Отверженный IV: Эскалация (СИ) - Опсокополос Алексис - Страница 2

— Мне жаль, что всё так сложилось.

— Это да, это всем жаль. И раз уж у нас зашла об этом речь, лишний раз хочу напомнить: о том, что студент Кутузовской академии Андреев на самом деле никакой не Андреев, а молодой князь Седов-Белозерцев, знаем лишь я, Александр Петрович, ещё два-три сотрудника КФБ, да твои родители и дядя. С нашей стороны никто не заинтересован в разглашении этой тайны, думаю, со стороны твоих родных тоже, ведь в первую очередь, это вопрос твоей безопасности.

— Я готов к возможным проблемам.

— Вообще, если уж на то пошло, ты сейчас единственный человек во всей России, у которого не должно быть никаких проблем в принципе. По всей стране, кроме Петербурга и Москвы, ты под защитой Александра Петровича. В Петербурге сейчас по факту правит твой отец, а в Москве, после того как ты спас внучку Воронцова, на тебя даже косо посмотреть никто не посмеет.

Милютин сделал паузу, чтобы я осознал смысл сказанных им слов, после чего грустно усмехнулся и добавил:

— Но это в теории у тебя не должно быть проблем, а зная, как ты их притягиваешь, я бы на твоём месте расслабляться не стал!

— Не буду, — пообещал я.

— Молодец! А теперь иди разбуди свою рыженькую, да будем собираться. Пора выдвигаться домой.

— Да хотелось бы. Я, если честно, тут с ума чуть не сошёл за то время, пока Вас ждал.

— С чего вдруг? — удивился Милютин.

— Переживал, опасался, что на заставу нападут немцы. Уже даже рассматривал вариант, как нам самим пробираться поближе к России.

— Вот по пути вас точно могли перехватить, а на заставе вы были в полной безопасности. После нашего телефонного разговора сюда отправили всех одарённых из близлежащих застав и с двух наших военных баз в Беларуси.

— Но я никого не заметил.

— Их отправили для того, чтобы отбить атаку, если она состоится, а не для того, чтобы привлекать внимание и эту атаку провоцировать.

— Могли бы хоть мне сказать.

— А кто знал, что ты такой впечатлительный? Я думал, ты спокойно спишь.

— Уснёшь тут.

— А тебе бы не помешало. Выглядишь ты неважно.

— Мне не обязательно спать. Моя подруга — была лучшей лекаркой в нашем центре. Она сейчас сама выспится, а потом меня быстро в порядок приведёт.

— Ты не просто хорош, ты намного лучше, чем я предполагал! — сказал Милютин и рассмеялся.

В Великий Новгород мы вылетели на вертолёте. Это было оптимальное средство передвижения в плане скорости и надёжности. Вертолёт с защитой от магического и механического урона и двумя сильными магами воздуха на борту был практически неуязвим, и в отличие от самолёта, в случае атаки спокойно опускался магами на землю даже при неработающих или горящих двигателях.

В самом начале пути Агата восстановила мне силы. Затем мы все позавтракали. А потом до самого конца почти трёхчасовой дороги я рассказывал Милютину о своих приключениях: от похищения в Подмосковье до побега из центра «Ост» и прибытия на белорусскую границу.

В Великий Новгород мы прибыли в начале десятого. Точнее, не в сам Новгород, а в расположенный неподалёку от столицы госпиталь КФБ. Заведение, как и сказал ранее Милютин, было закрытым. Я бы даже сказал: очень закрытым. Четыре длинных четырёхэтажных корпуса располагалось в глухом лесу и походили больше не на госпиталь, а на закрытый военный исследовательский центр. И скорее всего, так оно и было.

На крыше одного из корпусов находилась вертолётная площадка. На неё мы и сели. Яроша и внучку Воронцова сразу же унесли сотрудники загадочного заведения, а нам с Агатой Милютин дал пять минут, чтобы попрощаться. Тем более всё равно надо было дождаться переводчика — по-русски Агата не понимала, и до этого момента всё ей переводил я.

Мы отошли от вертолётной площадки к краю крыши, чтобы поговорить наедине. Я огляделся — вокруг, насколько хватало глаз, простирался лес. Возникало ощущение, что мы находимся где-то очень далеко от цивилизации. Агату, видимо, посетили те же самые мысли, потому что она крепко схватила меня за руку и негромко сказала:

— Что-то мне как-то не по себе от этого всего. Очень уж это место похоже на Восточный, только больше размером.

