Большая игра (СИ) - "СкальдЪ" - Страница 3

Я вручил ему предписание, подписанное генералом Головачевым. Через час нас с Архипом уже устроили со всем возможным комфортом. Снегирев посетил мыльню для нижних чинов, а я сходил в офицерскую баню. Там и парилка имелась. Надо полагать, что зимой она выглядела крайне полезной, тем более можно было и на снег выйти. А вот летом, в сорокоградусную жару, особого удовольствия парилка не доставляла.

Двое суток я отсыпался, пил чай из самовара под вишневое варенье и ждал, когда смогу продолжить путь. Наконец, пароход «Арал» закончил проводить какой-то мелкий ремонт, загрузил необходимое количество угля и подготовился к отплытию.

Сам пароход оказался хоть и маленьким, но зато современным. Его изготовили в 1862 г. в Ливерпуле и сюда доставили в разобранном виде на верблюдах. Вооружен он был двумя 10-ти фунтовыми орудиями, установленными на американских станках.

Все эти детали мне любезно рассказал командир судна, после того, как мы попали на борт вместе с лошадьми и всеми своими вещами. Коней устроили в специальном загоне на корме.

Командир «Арала» заинтересовал меня куда сильнее, чем его судно. Дело в том, что им оказался Крузенштерн Павел Павлович.

— А что вы на меня так смотрите? — от подтянутого капитан-лейтенанта не укралось мое удивление. В этом году ему исполнялось тридцать семь лет, но выглядел он старше. По цвету лица и ранним морщинам становилось ясно, что капитан успел хлебнуть в жизни лиха.

— Да вот думаю, кем вы приходитесь Ивану Федоровичу?*

— Внуком, — он расслабился и открыто, с немалой гордостью, улыбнулся. Я его прекрасно понимал, таким дедом можно и гордиться. — Впрочем, у меня и батюшка вице-адмирал, исследователь и ученый, лауреат Демидовской премии. Не доводилось встречаться?

— Нет, — я покачал головой. Воистину, как же много вокруг интересных людей. — Так что, получается, вы представитель крепкой и славной морской традиции?

— Выходит, что так. Пройдемте, позвольте показать вашу каюту.

Первый день «Арал» весело бежал по Сырдарье. Вдоль берегов росли деревья и кустарники. Здесь, у реки жизнь буквально кипела. Сотни видов рыб, птиц и диких животных чувствовали себя как в раю. Фазаны и тигры служили желаемой добычей для любого охотника. Но вода казалась всего лишь тонкой ниточкой в жаркой пустыне, которую окружали прокаленные солнцем песочные барханы.

Команда на пароходе оказалась небольшой, но дружной. Крузенштерна они почитали за Господа Бога и слушались его не только с уважением, но и с немалой любовью. А корабельный кок угостил нас такой ухой из осетра, что и словами не передать. Да еще и черной икрой потчевал.

До того момента мне казалось, что нет службы лучше, чем быть гусаром. Тем более, Бессмертным. Но плаванье на пароходике подтолкнуло к мысли, что и у моряков имеются свои плюсы. Естественно, до кавалерии им далеко, но и в плаваньях присутствует доля романтики.

Мы с Крузенштерном если и не подружились, то неплохо сошлись. Он рассказывал мне истории об участии в экспедициях по Карскому морю, как их судно «Ермак» чуть не зажали два айсберга, открылась течь, и они едва не отправились на дно кормить крабов, как он выразился. Еще там были рассказы о белых медведях, цинге, не проходящей месяцами усталости, слепоте от яркого солнца и о дрейфе на льдине в открытом океане.

На фантазера Крузенштерн не походил, но его красочные описания временами казались откровенной выдумкой. Как человек может вынести подобные тяготы и выжить? Причем сам капитан вспоминал их с веселой улыбкой, как нечто несерьезное и обыденное. На память о тяжких походах у него, если что и осталось, так ревматизм и подорванное здоровье. Кроме северного духа свободы и наград, естественно. Все это ненавязчиво напоминало рассказы Джека Лондона.

В свою очередь и я не остался в долгу, вспомнив, как гусары Смерти воевали в Азии и чего успели добиться. Странно, но я считал образцом героизма именно его судьбу и карьеру, а он думал ровно наоборот.

— Эх, жаль, меня с вами не было, — раз за разом пристукивал он ладонью, слушая мой весьма вольный пересказ сражения на Зерабулакских высотах и пленение эмира Музаффара.

