Одержимость Малиновского (СИ) - Светлова Маргарита - Страница 29

В тот вечер я уехал в лес, все же решили, что по бабам. Да уж, Беркутов хорошо поработал над моим имиджем, но мне было плевать. В тот день моя душа умирала с каждой крупицей воспоминаний, доказывающих правоту Глеба Владимировича. Пройдут годы, и я голыми руками разорву ту сволочь, что перечеркнула мне право на счастье. Да… я отомстил за себя, но цена оказалась слишком высока.

Утром, спешно приведя себя в порядок, надев спортивные штаны и футболку, направилась искать Ивана. Я всё-таки я вчера перегнула палку, так нельзя себя было вести в любом случае. Не спорю, он причинил боль отталкивая. Но и я поступила вчера не лучше, и так счёт у нас: три-три, опять сравнялся. Одно моё: «Урод!» чего стоит. Мне очень стыдно за свою несдержанность, даже не знаю, как смотреть ему в глаза после вчерашнего. Но прошлого не воротишь, зато есть будущее, значит, и возможность исправить. Кто не пытается хоть что-то сделать на пути к примирению, тонет в трясине обиды и трусости, лишая себя возможности жить в гармонии с окружающими. О нашем счастье даже не говорю, в свете последних событий ничего у нас Иваном не получится. Но в глубине души очень хочу быть с ним. А ещё сердце ноет, словно хочет о чём-то сказать. Или умоляет не рубить с плеча? Захожу в кухню: аромат моего любимого омлета с кабачками ударил в нос, а он, стоя спиной ко мне, делает бутерброды.

— Вань… — чуть слышно зову его, от волнения, как маленькая девочка, переминаясь ноги на ногу.

Он замер, а я дышать перестала, ожидая его реакции. Он вправе послать или же просто смотреть на меня, как ничтожество, после тех слов. Заслужила. Никакая боль и обида не может быть для меня оправданием. — Вань… — вновь зову его робко, он разворачивается ко мне.

— И тебе доброе утро, котёнок… — улыбается, словно ничего вчера и не произошло.

— Прости… я… — замолчала из-за предательски подступившего к горлу кому.

— Иди ко мне… — раскрывает руки, как раньше, чтобы утешить. Несмело подошла к нему и, оказавшись в до боли родных объятьях, уткнулась носом в его грудь. — Не кори себя, это мне впору молить тебя о прощении. И я не злюсь на тебя, не имею права.

— Но я на себя зла… — отвечаю, с жадности вдыхаю его аромат, всегда его любила. А сейчас от него почему-то кружится голова. Или это от волнения?

— Не стоит. Тебе было больно, и ещё этот стресс, всё одно на одно наложилось. — Бережно гладя мою спину успокаивал, от этого ещё становилось хуже.

— Это не оправдание. Я не разобралась в ситуации и принялась поливать тебя грязью. Знаешь… — отстраняюсь, поднимаю голову, чтобы посмотреть в его глаза, они у него небесно-голубого цвета, и длинные ресницы, выгоревшие на концах. Он очень похож на греческое божество, таким я представляла Аполлона, только Ваня ещё и мужественный. — Я сегодня утром много размышляла на эту тему и пришла к выводу: у тебя действительно были веские причины так поступать. И о них ты сказать не можешь, работа.

— Ты права, я не всё могу рассказать. — Нежно коснулся моего лица, а в его глазах вновь отразилась боль, моё сердце сжалось, заметив это. Господи, он определённо что-то скрывает!

«Ванечка, милый, родной, что с тобой случилось?» — мысленно обратилась к нему, вслух не решилась, понимая, что не расскажет. А сердцем чувствую, что права, есть у него тайна, а возможно, и не одна. Он страдает из-за неё, а я помочь не в силах. Да и не позволит, мужчины такие, всё носят в себе.

— И не нужно. Я всё понимаю.

— Но кое-что я должен прояснить. Мне так… жаль, что ты стала свидетелем моей отчаянной попытки выкинуть тебя из головы вот таким мерзким способом. Но я с ней после того раза не встречался, смысла не видел, ведь не помогло, вот поэтому я вспылил. Не тебя я проклинал, а себя. Я же в тот момент чувствовал себя грёбаным педофилом. Тебе всего-то было четырнадцать, а я не просто хотел тебя, меня ломало от желания обладать твоим телом. Это за гранью нормального, понимаешь? Я в шоке был, задыхался от проклятой похоти, и бороться с ней уже не было сил. А ты была чиста, как девственный снег, а я чернил тебя своими грязными мыслями. А ещё и прошлое моего отца всплыло в память, я решил тогда, что его проклятые гены взяли верх. Понимаю, что уже ничего не исправишь, та грязь всегда будет у тебя стоять перед глазами, когда смотришь на меня. Я говорю, мне жаль… Но понимаю, что это не те слова. Да и нет таких слов, чтобы ты забыла…

— Я очень хорошо убираюсь, забыл? — попыталась отшутиться, мне невыносимо видеть, как он страдает из-за этого. Мы оба достаточно настрадались уже, хватит с нас.

