Будь ты проклят, сводный! (СИ) - "Anna Milton" - Страница 7

― Получила. Но Таше будет приятно, если ты вызовешься помочь, ― не унимается папа, подскакивает на ноги и, отпив из бутылки воду, снимает с крючка боксерские перчатки. ― Вдруг понадобится вещи донести? ― смахивая пот со лба, подходит к боксерской груше.

Для своих пятидесяти мой старик в отличной форме. Даст фору молодым, но не мне, разумеется. Я круче. После болезненного развода он ударился в спорт, отказался от вредных привычек. Из утопающего в депрессии слюнтяя превратился в крепкого огурчика и достался… кому? Садовнице, блин. Да еще и с прицепом.

Не спорю. Когда-то я дружил с дочкой Настасьи Павловны, но в семилетней Таше не было столько спеси, как в повзрослевшей версии.

― Я что, бля, беллбой? ― выплевываю я, беру в руки скакалку и начинаю наяривать прыжки.

― Не выражайся.

Я закатываю глаза.

Ой, епт. Как будто в первый раз слышит, что я грешу сквернословием.

Следующий час мы тренируемся под музыку «Soundgarden» и не обсуждаем Ташу. Ура. Слишком много ее стало в моей жизни. Один факт присутствия белобрысой мышки приводит меня в бешенство. После нашей стычки в ее спальне я проявляю максимум усердий, чтобы наши пути не пересеклись. Учитывая размеры дома, это упрощает задачу…

Но из мыслей вышвырнуть не могу.

Ни одна телочка, которую я трахал, не заставляла мой член стоять по стойке смирно в течение нескольких часов. ЧАСОВ, МАТЬ ВАШУ! Это чудовищная пытка. Мозоль на руке натер, снимая дрочкой напряжение, и хоть бы хрен. Мирон виноват, падла. Зачем затирал про то, что я обязан ее под себя уложить? Вот и не перестаю думать о стонущей от удовольствия и извивающейся подо мной сводной сестричке.

Гадство.

Я едва переставляю ноги по ступеням, поднимаясь в свою комнату из тренажерной комнаты, и натыкаюсь на предмет своего наваждения.

Ну конечно…

Приспичило Таше выбраться из своего задротского убежища, одевшись в обтягивающие леггинсы, спортивный топ, заделав волосы в высокий хвост и прихватив коврик для йоги. Мы замираем, вперив друг в друга взгляды. Молчим. Я не дышу. А она?

Выперлась на ночь глядя жопу качать.

Она отводит глаза и, положив ладонь на перила, спускается по лестнице, виляя бедрами. Царевна гребаная. Проходит мимо, гордо расправив изящные плечи, и я делаю крошечный вдох, о чем тут же жалею, ведь ее запах проникает в меня и обжигает горло, как чистый спирт. Смертоносным пламенем несется по венам по направлению к паху.

― Детское время вышло, марш в постель, ― вяло бормочу я, не знаю… просто чтобы что-то сказать.

Таша молчит, и молчанием своим жалит.

Сучка. Бойкот мне устроила?

Прежде чем завернуть за угол, бросает на меня невыразительный взгляд и хмыкает. Будь у меня больше сил, я бы рванул за паршивкой и показал, как нужно отвечать старшим, но в тренажерном выжал из себя все до последней капли. Обесточен конкретно.

Ставлю ногу на следующую ступень. Торможу. Оборачиваюсь через плечо и смотрю на то место, где несколько секунд назад проплыла Таша. Вижу ее призрачные женственные очертания и, встряхнув головой, жмурюсь. Вот дерьмо. Дело дошло до глюков?

Я разворачиваюсь на сто восемьдесят и шагаю обратно, стискивая зубы от тянущей боли в мышцах. Вниз. За ней. Как собачонка на привязи. Хозяйка тянет за поводок, а я упираюсь до отказа, но плетусь, потому что привязан крепко.

И… что дальше?

Поглядывать за ней буду, как чертов спермотоксикозник? Дверь в тренажерку приоткрыта. Таша специально не заперлась, или забыла, не подумав, что я опущусь до низости и потру свою волшебную лампу на вид ее задницы в леггинсах? Без раздумий выбираю второй вариант. Подцепляю указательным пальцем дверную ручку и тяну на себя. Очень медленно, чтобы не спугнуть лишним шумом.

