Отверженный IV: Эскалация (СИ) - Опсокополос Алексис - Страница 1

Время тянулось так медленно, будто какой-то всесильный маг наложил заклятие на заставу. Мне было очень тяжело просто сидеть и ждать — хотелось что-то делать, предпринимать, действовать. После визита в Белосток, где я увидел размах, с которым немцы подошли к работе с похищенными подростками, я был уверен, что они не допустят утечки информации и с минуты на минуту нападут на заставу.

За себя и за Агату я не переживал — изученные навыки позволяли мне постоять за себя и за подругу. Я боялся, что нам не удастся отстоять Яроша. Поляк был невероятно ценной добычей — сохранение пленника давало шанс на спасение всех похищенных ребят.

После разговора с Милютиным прошло почти три часа. Я сходил в медпункт, чтобы проверить состояние Яроша и Агнешки. С ними всё было нормально, но я на всякий случай обновил заклятия. Агата спала. Она так сильно вымоталась и перенервничала, что мой визит её не разбудил. Я посидел минут двадцать возле подруги и вернулся в кабинет к начальнику заставы.

Капитан предложил мне чаю — кофе «три в одном», к моей радости, в шкафчике больше не оказалось. Я не отказался и получил кружку горячего напитка с запахом бергамота. Не то чтобы мне сильно хотелось чего-то выпить, но процедура чаепития помогла хоть как-то себя занять. Часы на стене показывали пять минут седьмого, и сколько мне ещё предстояло ждать, я не знал.

Иван Иванович ворвался в кабинет Воробьёва будто под заклятием ускорения. Именно ворвался — другого слова было не подобрать. От неожиданности я чуть не пролил на себя чай. Поставил чашку на стол и едва успел встать, как был схвачен и крепко сжат в крепких объятиях генерала КФБ.

— Я не знаю, где ты был, что пережил, что узнал и какой ценой спасся, но как же я рад тебя видеть, мой мальчик! — громко сказал Милютин, не выпуская меня из объятий. — Как же я рад тебя видеть, ты просто не представляешь!

— Представляю, — ответил я. — Я рад Вас видеть не меньше.

Иван Иванович наконец-то разжал руки, но эмоции его всё ещё переполняли, и он похлопал меня по плечу, а потом ещё раз обнял. Я не ожидал такого проявления чувств от сурового генерала КФБ. Видимо, он действительно был рад меня видеть. Эмпатией я это дело проверить не мог — у Милютина всегда стояла блокировка исходящих эмоций.

— Когда меня разбудили среди ночи и сообщили, что ты объявился, я просто не мог поверить, что мне это не снится, — сказал Милютин. — Это, пожалуй, лучшая новость за последние месяцы. И учитывая, как и откуда ты появился, думаю, новостей будет много.

— Это да, — ответил я. — Новостей и информации будет очень много.

— Мне доложили, что с тобой прибыли ещё трое, но двое из них пленники.

— Пленник на самом деле один. Сейчас я по порядку всё объясню.

— Сгораю от нетерпения, но давай совсем вкратце, сказал Иван Иванович. — У нас ещё будет время, чтобы поговорить обстоятельно.

— Если вкратце, то наших ребят воруют немцы и держат в специальных центрах в Польше. Там их обучают боевой магии и к чему-то готовят.

Уже этой информации хватило генералу КФБ, чтобы его лицо вытянулось от удивления.

— Таких центров минимум четыре, — продолжил я. — В том, где обучали меня, было чуть более ста курсантов.

— Курсантов? — переспросил Милютин, удивляясь всё больше.

— Да. Суть в том, что похищенных подростков держат в плену, но они не знают, что это плен. Ребята думают, что они курсанты специального тренировочного центра, и что в будущем лучшие из них смогут поступить в магическую академию. Им всем стёрли память, вложили ложные воспоминания, и все теперь думают, что они поляки. Но очень прогермански настроенные поляки — обучение у нас шло на немецком языке, а императора Священной Римской империи славили по сто раз на день.

— Какая мудрёная схема. Удивительные и пугающие своим размахом вещи ты рассказываешь, Роман.

— Вы ещё не раз удивитесь, пока я буду говорить.

