Крестоносец. Византия (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 17

Помимо спассредств и арбалетов наш штойерман проявил большой интерес к зажигательной жидкости, с помощью которой мы сожгли пиратский драккар, выспрашивал, не знаменитый ли это «греческий огонь». Я ответил, что понятия не имею, горшки с огнесмесью купил в монастыре Клерво, где монахи с недавних пор делают некий горючий спиритус. После этого объяснения Солёный Пёс отстал, заметив, что, когда окажется в Шампани, надо будет сходить в Клерво, поклониться тамошним святыням.

Интересно, он правда припрётся в монастырь за зажигательной смесью, которую нельзя залить водой? И что подумают монахи, когда кормчий захочет купить у них такую штуку? Впрочем, местный аббат дядька умный, услышав моё имя и узнав подробности речного боя на Рейне, быстро сообразит, что к чему. А сообразив, наверняка засадит своих монахов мешать спиритус со всем что под руку попадётся, ради получения аналога «греческого огня». Страшновато даже думать, что они там намешают… Лишь бы монастырь не подожгли, а то и мне потом претензии могут выкатить! Надеюсь, Бернар сообразит вынести эти опыты в безопасное место.

Чтобы перевести разговор на другое, я поинтересовался, не было ли к нему претензий у людей архиепископа в Майнце за использование запрещённых Церковью арбалетов.

— Так Церковь их запрещает использовать против добрых христиан, герр де Лонэ, — пожал плечами Дитер. — А когда это разбойники добрыми христианами стали? По мне, они не лучше сарацин. Так что, насчёт арбалетов мне там никто и слова не сказал, даром что из тех четверых типов двоих как раз арбалетчики подстрелили. Жалели только, что маловато этих мерзавцев живыми привёз.

— Кстати, мастер Зальцигхунд, — заинтересовался я. — А вас не смущает, что Майнцский архиепископ явно хочет использовать показания этих разбойников против вашего пфальцграфа?

— С чего бы меня это должно смущать, герр де Лонэ? — удивился кормчий. — В дела знатных господ я не лезу, пусть они сами разбираются. Моё дело река. А сдавать разбойников тем, кто готов за них заплатить — это согласно обычаю. Архиепископ Генрих объявил награду за этих подонков, вот я их и отдал. Объявил бы наш пфальцграф Герман столько же или больше — отдал бы ему. Но он не объявил. Кто ж ему виноват?

— И всё же, — не сдавался я, — не пфальцграф, так его люди могут на вас разозлиться. Не боитесь?

— На всё воля Божья, герр де Лонэ, — философски ответил Дитер. — Хотя в море всяко опаснее будет. Или вот на войне. Да и не так просто людям пфальцграфа добраться до вольного висбаденского горожанина. У нас ведь со времён старых франкских королей есть права. Судимся своим судом, ни ландфогт, ни министериалы пфальцграфа нам тут не указ. Можем даже на самого пфальцграфа жаловаться Кайзеру, или тому кого он заместо себя оставит, как архиепископ фон Гарбург нынче. Так что, думаю, всё обойдётся. Когда пфальцграф Герман вернётся с войны с Вендами, ему уже не до того будет, а его людям и подавно.

Наконец подготовка к продолжению плаванья закончилась и, оставив за кормой Висбаден, судно устремилось вверх по Рейну, опять с полным экипажем, и… Чуть не сказал: на всех парусах — но нет, всего на одном парусе, наполненном попутным ветром. Хотя моя лекция о парусах кормчего явно впечатлила, и он немало времени проводил в своей каюте под ахтеркастелем, изучая нарисованные мной чертежи, задавая вопросы и удивляясь многим вещам, в том числе тому что с куда большим количеством парусов сможет управляться столько же людей, сколько сейчас работает с одним. Всё это привело его в такое восхищение, что, узнав о нашем решении идти из Эсслингена в Ульм, Дитер предложил нам воспользоваться услугами его кузена Отто, живущего в этом городе и владеющего «собственной посудиной», что ходит по Дунаю и его притокам. Не Бог весть что, но два риттера со слугами и лошадьми разместятся без труда.

