Жизнь Людовика XIV - Дюма Александр - Страница 81
- Предыдущая
- 81/193
- Следующая
Парламент объявил, что он рад приезду принцессы в город и она может безопасно в нем жить, но с условием не предпринимать ничего против короля. В ответ двор опубликовал декларацию всем парламентам Франции, в которой герцогиня Лонгвиль, герцог Буйонский, виконт Тюренн и герцог Ларошфуко объявлялись виновными в оскорблении величества.
Вскоре с юга стали приходить известия все более неблагоприятные. Принцесса Конде возобновила в Бордо сцены, происходившие в парижской Думе. Как и герцогиня Лонгвиль она играла роль королевы, принимала испанских послов, заключала с ними договоры, отказывалась принимать письма от маршала ла Мейльере, обращалась через парламент Бордо к парламенту Парижа, поручила герцогам Ларошфуко и Буйонскому, находившимся за стенами города, занять в самом городе два важнейших пункта.
В это время пришло известие, что испанцы сняли осаду города Гиза, и двор несколько успокоился, решив теперь идти против принцессы, как прежде предпринимал поход против герцогини Лонгвиль. Герцог Орлеанский был назначен генералом-наместником королевства по эту сторону Луары, а король, королева и кардинал отправились в путь, оглядываясь, правда, с таким же беспокойством, с каким глядели вперед. Следствием медлительности было то, что на переход от Парижа до Либурна понадобился почти месяц, а между тем придворная газета объявляла, будто поход совершается большими переходами. Первым делом королевы по прибытии в Либурн были строгости, за что последовало жестокое возмездие.
В двух лье от Бордо находился городок Вайр с небольшим замком, комендантом которого был некто Ришон. Королева приказала взять крепость, и Ришон, бывший собственно не военным, а камердинером герцога Ларошфуко, не мог долго держаться. Вайр был взят, и совет присудил повесить Ришона за то, что он осмелился сопротивляться королю, не будучи дворянином. Об этой казни, последовавшей в Либурне, повествует Бриенн, сын графа Бриенна, о котором мы уже говорили. Этот сын лежал тогда в оспе, а казнь послужила ему развлечением. «Я имел удовольствие, — пишет он, — смотреть из окон, как казнили бунтовщика».
Казнь, бывшая для Бриенна «развлечением» заставила жителей Бордо сильно за себя опасаться. Она предвещала жестокости, и многие уже заговорили о мире, тогда предводители партии принцев решили одним жестоким поступком привести народ в положение взбунтовавшегося против законной власти. Для этой цели задумано было повесить одного офицера из роялистов, которых много было взято в плен во время набегов, сделанных бордосцами. Выбор пал на барона Канолля, майора Навайльского полка — красивого и храброго офицера, жившего в Бордо под честное слово и принимаемого в лучших домах города. Барон был в гостях у одной дамы, за которой ухаживал, и спокойно играл в карты, когда посланные за ним объявили, что его вызывают на военный совет. В совете председательствовали принцесса и герцог Энгиенский, то есть женщина и ребенок; барона Канолля единогласно осудили на смерть.
Только с большим трудом смогли довести несчастного до виселицы — народ желал растерзать жертву. Стража довела осужденного до места казни, и она совершилась. Офицер шел на казнь с хладнокровием и преданностью воле Божьей.
С этого времени в Бордо никто более не говорил о сдаче. Смертный приговор над Каноллем был одобрен депутатами парламента, синдиками и всеми офицерами гражданских рот.
Началась осада Бордо, которая, если верить рассказу Бриенна, произвела страшное впечатление на Луи XIV, которому тогда не было и 12 лет. Однажды, когда юный король был на берегу Дордона, где хотел посмотреть, как объезжают восьмерку лошадей для королевы, один придворный служитель подошел к нему и, видя, что тот задумался и смотрит в противоположную сторону, а не на объезжаемых лошадей, вдруг заметил, что король плачет. Тогда Бриенн взял его за руку и, целуя ее, сказал:
— Что с вами, ваше величество? Мне кажется, вы плачете!
— Тише! — ответил король. — Молчите! Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел мои слезы, но будьте спокойны, я не всегда буду ребенком и эти бездельники бордосцы заплатят мне впоследствии за все, Бриенн! Придет время, я накажу их! — Эти слова, в особенности чувства, ими выраженные, казались странными в таком маленьком ребенке.
Война короля с бордосцами должна была окончиться так, как оканчивались подобные войны — королеве наскучило осаждать, а городу надоело быть осажденным. После многих чудес храбрости, которые со стороны двора показали маршал ла Мейльере, маркизы Рокелор и Сен-Мегрен, а со стороны принцессы герцоги Буйонский и Ларошфуко, из Парижа прибыли условия мира.