Удачно вторгаюсь ― Таша нагибается, разворачивая коврик. Вдевает наушники-вкладыши, затягивает потуже густой хвост и опускается на четвереньки. Блондинка поправляет спортивные штаны, подтянув их немного выше, и вскользь проходится ладоням по ягодицам.

Я теряю счет минутам, наблюдая за тем, как она разминает сперва шею, затем плечевой пояс, таз. И начинается самое увлекательное. Я не подозревал, что Таша способна на такие выкрутасы! Буквально. Гнется, как гимнастка со стажем. Из продольного шпагата садится в поперечный, пыхтит, раскачиваясь взад-вперед с разведенными ногами и уткнувшись лбом в сложенные руки.

Охренеть.

Моя бурная фантазия подкидывает десятки вариантов эротических поз, благодаря которым сексуальная жизнь запестрит новыми красками.

― Антон! Что ты здесь делаешь?!

Женский пронзительный вопль утаскивает меня прочь от похотливой утопии и швыряет рожей о землю. Печалька. Таша, притянув к груди колени, со смесью испуга, шока и возмущения таращится на меня. Серые глазища вот-вот выпадут из орбит.

― Забыл, ― маскируя смешок за кашлем, я киваю на скамью, где по счастливому стечению обстоятельств оставил телефон.

Сестрица сидит на полу, бледнее самой смерти, скукожившись от страха, как будто на маньяка наткнулась.

― Т-ты подсматривал за мной? ― лепечет токолошка.

― Больно надо.

Беру телефон и ухожу.

ТАША

Чудесно. Изумительно. Как же я несказанно счастлива отправиться в поездку по магазинам в компании безнравственного ацтека! Судя по неприязненной физиономии Антона, прислонившегося к капоту спортивной машины кислотно-желтого цвета, он разделяет мои чувства. Фыркнув, натягивает на глаза солнцезащитные очки и продолжает стучать пяткой по переднему колесу в такт гремящей из салона музыке.

Во избежание дорожных инцидентов, которые могут быть спровоцированы моим мизерным опытом вождения, Курков-старший настоял на том, чтобы его сын побыл водителем для своей сводной сестры, то есть для меня. Уже предвкушаю увлекательное путешествие.

― Мы на этом поедем?

Мой обычный вопрос Антон воспринимает в штыки, как и любое другое слово, слетающее с моего рта.

Широко разведя руки, придурок задает встречный вопрос:

― А ты видишь здесь другие тачки?

Будто спит и видит повод, чтобы сорваться на меня.

Такими темпами мы побьем друг друга, сев на соседние сидения. Я бы с удовольствием разместилась на задних, но «Ferrari» двухместная.

― Не вижу, ― я с огромным трудом заставляю себя шевелиться, шаркая подошвой босоножек по каменному покрытию придомовой территории.

― Тогда садись и не выпендривайся, Джинкс, ― покрутив ключи на указательном пальце, Антон открывает водительскую дверь и залезает внутрь. Я в некотором шоке, как такой огромный парень умещается в столь компактной, высокоскоростной крошке.

Джинкс?

― Ты мог бы постараться сделать вид, будто помнишь, как меня зовут, ― я делаю ему замечание, пристегиваясь.

― Я помню. Скажи-ка, умница, что это слово обозначает?

― А? ― я в полном недоумении смотрю на сводного брата.

Помимо того, что он тотальный извращенец, так еще и со странностями.

Антон плавно давит мыском на педаль газа, и я, проронив восторженное «вау», ощущаю, как мощь мотора резонирует по сидению легкой, приятной вибрацией. Я покрываюсь мурашками с ног до головы и невольно ерзаю на кресле под внимательным взором водителя спорткара.

― Джинкс ― значит «проклятие», ― осведомляет Курков, обхватывая руль.

― Очень… мило, ― я облизываю кончиком языка верхнюю губу и отворачиваюсь в противоположную от него сторону. ― Поехали уже.

― Не указывай мне.

Я со скрежетом проглатываю негодование и выдерживаю паузу, которая перетекает в длительное молчание. Лишь тяжелая оглушительная музыка долбит по вискам и грозит порвать барабанные перепонки. В конце концов, не выдержав, я прошу Антона убавить громкость, потому что рискую болезненно лишиться слуха. Естественно, Куркову фиолетово на мою вежливую просьбу. Плевать ему и на то, что я пытаюсь перекричать альтернативный рок. Он мне так осточертел, что я готова выпрыгнуть из машины на полном ходу!