Она под запретом (СИ) - Салах Алайна - Страница 28

После третьей песни я открываю глаза и решаю оглядеться. Луиза, навалившись локтями на бортики бассейна, о чём-то переговаривается с Инессой, явно заскучавшей из-за отсутствия Арсения, которого до сих пор нет поблизости. Уже второй час он проводит, разговаривая с отчимом и Ладыгиным в беседке. Хочу незаметно посмотреть, чем занят Данил, и вспыхиваю от смущения, потому что, едва повернув голову, натыкаюсь на его взгляд. Солнцезащитные очки подняты на лоб, а взлохмаченные от влаги волосы придают ему почти хулиганский вид.

— Как дела, Аин? — тон, которым он это спрашивает, и внимательный прищур делают этот простой вопрос значимым.

— У меня всё хорошо. А у тебя? — я указываю глазами на телефон, лежащий рядом с его бедром. — Проблема на работе разрешилась?

— Одна — да. Но обязательно появятся ещё.

Нас разделяет целый шезлонг, Данил говорит это без сожаления, поэтому я позволяю себе шутливо поиграть бровями.

— Тяжело быть преуспевающим бизнесменом, да?

— Непросто, — согласно кивает он. — Давно не виделись. Ты всё хорошеешь.

Кожу начинает густо покалывать, сердечный ритм сбивается, становясь беспорядочным. Расстояние в шезлонг перестаёт казаться безопасным, а глаза начинают метаться в поисках Луизы.

— Просто констатация факта, — Данил опускает на глаза очки, меняя тон на более отстранённый. — Думаю, это не преступление.

Я издаю неловкий смешок, чтобы замаскировать свой очередной душевный раздрай. Лучше бы он этого не говорил. Лучше бы я не услышала. Для Дани это лишь очередной комплимент, а для меня месячная череда воспоминаний и новая волна угрызений совести. Вот как теперь спокойно наслаждаться вечером, не прокручивая в голове эту фразу и не думая, для чего Данил её сказал?

К счастью, скоро возвращается Луиза и начинает фонтанировать идеями на остаток дня (пойти в сауну, посмотреть фильм, поиграть в монополию), и я ненадолго лишаюсь возможности утонуть в несбыточных мечтах.

Спустя час уезжают Инесса с родителями, а немногим позже из дома выходит отчим, одетый в костюм, и объявляет, что отбывает в аэропорт.

Мы перемещаемся в дом, на диван в гостиную, чтобы посмотреть фильм. Мы — это я, Луиза и Данил. Арсений до такой любезности, разумеется, не снисходит и вместо этого закрывается в спортзале. За весь день мы от силы раз пять пересекались взглядами, и каждый раз он смотрел на меня одинаково: будто я самое неинтересное, что существует в этом мире. С другой стороны, разве это должно меня заботить? Я ведь столько лет мечтала избавиться от его неприязни. Равнодушие мне вполне подходит.

Сестра выбрала комедию с известным американским комиком, которого я терпеть не могу. Он неприятен мне внешне, поэтому его шутки и его актёрскую игру я не воспринимаю. А ещё Луиза положила голову Данилу на колени, а руку запустила ему под футболку. Я не чувствую ревности, но смотреть на это тяжело. Высидев так около получаса, я вру, что начинала болеть голова, и поднимаюсь в свою комнату.

Продолжительный душ, чтобы избавиться от последствий дня, проведённого на солнце, после — час бесцельного разглядывания потолка. Внезапно я ощущаю себя глубоко одинокой, выброшенной за пределы нормальной жизни. Мамы со мной больше нет, нет даже бабушки или, на худой конец, какой-нибудь тёти, а своего отца я никогда не видела. Лет в шесть мама сказала мне, что он её бросил сразу после того, как узнал о беременности, и больше мы к этой теме не возвращались. По той же причине она перестала общаться со своей матерью — та была против, чтобы мама меня рожала, потому что на тот момент ей не было восемнадцати. Ради моего появления на свет мама лишилась всех, кто был ей дорог, и вот теперь её и самой не стало.

Может быть, это какое-то проклятие свыше, и мне суждено всегда быть одной? Если уж с семьёй у меня не сложилось, то можно было бы компенсировать недостаток любви личной жизнью. Но и тут загвоздка: меня угораздило влюбиться в парня сестры, а это самое настоящее табу. В двадцать один год я до сих пор хожу девственницей. А что, если моё увлечение Данилом продлится ещё несколько лет? Что тогда? Так и оставаться полуфабрикатом и терзаться перманентным чувством вины?

