Смерть дикаря - дю Террайль Понсон - Страница 13

• Предыдущая
• 13/36
• Следующая

— Он даже…

— Делал тебя наперсником своим, не так ли?

— Иногда-с.

— Ну?

— Тогда-то я и узнал многое о доне Хозе, об его кузине сеньорите де Салландрера и…

— И о ком еще?

— И об вашем сиятельстве.

— Обо мне? — проговорил герцог, вздрогнув.

— Дон Хозе не очень любил сеньориту Концепчьону.

— А ты думаешь?

— Но ему хотелось жениться на ней из-за приданого и титулов.

— Понимаю.

— Но зато и сеньорита Концепчьона крепко ненавидела его.

При этих словах герцог де Шато-Мальи встрепенулся от радости.

— Отчего? — спросил он.

Цампа счел долгом проявить замешательство.

— Во-первых, — сказал он после минуты нерешимости, — она любила брата дона Хозе.

— Дона Педро?

— Да-с…

— А потом?

— Разлюбив дона Педро, она полюбила, может статься, другого.

Слова эти произвели в герцоге странное, неведомое волнение.

— Кто же этот… другой? — спросил он.

— Не знаю, но… может быть…

— Договаривай же! — сказал герцог нетерпеливо.

— Я не могу произнести имени, но могу рассказать вашему сиятельству некоторые обстоятельства…

— Рассказывай.

Герцог весь обратился в слух.

— Однажды вечером, полгода назад, — начал Цампа, — дон Хозе послал меня с письмом к герцогу де Салландрера. Его сиятельство сидел один с сеньоритой Концепчьоной в своем кабинете, дверь в прихожую была полуоткрыта, и я мог слышать следующий разговор.

— Милое дитя мое, — говорил герцог, — красота твоя ставит меня в чрезвычайное затруднение. Сейчас у меня была графиня Артова с предложением тебе от герцога де Шато-Мальи.

Эти слова задели мое любопытство, я посмотрел через дверь и увидел, что сеньорита очень покраснела. Она ничего не ответила, а герцог продолжал:

— Шато-Мальи обладают громким именем, большим состоянием, и мне было очень прискорбно отказать, но ты знаешь, что я не мог поступить иначе.

— Что же ответила сеньорита де Салландрера? — спросил тревожно герцог де Шато-Мальи.

— Ничего-с, только вздохнула и побледнела, как мертвец.

Герцог содрогнулся и посмотрел на Цампу.

— Берегись, — сказал он, — если ты лжешь…

— Никак нет-с. Месяц назад, когда я просил у сеньориты Концепчьоны рекомендательного письма к вашему сиятельству…

— А! Ты сам просил его?

Тонкая улыбка мелькнула на губах португальца.

— Я знал, что сеньорита не откажет мне, — сказал он, — и что ваше сиятельство уважит ее просьбу.

— Ты рассчитал очень верно. Ну, дальше?

— Когда я произнес ваше имя и сказал, что желаю поступить к вашему сиятельству в услужение, сеньорита очень покраснела, но не сказала ни слова и дала мне письмо.

— Ну, и что же?

— Я заключил из этого, что ваше сиятельство и есть этот самый…

— Замолчи! — отрывисто проговорил де Шато-Мальи.

— Позвольте мне сказать еще одно словечко.

— Что такое?

— Дон Хозе умер.

— Знаю.

— Сеньорита Концепчьона все еще не замужем.

— И это знаю.

— Она воротилась.

Герцог подпрыгнул на постели.

— Воротилась! — вскрикнул он. — Она воротилась?! Она воротилась?

— Вчера утром.

— И с герцогом?

— С герцогом и с герцогиней.

При этом известии мысли герцога как-то перепутались. Он поспешно вскочил и начал одеваться, как будто собирался ехать сейчас же.

Но это лихорадочное нетерпение было непродолжительно, холодный рассудок одержал верх, и герцог де Шато-Мальи ограничился тем, что спокойно спросил Цампу:

— Каким образом узнал ты, что герцог де Салландрера воротился?

— Мне сказал вчера вечером его камердинер.

— А?..

— И я думал, что ваше сиятельство будете не прочь узнать эту новость.

