Клубничное искушение для майора Зубова (СИ) - Зайцева Мария - Страница 16

Но мысль про замуж и про бывшего парня, с которым у нас так и не сложилось постельных отношений, почему-то не нравится сейчас. Вызывает злость.

И Зубов, молча отслеживающий мои мягкие перемещения по кабинету, тоже вызывает злость.

Ну чего смотришь?

Делай уже что-нибудь!

— Что подумалось? — голос его становится ниже, похрипывает интимно. И сам он меняется, неожиданно из бешеного зверя и затем косолапого мишки превращаясь в кота. Такого… Битого в многочисленных боях за территорию и самок, но очень уверенного в себе и прекрасно знающего, как защищать эту самую территорию и иметь этих самых самок…

— Ну… Ты тогда так смотрел… Глазами жрал, — я подхожу к столу, подтягиваюсь, пытаясь непринужденно сесть на столешницу.

Выходит кривовато, потому что юбка не особо узкая, и я немного путаюсь в ней.

Но ничего. Может, он не заметил? Главное же — изящество форм!

— Думаешь, жрал? — урчит котяра Зубов. И тоже мягонько двигается. Вроде, не ко мне. Вроде, какие-то левые проделывает манипуляции, расстегивает пиджак, трогает кобуру, ослабляет галстук…

А все равно неожиданно оказывается совсем близко.

Смотрит своими невозможно черными глазами, улыбается… Понимающе. Из-за этой его улыбки мне хочется опять воевать. Опять дать по морде. И потом поцеловать. Вот такая я противоречивая натура, когда на пробку бутылочную наступаю.

— Уверена… И в машине, и потом… И во второй раз… — я улыбаюсь, не двигаясь, демонстративно спокойно разглядываю склоненное ко мне лицо.

— Ну, второй раз, когда отвозил, ты сама ко мне полезла… Поцеловала.

Он усмехается, а я во мне опять бурлит подуспокоившаяся было злоба. Потому что не так все было!

— Ничего не сама! Я хотела в щеку!

Толкаю его в грудь рукой, а он неожиданно ловит и целует мою ладонь. Прямо в центр. И у меня — мурашки по коже! Волной! Одновременно до головы и до низа живота! Ничего себе, эрогенная зона какая, оказывается! А я и не знала!

— А я хотел в губы, — серьезно отвечает он, не отпуская мою ладонь, — сразу. С первой встречи.

— Правда? — у меня почему-то не получается голосом, только шепот еле слышный. То, что он мне сейчас сказал… Почему раньше не говорил? Почему?

— Да, — Зубов опять целует ладонь, все там же, и у меня опять мурашки! Еще сильнее первых! И ноги сжимаются непроизвольно! Обалдеть — реакция! — Хотел. А ты смотрела на меня, маленькая такая… Чистая… Не понимала… — каждую короткую фразу он сопровождает этими своими дьявольскими поцелуями в мое только что отрытое эрогенное место, и меня словно током дергает. И кайфом. Таким, что глаза закатываются, — смотрела на меня… А я с ума сходил… Дурак…

— Дурак… — эхом соглашаюсь с его определением себя, и руку не отнимаю. Пусть целует. Так приятно. До дрожи и сладкой боли в низу живота. До судорожно поджимающихся пальцев на ногах… Пусть продолжит. Я прямо так кончу.

— Дурак… — Зубов оказывается еще ближе, но не делает попыток подавить, как в прошлые разы, не собирается меня грубо заваливать на столешницу, хотя, видит Бог, я чего-то такого ждала. И, может, хотела? Нет, он просто продолжает меня целовать, трется щетиной о запястье с внутренней стороны, и это так волнующе! Там тоже, что ли, эрогенная зона у меня? Куча открытий сегодня… — Ты — мой соблазн в чистом виде, Клубничка. Я тогда не мог ни черта сделать против тебя.

Он кладет мою ладонь себе на щеку, прижимает своими грубыми пальцами, жмурится от удовольствия, но взгляд его серьезен.

— И сейчас не могу, — договаривает он еле слышно.

И это для меня звучит откровеннее и сильнее, чем те объяснения в любви, серьезные и шуточные, которые я получала за все эти годы. Без него.

Признание в своей полной, всепоглощающей слабости от такого сильного мужчины… Это круче, чем признание в любви. Это — интимнее.

