятно: разве король умеет править? И раз открылся заговор, он сам увидал, что без матери он не может ничего поделать. Таким образом, теперь мы сильнее, чем когда-либо прежде!

Не успел Нансей договорить последние слова, как в комнату вошла Екатерина. Она сияла гордостью и торжеством.

— Это очень хорошо, что вас надоумило прийти сюда как раз в этот момент, господин де Коарасс! — сказала она, протягивая Генриху руку для поцелуя. — Я только что хотела послать за вами, так как вы мне нужны!

«Черт возьми! — подумал принц, целуя руку королеве. — Как-то я теперь выпутаюсь?»

В то время когда в Лувре происходила эта перемена позиций, Рене выходил из Шатле. Президент Ренодэн и палач с помощниками были по-прежнему в камере пыток. В первый момент, когда король вышел, отдав приказание освободить парфюмера, эта неожиданная развязка так поразила всех, что некоторое время палачи стояли, разинув рты.

— Развяжите же господина Рене! — сказал им президент Ренодэн. — Да смотрите, обращайтесь с ним поосторожнее: он и без того пострадал достаточно!

Рене, в каком-то отупении стоявший у стены, встрепенулся при этих словах, поднял голову и странным взглядом посмотрел на президента. Затем он перевел взор на палачей, и этот взгляд был настолько красноречив, что палачи, развязывавшие его узы, невольно вздрогнули.

— О, мессир Рене! — испуганно пробормотал Кабош. — Вы, должно быть, очень сердиты на меня, а между тем я немало сделал для вас! Ведь я два раза заявлял королю, что вы не можете выносить долее пытку, без этого вы были бы мертвы!

— В свое время я все это припомню, бедный Кабош, — ответил Рене с такой жестокой иронией, что у палача на голове зашевелились волосы.

Чтобы отвлечь свои мысли от ожидаемых бед, Кабош отправился вздергивать на виселицу несчастного Гаскариля.

Тогда Рене, прихрамывая, подошел к столу Ренодэна и спросил:

— Вы заметили тех, которые смеялись? — Да.

— А! Ну так они попомнят это! А Крильон?..

— Берегитесь, господин Рене, Крильон такой человек, который способен свернуть вам шею!

Рене улыбнулся с видом голодной гиены.

— О, я нападу на него не с кинжалом в руках… Ну да это мой секрет! — И он пошел к выходу, отчаянно хромая и размахивая сожженной, покрытой перевязками левой рукой.

— Волк спущен с цепи! — со злым смехом сказал Ренодэн.

Из тюрьмы Рене отправился прямо к себе в магазин. Он понимал, что Екатерина должна сердиться на него, и потому решил прождать дома столько времени, пока она сама не позовет его.

Его появление на мосту вызвало большую сенсацию среди соседей, которые были уверены, что парфюмеру несдобровать. Рене с горделивым достоинством отвечал на их униженные поклоны и спокойно принялся отпирать дверь своего дома ключом, который вместе с кинжалом вернул ему президент Ренодэн. Рене не поражало, что магазин заперт: ведь Паола должна была, как обещала королева, находиться в Лувре!

У себя дома он первым делом прошел в лабораторию. Он достаточно занимался химией и знал секреты разных целительных мазей; поэтому он первым делом осмотрел свою опаленную руку и буркнул:

— Через неделю она будет совершенно здорова! Затем он достал ряд снадобий, приготовил из них мазь и втер ее в обожженную руку. Перевязав последнюю, он занялся ногой.

Кости ноги не были тронуты, испанский башмак лишь повредил мускулы и некоторые сосуды.

— С ногой придется повозиться дольше, чем с рукой, — пробормотал Рене, — но, как бы я ни хромал и как бы ни были быстры на ноги мои враги, я достану их в свое время!

Затем он приготовил лекарство для ноги, перевязал ее, нашел достаточно просторную обувь и спустился в магазин.

Первым, что поразило его там, была желтая перчатка, лежа вшая на прилавке. Значит, кто-нибудь был в лавке без него?

Сначала Рене подумал, что в лавочке побывали воры; но все стояло на местах, а в денежном ящике лежала довольно значительная сумма: значит, обладатель этой перчатки приходил совсем по другому поводу.

У Рене даже голова закружилась от мрачных предположений.

«Если Паола в Лувре, — думал он, ковыляя в комнату дочери, — то она должна была взять с собой свои платья и белье!»

Он подошел к шкафу дочери, открыл его и отчаянно вскрикнул: он прямо наткнулся на шелковую лестницу, по которой Ноэ забирался в комнату Паолы!

В этот момент в дверь лавочки тихо постучали. Рене после шил к двери, питая слабую надежду, что это вернулась Паола. Но на пороге показалась та самая хорошенькая лавочница, которая два дня тому назад отвечала королеве Екатерине на расспросы об исчезновении Паолы.

— Что вам нужно? — грубо спросил парфюмер.

— Я хотела рассказать вам о вашей дочери, господин Рене! — ответила кумушка.

— О моей дочери? — крикнул парфюмер. — Так вы знаете, где она?

— Этого я как раз не знаю, но зато видела, как дня два тому назад она уезжала.

— В носилках? За ней приезжала дама?

— В носилках-то в носилках, да дама, которая приезжала, опоздала: ваша дочка за четверть часа до этого уехала с двумя замаскированными кавалерами.

Рене в полубесчувственном состоянии упал на скамейку. У него был такой ужасный, подавленный, несчастный вид, что злейший враг мог бы сжалиться над ним в эту минуту. Сжалилась и соседка ( поспешно разыскала и подала ему стакан воды.

Когда Рене несколько пришел в себя, кумушка продолжала:

— Да ведь этого надо было ждать, господин Рене! Ведь ваша дочка-то уже давно…

— Как? Давно? Да что вы можете знать об этом?

— Как же не знать, когда по вечерам к ней приходил красивый дворянчик?.. — И лавочница рассказала, как однажды вечером этот кавалер постучался в лавочку и был впущен Паолой.

— Когда это было? — спросил Рене.

— Да в четверг.

Рене вспомнил, что как раз в четверг Крильон арестовал его и отправил в Шатле, и, закрыв лицо руками, заплакал, словно обиженный ребенок. Теперь все кончено для него! Этот проклятый колдун, сир де Коарасс, напророчил ему сущую правду…

А тем временем соперник Рене в отгадывании тайн прошлого и будущего сидел у королевы-матери в кабинете.

— Господин де Коарасс, — сказала королева, — я так твердо уверилась в ваших знаниях, что вам придется частенько захаживать ко мне!

— Я весь к услугам вашего величества, — ответил Генрих.

— В данный момент вы мне очень нужны, — продолжала Екатерина. — Мой сын, герцог Франсуа, открыл опасный заговор на целость монархии среди гугенотов Анжера и Нанта, но не сообщает мне ровно никаких деталей. Вот я и подумала, что вы сможете открыть мне кое-какие подробности этого заговора.

Наш герой почувствовал себя в затруднительном положении.

— Ваше величество, — сказал он, — я никогда не занимался политикой, а потому мне придется попросить ваше величество дать мне для ответа несколько часов.

— Но почему несколько часов?

— Потому что я должен посоветоваться с более серьезным оракулом, чем обыкновенно! Теперь два часа пополудни; в восемь часов я вернусь и сообщу вашему величеству все подробности!

• Предыдущая
• 23/36
• Следующая