Большая игра (СИ) - "СкальдЪ" - Страница 2

Хартума я решил тяжелым походом не нагружать, приказав оседлать Жужу. Застоявшаяся в конюшне кобыла чувствовала себя хорошо, а от избытка сил время от времени косилась на меня, пытаясь всячески намекнуть, что пора бы уже и рысью две-три версты пройтись.

— Куда вы, туда и я, вашблагородие, — ответил денщик. Как и я, он был облачен в форму летнего образца. Её специально пошили для местного климата из более тонкого сукна и окрасили в светло-бежевые тона. Плечи гусара украшал так называемый плечевой шнурок. Стандартные армейские погоны гусары носили лишь на шинелях. На форме их заменяли витые шнуры, в цвет полка. У нас они были серебристо-белые. На них размешались муфточки, именуемые гомбочками. Их число соответствовало пехотным басонам — так назывались лычки. Два басона или гомбочки у гусар обозначали, что их владелец является младшим унтер-офицером, третьим, после рядового и ефрейтора, званием нижних чинов. За минувшие годы Снегирь неизменно находился рядом и успел десятки раз доказать свою честность и надежность. Так что и я старался ему всячески помогать. И по моему последнему ходатайству ему присвоили это звание.

Архип сидел на коне, а к седлу привязал еще одну лошадь, несущую палатку, запас провианта, одежду, боеприпасы и разные мелочи. В специальной кобуре Снегирев держал карабин Бердана — им уже успели перевооружить наш полк. К моему немалому удивлению, гусар показывал в обращении с ним удивительную меткость. Даже странно, но прежняя винтовка Крнка в его руках смотрелась не очень грозно, а вот изделие американского полковника попало, что называется, «в жилу».

Еще в Ташкенте, понимая, что талант парня надо развивать и хороший стрелок всегда окажется полезным, я на личные деньги купил три сотни патронов. Осваивая оружие, Снегирь с большим азартом и немалой пользой их расстрелял. И с карабином чуть ли не сроднился.

Переночевав в Чимкенте, тронулись дальше. В Туркестане стоял шестой резервный эскадрон под командованием ротмистра Вышневецкого Романа Адамовича, и я с удовольствием воспользовались гостеприимством боевоготоварища и его подчиненных. Вообще, на мой взгляд, им крупно не повезло. В отличие от так называемых «строевых» эскадронов, резервные участия в боях принимали нечасто. Мелкие и редкие стычки с отдельными разбойничьими отрядами, вот и все, что выпало на их долю в Азии. И им наверняка было чертовски скучно.

Хотя, с другой стороны, не все же любят рисковать жизнью. Тем более, товарищам шло усиленное военное довольствие, да и выслуга в чинах на войне короче. Так что может не так уж и плохо им живется.

— Рассказывай уже, как нашему полку служится в Ташкенте? Как здоровье барона Оффенберга? Как поживает генерал-губернатор? Какие последние новости? — скучающие товарищи засыпали меня градом вопросов.

Во время ужина, который они для меня устроили, я, как мог, утолил их любопытство, а утром тронулся дальше.

В дороге у меня оказалось много свободного времени. Раз за разом я обдумывал предстоящую встречу с будущим Белым генералом Скобелевым. В новой жизни судьба свела меня со многими интересными и необычными людьми. Некоторые из них обладали или еще будут обладать внушительными историческими достижениями. Но фигура Скобелева в моих глазах почему-то стояла отдельно от прочих.

Слишком уж необычным казался Белый генерал. Он вспыхнул, как сверхновая звезда, осветив на краткий промежуток времени чуть ли не всю Европу и Азию, а затем так же быстро погас. Кто приложил руку к его смерти? Была ли она вполне естественной или в генерале увидели опасную фигуру, которую решили устранить? Могло быть и так, и эдак. И если в самой России во многих сферах еще царили патриархальные и немного рыцарские времена, то наши политические «друзья» из Англии, Франции и Германии уже начали избавляться от подобных предрассудков и пережитков прошлого. Так что они вполне могли помочь Михаилу Дмитриевичу отправиться на тот свет в самом рассвете сил.

