Люди государевы - Брычков Павел Алексеевич - Страница 15

— Как то сделать? Куда от него денешься? — спросил Вязьмитин, и все мужики повернулись в сторону хозяина дома.

— От Оськи уйти можно! На Оби Дон завести! Вот вам и воля! Сесть на плоты, аль дощаники и по Томи уйти на Обь!..

— И то верно! — встрепенулся Максим Зоркальцев. — Мне бы до Нарыму добраться, а далее до Сургута я весь остяцкий язык знаю. А оттуда уедем к Солнцевой матери!..

— А где та Солнцева мать? Я слыхал, что есть где-то на Оби у остяков Золотая баба… — спросил Генин.

— Сия Золотая баба и есть Солнцева мать! Кто к ней прикоснется, тот обязательно богатым станет, во всех делах тому удача, так остяки говорят…

— А где та баба стоит, ведомо ли?

— Остяки ведают… А вот давайте гостя нашего спросим, — кивнул на Кучегея Подрез.

Зоркальцев по-остяцки спросил Кучегея, знает ли он, где стоит Золотая баба.

Тот, подумав, ответил:

— Дед мой знал, я не знаю… Шаманы знают, рассказывают, что у ног ее панцирь лежит первого русского атамана…

— Ермака то панцирь! — воскликнул Зоркальцев. — Уйдем на Обь, сыщем бабу!..

— Мужики, — подал голос Черницын, — коли уйдете без указу, то за измену почтено будет государю, крест ведь ему целовали!

— Оська тоже крест целовал, а все против государева указа творит, сие хуже измены! — вскричал Зоркальцев. Мужики согласно загудели. Кузьма, не желая озлоблять их, приумолк.

— Стало быть, говоришь, мужики измену замышляют? — спросил Щербатый прибежавшего к нему в съезжую Кузьму Черницына. Тот, едва привез его Кучегей в город, сразу кинулся в съезжую избу.

— Доподлинно так своими ушами слышал… Гришка грит, надобно Дон на Оби завести… Мужики и собрались на плотах бежать к Сонцевой матери….

— Кто из мужиков на обеде был? Кто боле других глотку драл?

— Максимка Зоркальцев, Федька Вязьмитин, Семка Генин да Олтушка Евдокимов… Они главные заводчики!

— Ладно, разберем!

Выйдя к подьячим, он увидел сидевшего у входа пятидесятника конных казаков Филона Климентьева и велел:

— Зайди ко мне!

Когда Филон вошел в его кабинет, приказал:

— Возьми десяток верховых казаков и одни сани, езжай в Верхнюю слободу да привези мужиков: Максимку Зоркальцева. Федьку Вязьмитина, Евдокимова Олтушку и… Кто там еще? — обратился он к Черницыну.

— Семка Генин.

— Вот и его! Вези всех сюда, к вечеру чтоб были тут! Измену замышляют…

— Исполню немедля! — Придерживая саблю, Климентьев выбежал на улицу.

Еще до сумерек мужики предстали перед грозным воеводой.

— Значит, Дон завести захотели? От государя бежать?..

— Да и не мнилось такого… — начал было Зоркальцев, но Щербатый перебил его:

— Закрой пасть! Кузьма Черницын сказывал, как ты громче всех базлал!..

Он подскочил к Зоркальцеву и сбил его ударом в бороду на пол.

— Я вам покажу, как государю изменять!

— Иосип Иванович! Сам посуди, куда нам бежать? У кажного дети… Здесь хоть пашня есть, а в урмане разе проживешь!.. — принялся убеждать Семка Генин. — Пьяным обычаем то болтали, винимся пред тобою….

— Вы не предо мною, перед государем виноваты!..

— Не было с нашей стороны злого умысла, — поддержал Генина Вязьмитин.

— А с чьей был? Кто первый сказал, чтоб Дон на Оби завести?

Мужики, потупившись, молчали.

— Че молчите? На виске встряхнуть?..

Мужики переглянулись. Вязьмитин проговорил:

— Гришка Подрез говорил, что можно бы по Оби вольные земли сыскать…. Так мы согласились, что земель таких там сыскать можно, а чтоб бежать — такого уговору не было…

— Стало быть, Гришка главный заводчик!.. А вы, тьма египетская, уши развесили! Ладно, на первый раз прощаю, отдаю на поруки прикащику вашему. А впредь, коли такие речи слушать будете, кнута отведаете! Пошли вон!