Ответа на эти вопросы я не нахожу и, чтобы окончательно не погрузиться в депрессивные мысли, пытаюсь уснуть. Перед глазами самовольно начинают плыть картины того, что происходит внизу: как, сидя на диване, обнимаются Данил и Луиза, как тренируется Арсений. Пару раз, когда мама ещё не оставила попыток приобщить меня к спорту, я ходила с ней в домашний зал и помню, какие там есть тренажёры. В дальнем углу висит большая кожаная груша, и именно с ней я сейчас представляю Арсения. Он с глухим стуком молотит её кулаками, а по его груди и спине сбегают блестящие дорожки пота. Живот наливается знакомой тяжестью, и я стыдливо морщусь. Такое всё чаще стало происходить после той ночи в Одинцово. Это оно — бешенство гормонов.

Я понимаю, что уснула, лишь когда кто-то трогает меня за плечо:

— Аи-ин…

Проморгавшись, в полумраке над собой я различаю лицо сестры.

— А? Фильм кончился?

— Кончился, кончился, — насмешливо шепчет она. — Извини, что разбудила. Решила предупредить, чтобы ты с утра не волновалась: мы с Даней в город едем. У него в цехе какой-то трындец случился, ну ты сама слышала, и я хочу его поддержать. Просто у нас и так в последнее время не очень, и я подумала, что мне нужно быть к нему внимательнее.

Луиза будто пытается оправдаться, и слышать это мне неловко и странно. Конечно, она всё делает правильно — поддерживает своего парня. Я бы на её месте тоже так поступила.

— Без проблем. Напиши мне, как сможешь.

— Окей, — Луиза набрасывает на меня одеяло и, звонко стуча подошвами, выходит из комнаты.

О том, чтобы заснуть, не идёт и речи: я опять смотрю в потолок. Сквозь приоткрытое окно доносится звук заведённого двигателя, скрежет открывающихся ворот. Данил и Луиза уезжают. Арсений об этом знает? Конечно, знает. Вряд ли он так рано лёг спать.

И словно в подтверждение моих мыслей, в конце коридора хлопает дверь. Я облизываю внезапно пересохшие губы. Я и Арсений снова остались вдвоём.

Гробовая тишина спальни нарушается лишь моим разогнавшимся сердцебиением. Луиза и Данил уехали десять минут назад, а я всё никак не могу успокоиться. Взгляд, как примагниченный, то и дело возвращается к дверной ручке, издевательски поблёскивающей в полумраке. Пару раз мне даже казалось, что она опускается вниз. Это моё воображение так сильно разыгралось от мысли, что мы с Арсением находимся в доме одни. После случая в моей квартире он, конечно, сюда не войдёт и в этот момент наверняка ложится спать.

Волнение и напряжение не отпускают меня и полчаса спустя. Повинуясь порыву, я сажусь и обнимаю колени руками. Я вдруг ясно вижу себя откуда-то сверху: запертую в комнате вместе со своими желаниями, неуверенностью и страхами. За дверью, на которую я так часто смотрю, — целый мир, в котором есть место приключениям. Достаточно лишь набраться смелости, чтобы хотя бы раз позволить себе в них окунуться. Сейчас мне этого как никогда хочется. Я устала жить с оглядкой на мнение других, со скрежетом убеждать себя, что имею право. Завтра я могу так не думать, потому что завтра означает утро, много света и более трезвые мысли, но… Может быть, безбашенная авантюра и есть таблетка от моей нерешительности и одиночества? Я ведь всё равно не смогу уснуть, зная, что могло произойти что-то особенное, если бы не моя трусость.

Пол под ступнями ощущается прохладным, и по телу прокатывается озноб. Одёрнув пижамную футболку, я иду в туалет, щёлкаю выключателем и смотрю на себя в зеркало. Волосы всё ещё немного влажные после душа, но неопрятными не выглядят. Я взбиваю их пальцами у корней, чтобы сделать пышнее. Получается немного дерзкая укладка в стиле «вамп». Бросаю взгляд на висящий халат, но отметаю идею его надеть: он тоже влажный и слишком тяжёлый. Снова смотрюсь в зеркало, чтобы оценить степень своей привлекательности в футболке. Нервно кусаю губу: а у меня что, есть выбор? Не голой же по коридору идти.