Арал оказался красивым морем. Синим, бескрайним и ласковым. Под звуки губной гармошки Архипа мы прошли мимо Сурата в устье Сырдарьи, миновали острова Барс-кильмас, Николай и добрались до западного берега, бросив якорь в небольшом укрепленном поселке Ак-булак. Вокруг него на сотни верст раскинулись пустыня и безрадостный берег.

Здесь проходили караванные тропы, место считалось относительно спокойным. Дальше к югу имелся шанс встретиться с дикими туркменами. Их еще называли йомуды. Наверняка слово как-то связано с другим понятием — номадами, т. е. кочевниками.

Морской и спокойный путь закончился. К югу находилось Хивинское ханство, проводившее грубую и агрессивную политику по отношению к чужакам. Хивой их называли русские и прочие европейцы. Сами себя они величали гордым и некогда грозным именем Хорезм. Непосредственно перед завоеванием Чингисхана Хорезм считался сильнейшей и богатейшей державой, достигнув наивысшей мощи. Его территория включала весь восточный и южный берег Каспия, большую часть Ирана, Азербайджан, выходила южной границей к Аравийскому морю, простерла свою власть на Афганистан и доходила до Казахстана и Индии.

Направиться к Красноводску прямой дорогой я не мог. Следовало двигаться на северо-запад, к форту Александровский, расположенному на Мангышлакском полуострове в Каспийском море. И уже оттуда, вновь на пароходе, плыть на юг до Красноводска.

— Караванные пути опасны, Михаил Сергеевич, — докладывал мне хорунжий Оренбургского войска Петр Выстегин, после того, как мы с ним познакомились. Именно он, вместе с десятком казаков охранял в Ак-булаке условную границу. Кажется, от одиночества и тоски люди здесь зверели. Появление «Арала» и новых лиц они восприняли как манну небесную.

— Опасность прекрасно осознаю, но у меня есть четкие указания. Так что следует идти дальше, — возразил я Выстегину.

— Оно понятно, приказ есть приказ. Что ж, поможем, чем можем.

Сутки я провел в Ак-булаке, приходя в себя после морской качки и знакомясь с положением дел. Крузенштерн собирался взять отпуск и подлечить пошатнувшееся здоровье. Я пожелал ему доброго здравия и на прощанье пожал крепкую руку славного моряка. Он уплыл на север Арала, развозя различные грузы по русским укреплениям, а нас ждал долгий и небезопасный переход к форту Александровскому.

Хорунжий Выстегин проявил бурную деятельность и приказал всему своему маленькому отряду садиться в седло. Увидев возможность немного проводить гостей, заодно проведя очередной обход границы и развеять скуку, Петр оживился. Его ребята охраняли нас на протяжении суток, подготавливая к тяготам пути. А потом мы с ними попрощались и дальше отправились втроем: я, Снегирь и туркмен по имени Бяшим. Он стал нашим проводником.

— Бяшим йомуд сообразительный, хоть и плутоватый, — напутствовал меня Выстегин. — Держите его в сухом теле, Михаил Сергеевич, и не давайте шельмовать. И все будет хорошо, да-с.

— Не предаст он нас хивинцам? — поинтересовался я.

— Нет, не должен. Он проверенный, несколько раз водил людей по пескам. Ничего плохого за ним не заметили.

Рекомендации оказались не слишком впечатляющие, но им пришлось поверить.

Бяшин выглядел колоритно — высокий, худой, в бараньей шапке, халате и сапогах с загнутыми мысами, он больше походил ни на местных азиатов, а на европейцев. Это если не брать во внимание загар, цвет лица и манеры. Он не расставался со старым ружьем, носил за поясом кинжал и в целом оказался веселым человеком. Ему бы еще помыться основательно, и тогда он вообще бы стал первым молодцом во всех здешних песках.

Выполняя задание полковника Шауфуса, я несколько раз заводил с ним разговор о Хиве, ее хане и отношении хивинцев к русским.

— Хорезм себе на уме. Не любят здесь урусов. И никогда не полюбят. Но хивинцы никого не любят. Ни армян, ни персов, ни афганцев, ни бухарцев или киргиз, ни турок. Да и себя они не любят, только сильную руку признают. Боятся гордого и смелого. Станешь таким, будешь уважаем в Хорезме, — примерно так, коверкая русские и узбекские слова, говорил наш проводник. Регулярной армии у Хивы практически не было, но зато туркмены, представляющие самую воинственную часть страны, никогда не слезали с седла и постоянно искали, где бы кого ограбить.