— Хорошо, ступай! — отрывисто проговорил герцог. Цампа вышел безмолвно, а герцог де Шато-Мальи сел к бюро, облокотясь головою на руки, и задумался.

— Боже мой! — проговорил он наконец после минуты молчания. — Если Цампа сказал правду! Если… она… любит меня… Боже мой.

Герцог взялся за перо и дрожащею рукою написал следующее письмо герцогу де Салландрера:

Запечатав письмо, герцог позвонил.

— Цампа, — сказал он вошедшему слуге, — отнеси это письмо в отель де Салландрера и подожди там ответа.

— Слушаю-с, ваше сиятельство.

Цампа взял письмо и направился к двери.

— Возьми мой кабриолет или верховую лошадь, чтобы ехать скорее.

Цампа поклонился и вышел.

По утрам герцог постоянно ездил верхом, и во дворе его всегда стояла готовая оседланная лошадь.

— По приказанию барина, — сказал Цампа, взяв лошадь из рук конюха и проворно вскакивая в седло.

И Цампа помчался в Сюренскую улицу, где жил Рокамболь в своем рыжем парике. Цампа подал ему письмо, которое Рокамболь распечатал с своею обычной ловкостью и прочитал. Затем Цампа рассказал ему свой недавний разговор с барином.

— Что прикажете делать? — спросил он.

— Исполнять в точности мои вчерашние приказания.

— Это письмо ничего в них не изменяет?

— Решительно ничего. Только… Рокамболь как будто обдумывал что-то.

— Тебе известно, — спросил он, — куда герцог положил рукопись своего родственника?

— Он спрятал ее в шкатулку сандалового дерева, где лежат также различные бумаги, акции, банковые билеты.

— Где стоит эта шкатулка?

— На письменном столе, в кабинете.

— Хорошо. Рокамболь задумался.

— Шкатулка всегда стоит там? — спросил он.

— Нет. Герцог прячет иногда ее в бюро. Но сегодня она на письменном столе, и герцог слишком взволнован, чтобы заниматься ею.

— Есть у тебя второй ключ к этой шкатулке?

— Еще бы!

— Отлично!

— Что прикажете делать?

— Во-первых, отнести это письмо и пасть к стопам сеньориты Концепчьоны, ты знаешь, зачем.

— Хорошо. А потом?

— Потом принеси мне ответ герцога де Салландрера к Шато-Мальи. Ступай.

Цампа ушел от Рокамболя и помчался, как стрела, в отель де Салландрера. Ему сказали, что герцог еще не просыпался, и он попросил лакея доложить сеньорите Концепчьоне, что он желает ее видеть.

Концепчьона плохо спала ночь и встала с рассветом.

Она очень удивилась, что Цампа желает ее видеть, и велела горничной привести его к себе.

Концепчьона чувствовала какое-то отвращение к Цампе; она знала, что он наперсник дона Хозе, и при жизни последнего не могла видеть его равнодушно. Но теперь любопытство победило в ней отвращение, и она приняла его.

Цампа вошел, по обыкновению, смиренно и униженно, отвесил низкий поклон сеньорите де Салландрера и взглянул на горничную. Концепчьона поняла, что он желает остаться с нею наедине, и выслала горничную.

— Сеньорита, — начал тогда Цампа, — к вам пришел молить о милосердии и прощении великий грешник, терзаемый упреками совести.

И Цампа преклонил колена.

— Какое же преступление сделали вы, Цампа? — спросила изумленная Концепчьона.

— Я изменил вам.

— Изменили… мне?

— Да, — ответил он униженно.

— Это каким образом? — спросила она надменно. — Разве вы были когда-нибудь у меня в услужении?

— Я служил у дона Хозе.

— Ну, так что же?

— И дон Хозе сделал меня вашим шпионом.

— А! — проговорила она презрительно.

— Я был предан моему господину, я готов был умереть за него, все приказания его исполнялись слепо.

— И вы… подсматривали за мной?

— Позвольте мне объяснить вам, каким образом я это делал.

— Говорите.

— Дон Хозе знал, что вы его не любите и повиновались только воле вашего родителя. Он знал или, лучше сказать, догадывался, что вы любите другого.

• Предыдущая
• 13/36
• Следующая