Крестоносец. Византия (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 18

«Ундина» тоже не пойдёт выше Эсслингена, хотя подняться по Неккару ещё можно. Но по словам Зальцигхунда, дальше нет ничего интересного, кроме пары дворянских замков, которые штойерману и нам тоже неинтересны. Да и ведущая в Ульм римская дорога начинается здесь.

Матросы тем же способом, каким опускали в трюм, вытащили оттуда на палубу наших застоявшихся лошадей, и слуги свели их в поводу на пристань. Затем близнецы вынесли туда же наши доспехи и пожитки. После этого мы попрощались с Дитером, Гилле и остальным экипажем холька, пожелав счастливого плаванья, попутного ветра и семи футов под килем, а затем отправились в город, искать постоялый двор.

[1] Ретиарий — разновидность римских гладиаторов, почти или совсем не имевших защиты, был вооружён сетью и трезубцем. В бою старался запутать противника в сеть и обездвижить, а затем добить трезубцем.

[2] Грот-мачта — на паруснике с несколькими мачтами самая высокая мачта в центре корабля. Фок-мачта — в носовой части, перед грот-мачтой. Бизань-мачта — в кормовой части, за грот-мачтой.

[3] Кливер — косой парус между бушпритом и фок-мачтой. Стаксель — косой парус между грот-мачтой и фок-мачтой, или между бизань-мачтой и грот-мачтой. Трисель — парус, крепящийся к гафелю — косому рею, прикреплённому сзади к бизань-мачте.

[4] Треугольный парус, крепящийся к косому рею, наклонённому спереди.

[5] Люгерный парус — прямоугольный, вытянутый вверх парус на скошенном рее, сдвинутом назад. Гафельный парус — трапециевидный парус между гафелем и гиком, реем в нижней части мачты, скошенный вверх. Шпринтовый парус — аналог гафельного, но с прямым гиком. Бермудский парус — треугольный парус крепящийся к мачте и гику.

Поиски надолго не затянулись. Вскоре мы увидели искомое заведение с немудрящим названием «Жареный поросёнок». Так как выглядел постоялый двор довольно прилично, да и запахи оттуда доносились вполне симпатичные (упомянутого поросёнка и не только), мы решили приткнуться там до отъезда из Эсслингена. Сняли комнату для себя и слуг, пристроив лошадей на конюшне, после чего закусили «фирменным» поросёнком, фаршированным овощами и птицей, запивая его таким же отличным пивом. В XX и XXI веках в Германии славилось баварское, но швабское пиво в XII веке оказалось ничуть не хуже.

Затем, оставив Эриха с вещами (парень уже оправился от нанесённой пиратским трезубцем раны, но я решил, что дополнительный отдых ему не помешает), в сопровождении Ульриха отправились на местный рынок, покупать коней для наших слуг.

Эсслинген, судя по рассказам аббата Клерво, раза в два старше Саарбрюккена и во столько же раз больше. Да и принадлежит он не графу какому-нибудь, а самому кайзеру, хотя и находится на территории герцогства Швабия. Наверное, поэтому и городские стены выглядят намного солиднее, да и замок смотрится куда внушительнее замка в Саарбрюккене. Торговля и ремёсла, по словам штойермана Зальцигхунда, здесь тоже процветают, что подтверждается не только множеством лавок и мастерских с их вывесками, но и украшающими город каменными церквями.

Для начала мы посетили конский рынок, разумно расположенный за городской стеной (ибо лошади гадят, а много лошадей гадят очень много). Трактирщик Клаус не соврал, с лошадьми тут и правда проблем не было — их много, и на любой вкус и кошелёк. Большая часть, видимо, с того самого герцогского конного завода в Штутгарте. После недолгих поисков нашли трёх подходящих лошадей — двух верховых и одну вьючную, так как нагрузка на Пегую вместе с сундуком и доспехами была великовата. Вот только цены были изрядно задраны, видимо по случаю повышенного спроса, вызванного крестовым походом и наплывом платёжеспособных покупателей. Не помогло и умение Роланда торговаться. Причём такие же цены были и у других торговцев. Не иначе сговорились, мерзавцы! Как это называется в моём будущем — корпоративный сговор? Вот он и есть.

