Роза в ее руке (СИ) - Астафьева Александра - Страница 55

Почти девятнадцать недель я носила в себе жизнь маленькой крохи, самочувствие налаживалось с каждым прожитым днем. Следовали частые визиты к доктору, который стал еще одним близким для меня человеком.

Лия.

Каждый раз она тщательно обследовала развитие плода, поддерживала мое физическое состояние здоровья. Вселяла обыкновенное желание беречь себя и наслаждаться жизнью, которая казалась совершенно иной. Все это и многое другое способствовало поднятию моего настроения, духа и творческого вдохновения.

Прижимаясь спиной к теплой мужской груди, я сидела на поляне недалеко от нашего с Бьорном места — озера. Мы вместе наслаждались отдыхом и летним вечером, обменивались поэзией, простыми строками. Бьорн с особым интересом подходил к каждому, написанному мной, слову, которое, так или иначе, определяло мою теперешнюю жизнь.

— Мне неловко, — призналась я.

Он был для меня кумиром во всех смыслах, а я остерегалась упасть в грязь лицом.

— Не бойся раскрывать свой потенциал. Да, все получится не сразу. Мало того, признание может и вовсе не постучаться в твою дверь. Но это не главное.

— Что же тогда?

— Твоя вечная любовь к самому делу. Успех, как правило, вещь капризная и временная, а твоя любовь к искусству — это другое. Как только ты перестанешь любить то, чем занимаешься, все, чему научилась, включая свой дар, отвернется от тебя, испарится вмиг безвозвратно.

— Разве я могу разлюбить то, что является частью меня…? — спросила вслух.

Уже давно мои мысли, чувства и мироощущение не стереть из памяти, не выжечь огнем, не смыть водой.

— Может произойти все, что угодно, — спокойно продолжал Бьорн. — Творческий порыв подавляется в силу разных обстоятельств — печальных или наоборот — счастливых. Ты можешь переключиться на любое другое занятие. Например, родишь ребенка, уход за которым отберет у тебя все силы, сконцентрировав все внимание на нем.

— Мне кажется, такое событие является сильным толчком к пробуждению от длительного сна.

— Согласен. Обыденная, но счастливая материнская жизнь, может поглотить с головой, и сама того не заметишь. Пролетит ценное время, и человек поймет, что упустил несколько лет, в течение которых мог совершить что-то значимое как для себя, так и для окружающих.

Я понимала, почему Бьорн рассуждал таким образом. Он считал время. Вчера, сегодня. Всегда. Он будет считать минуты и часы завтра. Время, как песок, горсть которого сыплется сквозь пальцы, не оставляя лишних минут на размышление.

Его ладонь лежала на моем животе, распространяя тепло сквозь тонкую ткань легкого платья. Было щекотно и одновременно приятно. На протяжении всей недели внутри отчетливо ощущался эффект «пузырьков». Лия говорила, что я могла быть готовой, почувствовать первые толчки. Однако не была уверена, что это являлось тем самым восприятием.

— Я получил сегодня электронное письмо от моего бывшего литературного агента.

Бьорн заставил озадаченно взглянуть на него снизу вверх и встретить легкую улыбку.

— Он приглашает меня сотрудничать с одним малоизвестным издательством. Но прошлые мои стихи им понравились.

— Это же потрясающая новость, Бьорн.

Я даже приподнялась, слегка освободившись из его объятий.

Никакого ответа, лишь поцелуй. Мягкий, нежный, сладкий.

Отпрянув от меня, одной рукой он крепче сжал в объятиях, когда второй — сорвал полевой цветок и вручил мне.

— А что с песнями?

— Работу у Реда я не бросаю. Не после того, как грядут выступления за выступлениями. Он все твердит, я должен как можно больше отдаваться музыке.

— Почему?

— Друг считает, что я зря все бросил. Он уверен, что могу больше.

— Конечно, можешь, Бьорн. Твой талант безграничен.

После произнесенных мной слов, он как-то вел себя тихо около минуты, затем выдернул еще одну травинку.

— О чем думаешь? — спросил меня и провел по шее лепестком, будоража внутренний огонь приятных эмоций.