Не первый извет о подобных разговорах получал Щербатый. Не придал бы особого внимания и этому: мужик есть мужик, всегда помышляет о вольных землях, хотя сыскать да обустроиться на таких землях даже в Сибири непросто. Однако то, что заводчиком был Подрез, его даже обрадовало. Кажется, попадется сей раз на крючок: измена — дело нешуточное!

Щербатый вызвал к себе Петра Сабанского и Ваську Былина.

— Составьте вместе с Чебучаковым челобитную на Гришку Подреза. Подбивает мужиков на измену! Надобно предупредить сей заговор, дабы не стал он подобно заговору Белиловца, и городу утраты чтоб не было.

Он поведал о том, что рассказал Черницын.

— Сделаем! Так, что и дядя его Левонтий не поможет на сей раз! — обрадованно воскликнул Былин. — Все мы подпишем!

Щербатый поморщился:

— По уму сделать надобно: не одни чтоб дети боярские да лучшие служивые подписали челобитную, а чтоб была челобитная на Подреза о воровстве его ото всего города! От него многим были обиды, всех соберите, и посадские чтоб подписали и жилецкие… И про винокурню напишите и холопление. Уберем его, и нам больше будет прибытка…

— Составим, не отвертится! — сказал Сабанский.

— Прежде чем станете подписывать, мне покажите!

Через день Васька Былин читал у Щербатого черновик челобитной на Подреза: — «…Да он же, Григорий, завел у себя пиво и бpaгy и колмацкой шар, именуется табак, и продавал, и держал у себя блудных воровских женок, да и со стороны к нему многие воровские женки прибегали, и зернь беспрестанную держал. И у того своево воровства и у зерни многих твоих государевых гулящих людей и ссыльных мошенников, а иных, которыя по твоему государеву указу и в пашню сосланы, во двор заигрывал. И к нему было, Григорью, многие ссыльные же мошенники и которыя томские твои уроженцы для воровских женок и блуда приставали. А нас, холопей твоих, как который будет у нево, Григорья… в приставех для дозору, к себе на двор не пускивал. И с теми своими заигранными дворовыми людьми по улицам на конех днем и ночью ездил и многих, братью, холопей твоих, бил плетьми и ослопьем и коньми таптывал и сабаками травливал и саблею рубал…»

Васька перевел дух, положил прочитанный лист на стол и сказал:

— Далее на одном листе список изувеченных Гришкой людей. Чаю, все они под сей челобитной с превеликой радостью подпишутся:… Уже руки приложили кроме нас с Петром дети боярские Кузьма Черницын, Родька Качалов, Лучка Тупальский, подьячий Васька Чебучаков, пятидесятники Салков и Клименьев, казаки Яшка Кусков да Васька Водопьян…

Щербатый жестом прервал его:

— Переписать надобно будет челобитную… Что писано, сгодится. Поначалу же опиши про воровство его еще при государе Михаиле Федоровиче, за что в Сибирь сослан… Что подбил жену Семку Тельнова отравить, вставь….

— Устька-то не показала на него… — сказал Сабанский.

— И без сказок ее понятно, что без Гришки не обошлось!..

— К тому ж, где писано, что Дон на Оби подбивает завести, прибавь: да заодно с ним в сем деле были сыны боярские Федор Пущин, Васька Ергольский да Михайло Ероцкий, да из казаков, кои супротив нас много вякают, Ивашку Володимерца, к примеру, Ваську и Данилку Мухосранов… Сошлют их на Лену, нам спокойнее и вольнее будет.

— Туда же Фильку Едловского вписать надо, Прошку Аргунова, Богдана Паламошного, Кузьму Чурилу… — подсказал Сабанский. — Громче всех орут супротив нас на кругах.

— Под Гришкино воровство люди легко подпишутся, а ежели против сих не захотят руки прикладвать, что делать? — спросил Былин.

— Тя че, учить надо? В морду — приложатся… А особых умников ко мне отправляй, у меня они быстро руки к сей челобитной приложат!

В 30-й день марта, в Страстной четверток, во двор к Григорию Подрезу, пришел подьячий Захар Давыдов, вызвал его из прокуренной комнаты на крыльцо и спросил:

— Ведаешь, что челобитье на тебя Щербатый составил, ныне подписи собирает?..

— Срать мне на его челобитье, дальше Лены не пошлют! — хмельной усмешкой осклабился Григорий.