Под яростные вопли протестующей жабы пришлось выложить целых пару безантов. Н-да, если так пойдёт дальше, нашего золота до Ближнего Востока может не хватить. Ульрих, тащивший на себе сёдла, своё и брата, с прочей упряжью, заседлал и взнуздал купленных коняшек, после чего мы с проклятием покинули рынок, заполненный дорогими лошадьми и жадными барышниками. Роланд, верхом на одной из лошадей и с двумя другими в поводу, вернулся на постоялый двор, а я, одолжив Ульриха как переводчика, отправился по лавкам. Правда, родной для Ульриха верхнерейнский диалект изрядно отличался от швабского, но объясниться с местными жителями парень всё же мог.

Сначала я разыскал лавки стекольщиков, расспрашивая прохожих. В отличие от их коллег в Саарбрюккене, среди здешних мастеров нашлись умеющие делать не только обычное, но и цветное стекло. У них прикупил кусочки фиолетового, синего и коричневого стекла разных оттенков, чтобы разнообразить цветовую палитру в калейдоскопах, сделанных ещё в Саарбрюккене.

Затем мы пошли в скобяную лавку, купить гвозди и подковы. Вещи в дороге необходимые, особенно в такой дальней, что нас ждёт. Зайдя в лавку, я увидел на прилавке несколько камней тёмно-бурого цвета, размером с кулак или голову ребёнка. К ним прилипли многочисленные гвозди, иголки, рыболовные крючки, какие-то пряжки и бляхи, и прочие мелкие железные вещицы.

Да ну на фиг! Неужели? Магнитный железняк, он же магнетит? Его же ещё не добывают в Европе. То есть, добывают, если попадётся, но используют как обычную железную руду.

— Что это такое? — указывая на «камни», небрежным тоном спрашиваю пожилого лавочника, стараясь ничем не выдать свою заинтересованность.

— Да вот, занятная штука, молодой господин, — ответил лавочник, скребя пятернёй плешивый затылок. — Я, когда моложе был, ездил с товаром по разным землям. Был и в Норвегии. Там, в Лонгезундфьорде, и подобрал из любопытства эти камни. Они в тех местах нередко попадаются. Привёз домой, а когда стал сидеть в лавке, приспособил их, чтоб держать всякую железную мелочь. Удобно, знаете ли. Всё под рукой, и не теряется.

— Да, забавные камушки, — лениво заметил я. — Я бы их купил, пожалуй, чисто для развлечения. Назовите вашу цену.

Лавочник поначалу не хотел продавать «камни», утверждая, что с ними ему удобнее торговать, но я набавлял цену, накидывая по денье-другому и изображая упрямого аристократа, которому вожжа под хвост попала. Когда предложенная цена достигла половины безанта, лавочник не устоял. Получив деньги, он отлепил от «камней» свои железки, сложив их в корзинку, затем передал куски магнетита Ульриху, сложившему их в мешок вместе с купленными гвоздями и подковами, которые тут же примагнитились к «камням». После этого мы покинули лавку, направившись к постоялому двору.

Ульрих поначалу помалкивал, но, когда мы прошли где-то полпути, он не выдержал:

— Как же так, герр де Лонэ? Это же просто железная руда, я знаю. Ну железки к ней липнут. Бывает такая, хоть и редко. Купцы иногда с севера привозят. За что тут платить полбезанта? Не стоит она столько! Да она и десятой части не стоит!

— Стоит, Ульрих, стоит. Уж поверь. Это не просто железная руда. Из неё мы сделаем такую штуку, с которой не заблудимся ни в море, ни на суше. Сам всё увидишь. Тебе с братом и придётся с ней поработать. Вас ведь отец учил добывать металл из руды?

— Учил, ага! — заинтересованно кивнул Ульрих, выслушав меня. И, помолчав, робко спросил:

— Это Святой Януарий, герр де Лонэ?

Ну не могу я разочаровывать людей, которые так на меня смотрят! Однако врать не хотелось, и я просто развёл руками перед восхищённым парнем. Вообще-то, компас в эти времена уже больше ста лет как изобретён. Только в Китае, где появился около 1042 года, по рассказам моих друзей-мореманов из моей прошлой жизни. Но в Европе он пока неизвестен, изобретут его в конце века, не то в восьмидесятых, не то в девяностых годах XII столетия. Вот только мне он нужен сейчас и здесь. Осталось всего лишь его сделать, надеюсь, моих познаний для этого хватит.