Бьорн ничего не ответил. Обнял сильнее. Прижал к своей груди. Большего и не нужно было. Обыкновенные прикосновения, быть уверенной, что человек нуждается в тебе так же, как и ты в нем.

— Не хочу, чтобы ты вспоминала об этом.

Он говорил о Флойде, когда мне вовсе не хотелось портить момент его призрачным присутствием между нами.

Но насколько же он был точным. Чем дальше шло время, тем мне становилось страшнее: за себя и малыша, за Бьорна и нас всех. Пока Флойд будет жив, он не оставит меня в покое. Не перестанет издеваться, когда обнаружит. Поклянется в любви, чтобы затем повыше задрать юбку и отыметь при всех, или хуже… Подразнить этим своих дружков.

«— Вивьен делает это покруче любой первоклассной шлюхи. Да, детка?

Я не верила ни глазам, ни ушам, когда в один из вечеров в своем доме Флойд отзывался обо мне как о последней потаскухе в присутствии малоизвестных людей.

— Чего молчишь, язык проглотила?

Неадекватность его поведения выдавали одурманенные какой-то гадостью стальные глаза. Ситуация выходила за рамки приличия.

Я продолжала молчать. Кто-то из присутствующих от неудобства разглядывал свой стакан виски, а кто-то, не стесняясь, с особой жадностью поглядывал на меня.

Не понимала, что происходит. Флойд снова был пьян и нашпигован наркотиками. Пригласил дружков повеселиться, громко перечислял и оскорблял всех женщин, с которыми спал, включая меня. Кроме стыда, тошноты и грязи не чувствовала больше ничего. Вскочив с дивана, как ошпаренная, я хотела только одного — поскорее убраться отсюда.

— Куда собралась?

Тут же подорвался, чтобы схватить меня за локоть.

— Прекрати, у нас гости, — предупредила его дрожащим голосом. Флойд едва стоял на ногах.

Эти шуточки превращались в нечто пугающее. Он ведь обещал, что после того случая не станет возвращаться к оскорблениям и унижениям. Только бы не при них, чьи голодные и хищные глаза пронизывали до костей, заставляя съеживаться от холода.

— Это ты прекрати ломаться. Не отрицай, что тебе нравится тр*хаться на глазах у всех… как тогда, в том туалете с каким-то уродом. Все видели. Да?

Все, что я сделала — это закрыла лицо руками. Он неисправим и никогда не забудет тот ужас.

— Чего молчите, придурки? — размахивая полупустым стаканом виски, обратился к гостям.

Казалось, он не собирался останавливаться.

— Флойд, ты перегибаешь палку, — нашелся-таки заступник из шайки отморозков.

— Заткнись, Вилсон! Я же, мать вашу, вижу, как вы все на нее смотрите, ублюдки! Давитесь слюной, ждете, когда я подохну, чтобы тр*хнуть ее! Хрен вам, — Флойд выставил средний палец и тут же махнул рукой. — Хотя, можешь покувыркаться с ней, а я найду себе новую девку.

— А он на самом деле подобрал тебя в борделе?

Я не успела прийти в себя, как услышала рядом язвительный голос и напоролась на хитрую ухмылку брюнета с квадратной челюстью, пока Флойд продолжал громко вести дебаты с этим Вилсоном.

— Я мог бы тебя также купить у Флойда. Он, кстати, предлагал обменяться. Так что, веселье не за горами…»

— Вивиан, Вивиан, — мягкий голос Бьорна будил меня, увлекая за собой из воспоминаний в реальность.

— Что?

— Ты уснула.

В его голосе отчетливо слышалась улыбка.

Я осмотрелась: все было также. Мы сидели и глядели вдаль перед собой. Озеро, пирс, тот самый пейзаж, что связал нас навеки. И больному образу Флойда здесь было больше не место.

— Я наблюдал, как ты спала, ласкал твои скулы пальцем, — потихоньку проговаривал Бьорн. — Твои веки подрагивали, из глаз скатилась сначала одна слеза, потом вторая. Я собрал их губами, в надежде, что больше ты никогда не будешь плакать.