Ужасный век. Том I (СИ) - Миллер Андрей - Страница 35

Конечно, древнюю веру мужчина чтил. И все силы, о которых слыхал с детства, уважал. Но тут уж был согласен с одним из разведчиков: вера — верой, а чем-то питаться клану Гэннов необходимо. Кайл ни разу не замечал, чтобы от истовости молитв и ритуалов становилось больше еды на зиму. Если такая связь и существовала, то от самого гвендла она была сокрыта.

— Чёрная женщина отпустила меня с миром. И вам она ничего не сделает.

— Везучий он сукин сын, вот как скажу! Если о той женщине талдычит, о которой я думаю… Так кто её увидит — долго не живёт.

— Много ты в этом понимаешь…

— Побольше твоего!

Разговоры вполголоса не стихали до самой опушки леса, к великому неудовольствию командира. Зато пленный не причинял беспокойства, демонстрируя полную покорность. Кажется, насчёт «вам бояться нечего» сквайр говорил искренне — даже если ошибался, то хотя бы не врал.

На опушке гаркали и хлопали крыльями чёрные птицы. Кайл без особых эмоций осмотрел то, что привлекло падальщиков — на толстых ветвях клёна болтались в петлях трупы.

Обнажённые тела были и не слишком свежи, и не очень-то целы. Опознать повешенных оказалось бы трудно. Но характерный цвет волос — такой же, как у разведчиков, узнавался. Ясное дело, кто это и почему с ними так поступили. Местные крещёные гвендлы, последние жертвы недавних погромов — не успели скрыться в лесу.

Отсюда уже виднелись крыши Вулмена.

— Вот у Пришлых как заведено, гляньте! Там свадьбу гулять собрались, значится, а по-людски с телами поступить? Хоть бы зарыли, как у них положено… твари! Ненавижу, сука, Пришлых.

Обычай хоронить мертвецов в земле, принятый у врага, гвендлов коробил. И причины тому были вполне конкретные. Лесные жители мёртвых сжигали. Пепел разносится ветром, удобряет землю и возрождается новыми всходами в Орфхлэйте. Таков круг жизни. Так повелось от корней.

Закопанных в землю ждёт на той стороне совсем иная судьба.

— Нам тоже не до обычаев. Тем более… эти-то — Отступившиеся.

— Верно. Туда им и дорога.

— Отступившиеся, говоришь… А Даглус, небось, среди Пришлых сам крестик носил. Куда деваться-то было?

— Вот ты Даглуса и спроси: поглядим, что ответит.

— Да всё едино. Кровь есть кровь: посади волка на цепь — он собакой не станет. Гвендлская кровь дорога мне, это главное. Давайте хоть с дерева их снимем…

— Мертвецам уже всё равно.

— Вот как сдохнешь, так узнаешь: всё равно или нет. А пока не суди!

Ветви, сгибаясь от тяжести повершенных, слегка скрипели. Остекленевшие глаза взирали сверху вниз на гвендлов, и Кайлу во взглядах мертвецов чудился укор. Командир мысленно согласился: кровь есть кровь. Убили этих людей за то, что они были гвендлами. Искренне несчастные верили в чуждого бога или нет — это ровным счётом ничего не изменило.

Вешают-то не за крестик, а за шею.

Кайл долго стоял в нерешительности. Потом сплюнул.

— Ладно уж, давайте снимем… На земле их хоть звери сожрут быстрее птиц. Какое-никакое облечение. Только быстро! Надо добраться до того перелеска, пока никто не смотрит.

Юркий разведчик, зажав в зубах нож, полез на клён. Прочие остались внизу, безмолвно взирая на висельников — каждый крепко задумался о своём. Хоть на пару минут прекратилась глупая болтовня.

Прервал молчание пленник — отстранённым и ровным голосом, как прежде.

— Недобрые дела. Пошатнётся равновесие, и никому с того добра не выйдет. Отворишь эту дверь, потом не закроешь. Чёрная женщина сказала так.

Кайл невесело усмехнулся.

— Ты что, теперь её мудростью делится будешь?

Юноша обернулся к гвендлу. Его глаза, до того словно невидящие, вдруг наполнились жизнью.

— Да, буду. Виждь, внемли и говори: так она мне велела.

Кайлу очень не понравились эти слова. Бред есть бред, конечно. Однако то, как именно сквайр говорил… Голос оруженосца отдавал далёкой грозой. Гром ещё раскатывается из-за леса, молний не видно, но тучи наползают.