Первый принц крови и первое присутственное место в королевстве имели, особенно в совокупности, слишком большой вес и поэтому условий отвергнуть не смели. Содержание мирного договора было следующим: 1) жителям города Бордо дается полная амнистия; 2) принцессе Конде позволено удалиться в один из своих домов, в который она пожелает; 3) герцоги Ларошфуко и Буйонский снова возвращаются в милость и могут быть спокойны за свою жизнь и имущество; 4) герцогу д'Эпернону не быть более губернатором в Бордо, так как жители города не довольны его управлением. Сверх того, принцесса должна была немедленно выехать из Бордо, куда намеревалась въехать королева, чтобы, в свою очередь, распоряжаться в продолжение одних суток мятежным городом.
Действительно, принцесса отправилась на своей маленькой галере в Кутра, где ей повелено было остановиться на несколько дней, но на середине пути она встретила судно маршала ла Мейльере, которое приближалось, чтобы салютовать. Внезапная мысль мелькнула в уме принцессы, и она объявила маршалу, что едет в Бург засвидетельствовать почтение королеве и только тогда поедет в Кутра, когда удостоится этой чести. Маршал увидел в этом предложении средство все закончить без посредников — этих политических адвокатов, которые вместо того, чтобы разъяснить дело, обыкновенно его более запутывают. Он тотчас вернулся в Бург и в присутствии всех объявил, что принцесса едет в Бург и желает повергнуться к стопам королевы, на что испрашивает предварительное позволение. Сначала королева не соглашалась принять принцессу, говоря, что для нее нет удобного помещения, но маршал, решив исполнить желание принцессы, отвечал, что принцесса согласится провести ночь на своей галере, а ее величество сможет ее принять в своем доме. Тогда королева согласилась на свидание.
На берегу стоял посланный от Анны Австрийской, который объявил принцессе, что королева просит ее к себе; с посланным была супруга маршала ла Мейльере, чтобы сопроводить ее к королеве.
Между тем, королева поспешно направила курьера к кардиналу, назначившему свидание герцогу Буйонскому. Кардинал не замедлил вернуться к королеве, и едва они успели обговорить между собой дальнейшие действия, как дверь отворилась и принцесса Конде вошла в комнату. Главным пунктом соглашения между королевой и кардиналом был отказ от освобождения принцев. А вошедшая принцесса бросилась к ногам королевы, держа за руку герцога Энгиенского, и стала настойчиво просить об освобождении мужа. Королева кротко подняла ее и свидание кончилось тем, что принцессе было отказано. Кардинал же пригласил герцогов Буйонского и Ларошфуко отужинать вместе с ним и, поскольку приглашение было принято, повез их в своей карете. Когда лошади тронулись с места, кардинал начал вдруг смеяться.
— Что это? — удивился герцог Буйонский. — Что заставляет вас так смеяться, г-н кардинал?
— Я вспомнил сейчас об одном деле, — отвечал министр. — Кто бы мог подумать еще восемь дней назад, что мы втроем будем сидеть в одной карете!
— Увы! — заметил Ларошфуко. — Чего во Франции не случается!
Вероятно, это убеждение, что во Франции все может случиться, и заставило герцога Ларошфуко написать свои отчаянные «Максимы».
Через два дня после того, как принцесса Конде оставила Бордо, где она господствовала в продолжение четырех месяцев, королева торжественно въехала в него в сопровождении короля, герцога Анжуйского, принцессы Монпансье, дочери герцога Орлеанского, кардинала Мазарини, маршала ла Мейльере и всего двора. Однако, в то время, когда королева торжествовала в Бордо, маршал Тюренн не оставался бездеятельным, хотя между ним и испанцами, у которых он тогда состоял на жалованьи, происходили некоторые трения. Тюренн хотел идти прямо на Париж, чтобы освободить принца Конде, испанцы же, не имея особенного желания содействовать освобождению того, кто не раз наносил им поражения, хотели занять как можно более места в Пикардии и Шампани, а Венсенн оставить в совершенном покое. Наконец, маршал Тюренн, получив согласие делать все, что захочет, взял после трехнедельной осады ла Капель, Вервен, Шато-Порсен, Ретель, Нешатель-сюр-Энь и Фиасс. Маршал Дюплесси, который здесь защищал Францию, вынужден был запереться в Реймсе. Тогда Тюренн увидел, что его смелое намерение ему удается, и однажды утром распространился слух, что выстрелы испанцев слышны уже в Даммартене, то есть в 10 лье от Парижа. Страх был так велик, что принцев не решились оставить в Венсенне и перевезли их в замок Маркусси в 6 лье от Парижа и находящийся позади рек Сены и Марны. Замок принадлежал графу д'Антрагу. По совершении этого перемещения оставалось исполнить одно весьма важное дело — достать денег. После долгих совещаний в парламенте, где, как говорит адвокат Омер Талон, «было высказано много разнородных мнений», назначили особую палату для сбора податей с откупщиков; кроме того, принудили владельцев земель и домов платить за год вперед следующие с них подати. Этой мерой была приобретена сумма небольшая, зато появилась надежда на большую впоследствии. Герцог Орлеанский помог парламенту общим наложением податей на сумму в 60 000 ливров.
- Предыдущая
- 81/193
- Следующая