Я глажу колючую щеку, машинально скорее, чем обдуманно, затем пальцы скользят на затылок, царапают короткий ежик волос. Это приятно и хочется сделать так еще.

Я делаю. Зачем себе отказывать? Сегодня же Восьмое марта…

— Клубничка… — шепчет Зубов, и в этом шепоте нет того напора и зверства, что раньше. Просто… Потерянность. Покорность.

Это так забавно. Большой, сильный зверь, покорный моим рукам. Он склоняется передо мной, ложится, обвивая ноги гибким хвостом… Позволяя трогать себя, делать с собой все, что мне захочется. Доверчиво подставляя голову под мои пальцы.

Это так забавно.

Это так возбуждает…

Я сама не понимаю, в какой момент вторая рука присоединяется к исследовательской деятельности первой.

Я его глажу, трогаю, царапаю, упиваясь ощущениями коротких волос под пальцами, жара кожи, насыщенного аромата мужского парфюма, чистого тела… И еще чего-то. Того, что у меня всегда на подсознании будет ассоциироваться с ним. С моим первым мужчиной. То, от чего непроизвольно выделяется слюна.

Мне хочется попробовать на вкус его кожу. Вон там, возле уха. И я тяну, силой тяну своего послушного зверя ближе, сажусь удобней, обхватывая его разведенными ногами.

Он не сопротивляется и не торопится отвечать. Просто шумно дышит, упирает массивные ручищи по обе стороны от меня в столешницу.

А я, наконец-то, добираюсь до цели.

И мягко прихватываю сначала губами, а затем и зубами вкусный, невероятно привлекательный для меня сейчас участок кожи возле уха.

Зверь мой крупно вздрагивает, дышит все тяжелее, ладони на столе сжимаются в кулаки. Здоровенные такие. С побелевшей кожей на костяшках.

Я это все отмечаю. Я же исследователь, упоминала уже об этом? Вот и исследую реакции. Его.

И свои.

— Не можешь? — добавляю градуса, шепчу в ухо, подпуская в голос хрипловатых чувственных нот. Или они сами? Без моего участия?

— Не могу, Клубничка… — тут же выдыхает он, коротко прижимается к моему плечу горячим лбом. Такой послушный… А я хочу узнать границы своей воли. И границы его терпения. Вот такой исследовательский у меня интерес.

— Не могу больше, — добавляет тихо Зубов, а через мгновение я понимаю две очевидных в своей простоте вещи: его губы на моей коже заставляют дрожать даже сильнее, чем его поцелуи до этого. И второе — границы исследованы. Полностью.

Зубов опускает меня на столешницу, опираясь на локти, замуровывая своим мощным телом в клетку, и жадно целует шею, беззащитное горло, оголенное плечо, лижет, прикусывает, как зверь свою самку, с предупреждающим ласковым рычанием, показывая, что будет нежен. И приказывая подчиниться.

И…

Черт с ним. С исследованием. Потом, как-нибудь.

У меня в крови гуляет шампанское и коньяк, чуть-чуть, как раз в той дозе, что расслабляет и позволяет отпустить себя.

И я отпускаю.

В конце концов… Ну я же не железная. Я до сих пор по ночам иногда просыпаюсь от фантомных ощущений его горячих рук на своей коже, от хриплого шепота: «Клубничка моя…».

Он — мой первый мужчина. Мой, так уж сложилось, единственный мужчина.

Моя первая и, тоже так уж сложилось, единственная любовь.

Наверняка, я совершаю ошибку…

Но ее так сладко совершать! И так хочется это сделать! И он — такой покорный и настойчивый. И в этот раз ласковый, добивающийся своего не бешеным напором, а нежностью, зацеловывающий меня до изнеможения…

Пусть будет ошибка.

Плевать.

Я крепче сжимаю руки на мощной шее своего первого мужчины, таким образом давая понять, что позволяю в этот раз все, о чем он так сильно просит.

И Зубов этот момент не упускает, конечно же.

Поцелуи становятся напористей, теряют свою нежность, приобретают горячность и страсть.

Это — новый уровень, новая ступень.

Новые наши эмоции.

— Клубничка моя… — шепчет он, а у меня слезы на глазах.

Потому что этот хриплый шепот переносит меня на несколько лет назад, туда, где я была еще его глупой маленькой Клубничкой, доверчиво пришедшей в гости к взрослому мужчине и первой признавшейся в своих желаниях.

Она не думала о будущем, эта наивная девочка. И была так счастлива!