Пристроить Коляна (СИ) - Зайцева Мария - Страница 30

— Ага…

Какого хера происходит вообще? Почему я это слушаю?

— Знаешь, я не особо хочу на турбазу, на самом деле… Может, встретимся просто вечером, поболтаем…

Чего???

Тут в кабинет входит полкан, и я чисто на автомате выдаю в трубку:

— Да, понял. Время уточню.

Со страшно деловым видом жму на отбой и тут же начинаю демонстративно морщить лоб и прикидывать время встречи по плану. Типа, я не просто так, а по делам назначать буду. По работе.

Полкан раздувает ноздри, но не говорит ничего.

— Рожин! Какого хера твоя заявительница у меня делает?

Рожин подскакивает на месте:

— Какая?

— Нефедова! По краже цветочных горшков! Какого, вообще, хера происходит?

— Пал Витальич, да она меня еще с участковых преследует… — Начинает плаксиво жаловаться Рожин, но полкану плевать на оправдания.

Он надувается еще сильнее, раскрывает рот и на некоторое время в отделе все глохнут.

Я тихонько сижу в своём углу, стараюсь не отсвечивать, надеясь, что полкан удовлетворится поеданием Рожина и свалит.

В конце концов, я свою порцию анального секса сегодня уже словил от него. Может, хватит?

Тут, в самый прочувствованный момент открывается дверь в отдел. Не иначе, самоубийца там, потому что все в отделении знают, когда начальство изволит трахать на рабочем месте, лучше не соваться под стрелу. А то тоже того… Заденет.

— … ебтвоюмать!!! — на автомате завершает полкан и поворачивается к двери.

И все мы тоже.

Молчим. Смотрим. Эхо начальственного мата гуляет по комнате.

А на пороге стоит… Злючка.

Невероятно хорошенькая, с мягкой шапочке и пальто. Тонкая и румяная с улицы.

Смотрит серьезно, глазки распахнуты…

Фея, бля.

Принцесска в логове гиппопотамов.

— Простите… — нарушает она наконец тишину, сразу безошибочно находя глазами меня, моргая удивленно и радостно, и переводит взгляд на полкана, — я, наверно, попозже…

— Вы к кому? — рявкает полкан.

— К… К… Нему… — Злючка кивает на меня, застенчиво краснеет.

— А по какому вопросу, девушка? — полкан снижает градус, похоже, даже его Злючка пронимает.

— По рабочему, — говорит она твердо и с достоинством.

И мне в этот момент дико хочется ее… Да всего хочется. Всего и по-всякому!

Ах ты, Злючка моя, сладкая такая, маленькая моя!!!

Пришла, сама!

А я, дурак… Надо было вчера, надо было!!!

А я нажрался и вырубился!

Как дурак!

Оплакивая свою горькую мудацкую судьбу.

Мудак и есть. Надо было к ней! Надо было!

Но еще ничего не поздно. Она пришла. Сама. Ко мне! Ждать не захотела!

Никогда не думал, что может быть так клево на душе. Что в один момент ситуация может другой стороной развернуться!

Кажется, вот только-только получал втык от начальства, и жизнь, сука, вообще казалась дерьмом.

А стоило маленькой Злючке появиться — все. И сразу все радужно. Реально, разноцветно, куда там пони, срущим радугой!

У меня все круче!

У меня весь мир расцвел! И даже полкан, мать его, радует глаз!

— Да, это свидетельница, — отмираю я, наконец, — дополнительный материал…

Встаю, продолжая нести какой-то бред, на ходу сочиняя хрен знает, что, огибаю полкана, так и застывшего посреди комнаты, по широченной дуге, топаю к Злючке.

— Пойдемте в отдельный кабинет, — внушительно говорю ей и мягко подталкиваю на выход.

Пока никто не опомнился.

Она выходит, нерешительно разворачивается, а я торопливо закрываю дверь в отдел, делаю знак молчать и кивком головы указываю направление движения.

В кабинет к экспертам. Они как раз на выезде, оба. Свалили побыстрее, еще когда начальство только свои планы на личную жизнь обозначило. И, зная их, вернутся только к концу дня.

Не дураки.

Иду быстро, радуясь, что никого в коридоре, полкан всех распугал.

Злючка несколько раз пытается меня остановить, что-то начинает говорить, но я каждый раз делаю знак молчать.

И она слушается.

Моя ты хорошая!