Мы, конечно, не стали отказываться от такой возможности, и Зальцигхунд выдал нам для этого кузена Отто письмо, написанное скандинавскими рунами, которых мы, естественно не понимали. Кормчий, извинившись, что ни он, ни Отто другой грамотой не владеют, перевёл нам содержание письма, где говорилось, что кузен Отто должен взять на борт своего судна благородных риттеров Симона де Лонэ и Роланда дю Шатле вместе со слугами и лошадьми, а также прочим имуществом, и отвезти их по Дунаю до того места, которое они укажут, а за это штойерман Дитер Зальцигхунд будет считать должок кузена Отто полностью закрытым.

На вопрос Роланда, что за должок, кормчий, усмехнувшись, ответил:

— Да это наши с ним дела, благородные риттеры, вам они не интересны. Не берите в голову. Главное, Отто за это отвезёт вас, куда пожелаете.

Вообще после боя с пиратами Дитер явно заценил нас и проникся уважением. В разговорах он разоткровенничался, рассказав кое-что из своего прошлого. Оказывается, по материнской линии его корни тянутся из Скандинавии, точнее, из Дании. Его дед в молодости хаживал по морям с последними викингами. Потом были какие-то неприятности с власть имущими в Дании, о которых Зальцигхунд особо распространяться не стал, заставившие деда с семьёй перебраться в Висбаден, где его дочь вышла замуж за местного жителя и родился Дитер. Он был любимцем деда, с малолетства у него пропадал, выучившись рунам и навигации, и впитывая как губка его рассказы о море и особенно о викингах. Кончилось тем, что в шестнадцать лет, схоронив деда, парень подался в моряки. Ходил от богатой мехами Биармии (будущей Пермской земли с окрестностями) до Испании, пока не случилась «одно очень плохое дело». Что уж там было, Дитер распространяться не стал, сказав лишь, что после того дал обет Богу и святым больше не выходить в море.

С тех пор он осел в родном Висбадене, получив за своё морское прошлое прозвище Солёный Пёс. На деньги, нажитые во время морских путешествий выкупил половину судна у одного старого штойермана, и занялся речными перевозками. Когда компаньон решил уйти на покой, выкупил у него судно целиком. Ходил на нём пока оно не обветшало, заработав денег на постройку сошедшей со стапелей пять лет назад «Ундины». Пятеро сыновей тоже ходят по рекам, для старшего теперь появилось своё судно, взятое у пиратов, с ним можно заработать вдвое больше, а там, глядишь, и остальных получится обеспечить своими посудинами. Две старшие дочери замужем не за последними людьми в Висбадене, младшая ещё молода, четырнадцать стукнуло, но этот балбес Гилле к ней клинья уже подбивает. Раньше Зальцигхунд раздумывал, но после боя с пиратами решил, что сицилиец достоин стать его зятем. Да и сам Дитер, схоронив два года назад первую жену умершую от горячки, недолго оставался один, женившись в этом году на молодой вдовушке, и вторая жена уже "ходит с пузом". В общем, штойерман считал, что жизнь удалась.

За этими разговорами прошли Вормс, богатый епископский город на левом берегу Рейна. А ещё через некоторое время добрались до Мангейма, уже на правом берегу. В XXI веке это довольно крупный город, а сейчас самая настоящая деревня, хотя и большая. Впрочем, эта деревня нас мало интересует, нам требуется устье Неккара, который здесь вливается в Рейн у северной окраины Мангейма.

Дальше шли под парусом вверх по Неккару. Река эта извилистая и экипажу приходилось постоянно следить, чтобы не врезаться в берег. Мелей тоже хватало, но наш кормчий был речник опытным, умело лавируя судном промеж спрятанных под водой печтаных или галечных наносов. Близнецы продолжали возиться у горна, наковальни и точила, правя и затачивая оружие матросов за умеренную плату. Мы с Роландом слушали байки Дитера о его морских приключениях, а также рассказы о разных речных и морских путях, представлявшие для нас особый интерес. Но вообще-то нам это путешествие по реке уже порядком наскучило. Хотелось ощутить под ногами твёрдую землю.

Без особого интереса миновали по правому берегу речную гавань Хайльбронн, владение кайзера Конрада, по словам Бернарда, помнившую ещё римлян, но пока не удостоенную статуса города. Затем располагавшийся на левом берегу городок Штутгарт, принадлежащий герцогу Швабскому, где, по словам кормчего, находился знаменитый на всю Германию конный завод, основанный около двух веков назад. И вот, наконец, справа по курсу показались башни Эсслингена. Наше путешествие по Рейну и его притокам подошло к концу.