А между тем в Азии буйствовала весна. Барханы покрылись зеленью, воздух казался таким чистым и душистым, что им можно было часами дышать и не надышаться. Над головой раскинулось бескрайнее голубое небо с редкими пятнышками белых облаков. Природа расцвела и выглядела великолепно. Правда, все это великолепие заканчивалось за три, иногда четыре недели. Приходило жаркое и суровое лето, все выгорало, а зелень на барханах уступала место унылым пескам Каракумов. Черные пески и прозвали так именно потому, что погибшие растения приобретали мрачные черные оттенки, а безжизненные корни напоминали ядовитых змей.

Весна переживала самое буйное время. Но уже приближались шесть долгих месяцев сухого и жаркого лета. И того, что оно несло — палящее солнце, забивающей глотку пыли, постоянную нехватку воды, апатию, солнечные удары.

Верст за сто до Казалинска я поймал себя на мысли, что если память не изменяет, то именно здесь, в этих местах в известной мне истории построили космодром Байконур.

Казалинск встретил нас шумно. Ревели верблюды и ишаки, слышалась брань ямщиков и ругань киргизов, свистели мальчишки. Гам стоял оглушительный. Непосвященному в восточный менталитет человеку могло показаться, что война с Хивой началась раньше времени, несмотря на заверения генерала Головачева.

Как вскоре выяснилось, все оказалось прозаично — перед небольшими городскими воротами встретились два каравана, один выходил из маленького городка, другой заходил. Уступать никто не хотел. Началась склока. Киргизы, татары и узбеки орали друг на друга с остервенением, проклиная и призывая на головы «сынов гиены и шакала» всевозможные кары.

— Живут же люди, спаси Господи! — не то с уважением, не то с порицанием заметил Снегирев, перекрестившись.

— А ну, дорогу! — я привстал на стременах и возвысил голос.

На меня оглянулись, форму узнали. Недовольные погонщики принялись разводить животных в разные стороны. Минуту назад они ненавидели и были готовы поубивать друг друга, но теперь именно мы с Архипом стали фокусом их гнева. Слышались приглушенные ругательства. Впрочем, никто не решился встретить мой взгляд и что-то сказать в лицо. Напротив, все прятали глаза и опускали головы. Так вышло, что гусар Смерти в Азии уважали. Мы внесли свой вклад в истории и уже сейчас оставили после себя долгую память. Связываться с нами боялись. Я выпрямился в седле, принимая смелый и независимый вид, и медленно проехал сквозь живое человеческое море.

Сначала мы двигались по улицам городка, застроенными маленькими домиками. Часть выглядела как местные постройки, но остальные вполне уместно смотрелись бы и где-нибудь под Рязанью. У каждого строения имелся двор. Его размер и находящаяся там живность свидетельствовала о достатке семьи. В воздухе колыхалась и оседала на одежду желтовато-бурая пыль. На возвышении стояло несколько ветряных мельниц. Лопасти медленно скрипели, издавая тоскливый и скорбный звук.

Миновав местный базар, который по сравнению с Бухарским или Самаркандским представлял жалкое зрелище, мы насквозь прошли площадь и подъехали к воротам форта.

— Здравия желаю, ваше благородие! — отдал честь часовой. Он стоял у открытых ворот в выгоревшей гимнастерке, красно-коричневых шароварах и начищенных сапогах. На форменную кепи был натянут белый полотняный чехол, с накидкой, прикрывающей шею. Его рука сжимала винтовку Крнка со штыком — сюда, да еще и в не самый престижный полк, Берданки пока не дошли. Это нас, гусар Смерти, одними из первых перевооружили. А у большинства армейских подразделений таких высоких покровителей, как наследник или члены царской семьи, не имелось.

На звук из караулки вышло еще два солдата и унтер-офицер. Он-то и выделил сопровождающего, который проводил нас до домика коменданта. Хотя, проводник особо и не требовался. Я и сам еще не забыл, как проезжал через Казалинск совсем недавно, да и затеряться здесь, среди трех дюжин строений, выглядело тяжелой задачей.

— А я вас помню, — руку мне пожал невысокий и крепкий полковник с совершенно седыми волосами и усами. Звали его Голов Андрей Степанович. — Вы не так давно посещали нас… А вот теперь назад-с. С чем пожаловали? Какой у вас приказ?