Ключ от кабинета экспертов у меня есть, открываю, за руку втаскиваю Злючку в помещение.

И тут же прижимаю ее к обратной стороне двери.

Попалась!

Злючка тихо ахает, глазки ее, огромные и блестящие, еще шире распахиваются. Открывает рот, упирается в мои плечи ладонями.

А меня срывает.

От ощущения ее тела в своих лапах, от темноты, нас окружающей, от ее аханья сладкого. Она, наверно, хочет чего-то сказать.

Даже скорее всего хочет.

Но вот беда: я не готов слушать.

Как-то слишком остро чувствуется ее близость. Чересчур остро. Режет. И надо эту остроту приглушить.

Ну, или наоборот, заточить до граней медицинского скальпеля.

— Кооооль…

Она мое имя тянет, а я запрещаю ей это делать. Не даю.

Прижимаю всем телом теснее к двери, полсекунды смотрю в глаза. И целую.

Так, что всякое сопротивление, если оно и планировалось, гаснет. Унимается.

Уносит меня сразу. Прямо дежавю какое-то, словно это было уже.

Хотя, было.

В наш самый первый раз, первый поцелуй, у нее на рабочем месте. Как мне тогда крышу снесло! Это же даже вспомнить страшно.

Так вот.

Сейчас еще круче. Реально круче!

Потому что там я все же отголоски реальности улавливал. А здесь — нет. Нет никакой реальности.

Только мы.

Она не отвечает. Сначала. А мне и не требуется.

Сам все сделаю, Злючка. Только позволь.

Я скучал. Сука, как же я скучал-то! Эти сутки без тебя… Безумное это ощущение, что все, что конец, что потерял…

Только сейчас приходит понимание, насколько я был не в себе. Насколько я вообще НЕ был.

Потому что стоять вот так вот, держа ее в руках… Это единственное правильное положение в этом гребанном мире. Единственное верное.

Что она там хотела от меня услышать?

Что хотела, Злючка?

Про то, кто мы друг другу, да?

Я тебе скажу, беда моя.

Я обязательно скажу.

Но потом. Чуть позже, хорошо? А пока что, просто разреши, просто позволь… Я сам. Все сам сделаю.

Она в мягком трикотажном платье, оно, как чулок, легко закатывается наверх.

Держу одной рукой за затылок, фиксирую, чтоб не могла оттолкнуть, целую, сжимая пучок волос.

Шапочка ее мягкая давно уже где-то у ног валяется. Пальто распахнуто, но снять — нет ни сил, ни времени. Да и не надо. Я и так до всего доберусь.

Главное, чтоб не опомнилась, чтоб не начала говорить.

Ее губы, податливые, нежные, прохладные с улицы, для меня — как самое горячее, самое вкусное, самое нужное сейчас удовольствие. Я жадно его жру, именно так, грубо и насильно, понимаю, что не надо так, надо, наверно, нежно, после размолвки с женщиной… Так надо! А не могу. Не сдерживаюсь.

Плотные колготки…

Да чего за блядство? Кто их, бля, придумал? Не доберешься…

Падаю на колени, рву их вниз, стреноживая, и одновременно дергаю ее за зад к себе, как раз места для моего языка хватает.

И Злючка моя, хоть рот я ей и освободил, сказать ничего не может. Уже.

Только ахает опять и вцепляется мне в волосы.

Когда чувствует мой язык внизу. Я умею это делать, и делал с ней уже. И не раз. Но вот чтоб в таких экстремальных условиях…

Страх смешивается с возбуждением, и, может, поэтому Вера пахнет настолько невероятно вкусно, что приходится слюни сглатывать.

— Кооооляаааа…

Дергается стыдливо, дрожит, сжимается… Мне же хватает секундной ее растерянности, чтоб содрать мягкий сапожок и колготки с одной ноги. И закинуть голое бедро себе на плечо.

Захват пальчиков в моей шевелюре становится жестче, стон, который она не может сдержать, заводит сильнее.

— Коля-Коля-Коля-Коля… — частит Злючка, когда добираюсь до самого сладкого для меня языком и жадно вдыхаю усилившийся аромат ее возбуждения, — Коооляаааа…

Да, малышка, да, только мое имя, да, только так… Усиливаю напор, и она дрожит, крупно и неконтролируемо. Дышит тяжело, бестолково сжимает и разжимает пальцы в волосах.