Я в общих чертах рассказал Милютину всё, что узнал про центры подготовки, про то, как ко мне вернулась память, и про побег.

— Даже и не знаю, как на это реагировать, — произнёс руководитель столичного департамента КФБ, когда я закончил рассказ. — А ты на карте сможешь показать расположение этих центров?

— Только своего. Но я думаю, расположение остальных сможет показать заместитель директора нашего центра по хозяйственной части, который сейчас лежит в медпункте. Думаю, он много чего сможет показать и рассказать.

— Ты привёл с собой языка?! — Милютин буквально вскричал от удивления.

— Да. А иначе как вы спасёте ребят без нормальной информации? Только не привёл, а принёс — мне пришлось отрезать ему ноги.

— Будет себя хорошо вести — нарастим.

— Я тоже так подумал.

— Если всё, что ты сказал — правда, то ситуация очень серьёзная. Ребят надо спасать, но на решение этого вопроса у нас уйдёт много времени. Ты же понимаешь, что мы не можем просто взять, зайти на территорию Польши и забрать их.

— Понимаю, — согласился я. — Но вы ведь не можете их там оставить?

— Я тебе сразу сказал, что не можем. Но вопрос настолько сложный, что я на эту тему сейчас даже говорить ничего не буду. А то что ты притащил языка — выше всяких похвал. Это намного облегчит нам работу. У меня просто нет слов, какой ты молодец — выжил, узнал информацию и сбежал с языком! Я представляю, как удивится Александр Петрович. И как он обрадуется.

— А как удивится и обрадуется генеральный прокурор, — заметил я. — Он не поменялся?

— Не поменялся. А почему он должен обрадоваться?

— Девчонка, которая лежит в заморозке — его внучка.

— Что?! — воскликнул Милютин, и как мне показалось, он даже растерялся. — С чего ты это решил? Это она тебе сама сказала?

— Нет. К ней память не вернулась, поэтому и пришлось заклятие применить — не хотела уходить. Но я её хорошо запомнил ещё с Москвы. Крайне капризная и вредная девчонка, я Вам скажу. С другой стороны, если бы она тогда не вела себя вызывающе, я бы её и не запомнил.

— Роман, если ты спас внучку Игоря Константиновича, то… — Милютин запнулся от переполнявших его эмоций. — То я даже слов не могу подобрать, какую ты нам оказал услугу. В первую очередь Александру Петровичу.

— Я всегда рад помочь и Вам и Александру Петровичу.

— А я теперь даже боюсь представить, кто та рыженькая, — улыбнулся Милютин, уже взявший себя в руки.

— Рыженькая — просто моя подруга.

— Просто подруга?

— Ну, не просто, — сказал я и неожиданно для себя самого немного смутился.

— А ты хорош! — Иван Иванович рассмеялся. — Даже в такой ситуации не растерялся. Она тоже ничего не помнит?

— Почти ничего. Но по обрывкам воспоминаний мы смогли определить, что она русская и, скорее всего, из Москвы. В общем, она почти ничего не помнит, но она верит мне и ждёт, что ей помогут восстановить память.

— Это не проблема. Просто сам понимаешь, кого попало к ней в голову пускать нельзя.

— Понимаю.

— Но я думаю, мне удастся уговорить Анну Алексеевну нам помочь.

— Я не знал, что она менталист.

— Не знал и дальше не знай! — сказал Милютин и улыбнулся.

Я понял намёк и подтвердил это кивком, а Иван Иванович посвятил меня в дальнейшие планы:

— По прилёте в столицу разместим обеих девушек в закрытом госпитале КФБ и восстановим им память. Потом внучку Воронцова, если это действительно она, отправим под защиту деда. А твою подругу, кем бы она ни была, немного подержим под охраной. Домой её пока отпускать нельзя во избежание утечки информации. Лучше предотвращать проблемы, чем исправлять. Сейчас у нас не так много свободных ресурсов. Тебе уже рассказали, что происходит в стране? Про Петербург в курсе?

— Да.

— Про то, что сепаратистами руководит твой отец, думаю, тоже уже знаешь?

— Да. Мне очень жаль.

— Не сожалей. Ты не виноват, что твой отец выбрал такой путь.