— Главное отличие этого места от Восточного в том, что здесь тебе помогут восстановить память и после этого сразу отпустят домой, к родителям, — сказал я. — Не переживай и не бойся. Иван Иванович — хороший человек, и он хочет нам только добра.

— Я вспомнила: ты этого Ивана Ивановича часто звал во сне и потом, когда выпил зелье.

— Ну вот. Ты тогда спрашивала, кто это. Теперь видишь.

— И ещё ты вспоминал какую-то Милу.

— Милу ты не увидишь.

— Почему?

— Потому что это было очень давно, она сейчас далеко, и эту страницу своей жизни я перелистнул.

— Роберт, ты раньше говорил, что она просто твоя знакомая. Это твоя бывшая девушка, да?

— Да.

— Точно бывшая?

— Да.

Агата обняла меня, поцеловала в щёку и прошептала в ухо:

— А кто нынешняя?

— Не знаю, — ответил я. — То ли Агата, то ли Аня. Всё никак не могу выбрать.

Агата рассмеялась и опять меня поцеловала.

— Кстати, — заметил я. — Надо нам переходить на наши настоящие имена. А то нас могут не понять, если мы в Кутузовке будем звать друг друга польскими именами.

— Надо, — согласилась подруга. — Но как-то это непривычно. Может, когда мне вернут память, будет легче сменить имя.

— Ну да, — согласился я. — А то вдруг окажется, что ты и не Аня вовсе.

— И не русская? И что тогда со мной будет?

— Да пошутил я, — поспешил я успокоить подругу. — Русская ты. Но даже если и нет, то тебя в любом случае вернут домой. Назад в Восточный не отправят. Здесь можешь не переживать. Но я уверен, что ты русская. И совсем скоро ты в этом убедишься. Думаю, уже сегодня. На самом деле, процедура восстановления памяти для хорошего менталиста дело несложное и недолгое. И что-то мне подсказывает, что в этом заведении есть хорошие менталисты.

— Всё равно страшно.

— Не бойся, всё будет хорошо. Скоро ты увидишь свою семью.

— Это да, но вот как они меня встретят?

— Ты опять за своё? С великой радостью они тебя встретят. Какая-то ты слишком мнительная. Сделай себе какой-нибудь отвар или эликсир успокаивающий.

— Не смешно, — пробурчала Агата и насупилась. — Я ужасно переживаю. Как я буду с ними разговаривать? Я даже русского не знаю.

— Ты его знаешь. И вспомнишь уже сегодня. Не переживай. А, вообще, я тут подумал, это хороший бонус нам в компенсацию за потерянное в Восточном время — почти идеальное знание немецкого языка.

— Слабое утешение.

— Ну как могу, так и утешаю, — сказал я и поцеловал подругу.

— Вот такое утешение работает лучше, — сказала Агата-Аня и улыбнулась. — Как думаешь, мы скоро увидимся?

— В том, что тебя с твоим Даром зачислят на подготовительный курс в Кутузовку, я даже не сомневаюсь. Но на всякий случай попрошу Ивана Ивановича посодействовать. Зачисление происходит по факту прибытия в академию. Поэтому как надоест дома отдыхать, как соскучишься по мне, так и приезжай.

— Ну тогда я почти сразу и приеду. Я уже по тебе скучаю, — сказала подруга и рассмеялась, затем она опять меня крепко обняла, прижалась к моей щеке своими огненно-рыжими волосами и добавила: — Хорошо, что мы есть друг у друга, Роберт. То есть, Роман.

— Можно просто Рома, но пока можно и Роберт. Я тоже сейчас расстанусь с Агатой, а в следующий раз уже встречусь с Аней! — сказал я и поцеловал подругу. — А Восточный и всё, что с ним было связано, мы забудем, как неприятный сон.

Пока мы разговаривали на краю крыши, пришёл переводчик и с ним какой-то серьёзный мужчина в белом халате, торчащем из-под куртки. Мы направились к вертолёту. Серьёзный мужчина о чём-то быстро переговорил с Милютиным, после чего увёл мою Агату-Аню. Когда мы с Иваном Ивановичем остались вдвоём, я спросил:

— А это точно госпиталь?

— Скажем так, — ответил Милютин. — Девушек здесь будут лечить и восстанавливать.