— Что? — растерянно смотря на меня спрашивает.

— Я имею в виду, грязь всегда можно отмыть, плохое забыть, если настроен строить отношения. — И тут же добавляю: — Я не говорю сейчас о нас. Тут всё сложно, не готова я пока… — потому что боюсь вновь испытать боль.

— Твоё: «пока» меня определённо радует, значит, не перегорело. — Медленно притягивает к себе, пристально смотря мне в глаза. — А насчёт сложностей… Ничего страшного, если любишь, то любые препятствия нипочём.

— Вань, не нужно… — попытаюсь остановить его, вновь упираясь руками в грудь.

Я действительно ещё не готова к сближению. Слишком много болезненных воспоминаний стоят между нами, после такого в омут любви с головой не бросаются. Или я на такой экстрим со своими чувствами не гожусь. Не могу утверждать, что не хочу его ласки, очень хочу. Только вначале нужно чувства и мысли привести в порядок. Но это нам, женщинам, так нужно, а мужчины по-другому устроены. У них девиз веками не менялся: пришёл, увидел, соблазнил и, пока дама сердца не опомнилась, бегом в ЗАГС поволок. И начихать им, что их добыча не уверена, хочет ли она этого. Охотники они, так уж заложено природой.

—Боишься, что захочется большего? — спрашивает коварный, чуть ли не касаясь своими губами моих. Рот откроешь и на поцелуй нарвёшься. Да уж, глупая я добыча, гонимая виной, добровольно угодила в лапы хитрому хищнику. Молчу и не шевелюсь, на провокацию его попадаться далее не собираюсь. — А я о-очень хочу… — шепчет мне в губы и этим «хочу» упирается мне в живот.

Я же решила до последнего держать оборону, Беркутовы легко не сдаются. Тем более он знает, чего от своего «хочу» получит, а я только в теории представляю. И вообще, лихо мы так перешли с покаяния к брачным игрищам. Непорядок. А с другой стороны, почему бы и не поиграть для разнообразия? Не всё же время слёзы лить. Пусть теперь доказывает своё желание. Хотя нет, желание я как раз чувствую, достаточно этой демонстрации. Мне нужны доказательства его чувств, слов уже мало. И вообще, я девушка, меня завоёвывать нужно.

«Бог ты мой, куда меня понесло!» — поразилась я ходом своим мыслей. Вечером: не хочу видеть, попытаюсь забыть. А сейчас: пусть доказывает, а почему бы и нет. Дела… Это ж только после нескольких минут нашего хрупкого перемирия. Мои размышления прервал раскатистый хохот Ивана.

— Я даже представить боюсь, что за мысли у тебя роятся в голове! — Веселился он, причём уже меня не держал, тогда почему я ещё стою рядом с ним, словно приклеенная к полу? — Видела бы ты себя со стороны, такой скоростной смены эмоций я ещё не наблюдал.

— И правильно, нервишки беречь нужно, — огрызнулась в ответ.

— Пошли завтракать, заноза! — Поцеловал мне нос и посмеиваясь направился к плите.

— Сам такой… — пробурчала под нос, направляясь к столу.

— Я всё слышу.

— Знаю, — отвечаю, садясь на стул. — Вань, не стоило было готовить мне завтрак…

— С чего вдруг? — поставив передо мной тарелку с омлетом, удивлённо приподнял бровь.

— Ну… — замялась, подыскивай слова, чтобы не нарушить наш хрупкий мир. — Мы как бы…

— Котёнок, я смотрю, у тебя словарный запас резко сократился. — Покачал он головой, направляясь за бутербродами.

Вот это меня разозлило. Словарный запас у меня иссяк…

— Я просто некомфортно с тобой себя чувствую, мы же восемь лет не виделись! — Ну, не знаю, как себя с ним вести, растеряна. Это же не делает меня умственно отсталой! — И не привыкла я, когда для меня готовят. Ты если не заметил, я женщина, и это прямая моя обязанность.