Возможно, впереди у гвендлов ещё более трудные времена. Возможно, и не только у гвендлов: по-настоящему ужасный век. А возможно — ни к чему пустые размышления о будущем, когда дело есть прямо сейчас. Причём ответственное. Поэтому…

— Говорить будешь позже. Иан, завяжи-ка ему рот! Достала болтовня: про духов, про ведьм, про какую-то херню… Я бы вам всем рты позатыкал, если честно.

Иан исполнил приказ, хотя пленник больше говорить и не собирался.

Замок, как считается, многое говорит о своих хозяевах. Не всегда это справедливо: ведь замки иногда переходят из рук в руки. Да и сын лорда может быть совсем не похож на отца, а в его сыне вовсе ничего не останется от деда. Так случается чаще, чем хотелось бы.

Но впервые увидев стены Фиршилда, Тиберий подумал: именно так должна выглядеть родовая обитель Гаскойнов, главная цитадель дальнего фронтира. Гаскойны были родом древним, но всю славу составившим на полях сражений. По меркам высшей знати Стирлинга они были небогаты, и славных государственных мужей из стен Фиршилда не вышло. Зато когда доходило до войны…

Фиршилд строили люди, мыслящие по-военному. Эти высокие стены из тёмно-серого камня не показались Тиберию мрачными: они просто были лишены изящества. В формах замка читались сугубо практические соображения. Цитадель была относительно молодой — возвели её не при Старой Империи, как многие крепости на юге Стирлинга.

Замок появился в Вудленде лишь вместе с самими Гаскойнами — когда земли подле Восточного леса были отобраны у гвендлов.

Уже виднелись жёлтые знамёна, хотя герб Гаскойнов на них — зелёную ель, разглядеть пока не удавалось.

Тиберий ехал впереди своего отряда. Он уже пересел с выносливой, но неказистой походной лошади на могучего боевого скакуна — дабы прибыть с видом максимально торжественным, внушающим уважение.

Белоснежная попона коня лежала поверх латной брони, как и белое шёлковое сюрко паладина-магистра покрывало доспех. Латы Тиберия были полированы до зеркального блеска, в брешах между пластинами поблёскивала кольчуга. Магистр ехал в шлеме, словно собирался сражаться.

Столь же внушительно выглядел десяток прочих паладинов, сопровождавших главного защитника Церкви. Даже у их оруженосцев снаряжение было на зависть средней руки рыцарю. С учётом сквайров отряд составлял добрых полсотни всадников. Над ними развевались церковные хоргуви и паладинское белое знамя с чёрным равносторонним крестом.

Горстка конников под флагом Гаскойнов выехала навстречу: два отряда встретились далеко от стен. Странноватый жест со стороны хозяев замка, отметил про себя Тиберий. Можно сказать — грубый. Встречавшие были тяжело вооружены, даже надели закрытые шлемы.

Впрочем, остановившись против рыцарей Церкви, все местные воины подняли забрала. А их командир и вовсе снял старомодный бацинет — такие шлемы Тиберий видел только на гравюрах. И среди трофеев Великой войны.

По внешности воина легко угадывалось родство с жителями Восточного леса. Паладинов это не очень порадовало.

— Приветствую! Я сир Киаран Фиршилдский, служу барону. Мне поручено встретить и сопроводить гостей.

Раз рыцарь представился, упомянув замок — то он точно не благородного происхождения. Из крещёных язычников, заключил Тиберий. Интересный случай. О чём это говорит? Что сир Киаран — истинный рыцарь, заслуживший титул вопреки вражеской крови в жилах? Или что дела в этих краях не просто плохи, а ещё хуже?

Сир Киаран ждал — и было без слов понятно, чего. «Встретить и сопроводить», ну-ну! На редкость наивная отговорка. Что ж: не желая устраивать неприятную сцену, Тиберий тоже снял шлем.

Разговоры о паладине-магистре ходили по всему Стирлингу: наверняка Киаран понял, кто перед ним.

Для такого титула Тиберий был чрезвычайно молод — всего двадцати семи лет. Однако со стороны могло показаться, что он буквально создан быть именно главой паладинов, образцом самого понятия «рыцарство». Тиберий был могуч, статен и классически красив: лицо — словно со скульптуры времён Старой Империи. Из-под шлема упали на плечи длинные каштановые волосы с пепельным отливом.