Недетские игры (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна" - Страница 20

— Ты же меня сейчас не поцелуешь? — улыбается.

— Поцелую, — в одно движение меняю наше положение и прижимаю Ольку к стене. Смотрю на ее подрагивающие ресницы. Такой открытый доверчивый взгляд. Дурно становится.

Хочется ее всю облапать, но я держу руки при себе. Сбежит же.

Замечаю, как прикрывает глаза. Тяну носом ее сумасшедший запах. Чувствую тепло губ…

Дверь дергают с той стороны. Оля вздрагивает и распахивает веки. На рефлексах сжимаю ее чуть сильнее, упираясь лбом в изящное плечо.

— Я его придушу, — выдыхаю, цепляя губами тонкую шею.

Слышу тихий Олин смешок.

— Сейчас тебя отвезу, — поправляю воротник на женской куртке.

— Хорошо.

Отхожу к столу, чтобы забрать ключи от тачки.

— Кирилл, — понимаю, что уже за спиной у меня стоит. Намеренно не оборачиваюсь. По голосу знаю, что уже загналась. Флер развеялся, и наступила суровая реальность.

— Что? — сую брелок в карман.

Дверь опять дергают.

 — Жора! — рявкаю и щелкаю замком. — У тебя шило в одном месте?

—  Не ори. Там это, — косится на Олю, — вызов, — слегка прищуривается.

— Время терпит?

— Ну, минут двадцать есть.

— Езжай на своей, я буду чуть позже.

Ветров кивает и отчаливает. Пока идет по коридору, что-то насвистывает.

— Оль, давай вечером поговорим, ладно?

Она кивает и переступает порог. Руки убирает в карманы, просто так или намеренно, пока неясно.

В машине все вообще начинает идти по одному месту. Молчание напрягает. Я слегка подвисаю, потому что еще до конца не разобрался в ее мотивах, а она… она либо снова жалеет о том, что пришла, либо думает, как бы слиться.

— А ты до скольких работаешь? — поворачивает голову.

— Около восьми, думаю, буду дома. А что?

— Ты же сам сказал, что поговорим вечером. Вот я и спрашиваю, когда ты вернешься.

— Даже трубку в этот раз возьмешь? — ляпаю, прежде чем подумать.

Оля кивает.

Притормаживаю у подъезда. В салоне снова повисает неловкость.

— Ну я пойду?

— Иди, — киваю, смотря четко перед собой. Кошка дорогу перебежала. Полосатая.

— До вечера…

Она тянется к ручке двери. Мешкает. Такое ощущение, что специально время тянет.

Но вот вся эта нерасторопность становится спусковым крючком. Чуть подаюсь вперед, обхватываю ее плечи и тяну на себя. Оля упирается спиной мне в грудь, оказываясь в полулежачем положении.

Склоняюсь над ее лицом и снова целую. Времени сейчас в обрез, но меня это мало волнует.

Божечки. Щеки горят.

Кирилл целуется с открытыми глазами. Я свои тоже не закрываю. Тону в его темных, но таких теплых омутах, понимая, что начинаю терять контроль над собой и ситуацией в целом.

Нежный шок. Так бы я это назвала.

Воздуха не хватает. Не дышу. Я просто забываю, как это делается. Только ресницами хлопаю.

Пальцами же вцепилась в его руки. Сначала это было намерением оттолкнуть, а теперь… теперь, кажется, наоборот.

— Кирилл, — бормочу еле связно. Слова тоже позабылись. В голове вообще пусто. Только пульсация от активно приливающей к лицу крови.

Кирилл запрокидывает голову. Забирает свои поцелуи, жестко лишая меня этой ласки.  При этом телесный контакт не разрывает. Все еще крепко удерживает меня за плечи.

Тишина становится громкой. Вдох-выдох.

— Я позвоню, — говорит, но слегка сбивается. — Когда приеду с работы, я позвоню, — теперь уже изъясняется уверенно и четко.

Еле заметно киваю и подаюсь вперед. Кирилл поддерживает меня за спину, помогает сесть.

— Хорошо, — смотрю перед собой. Бушманов остался позади. Я чувствую его взгляд, но повернуться прямо сейчас просто не в состоянии. — Пока, — взмахиваю рукой и тянусь к ручке на двери.

Из машины вылетаю на сверхскорости. В подъезд иду не оглядываясь. Сердце колотится так громко, что все соседи по этажу это эхо услышат.

В лифте тру щеки, да и лицо в целом. Пальцы все еще немного подрагивают, а эмоции переполняют.

Очень странные эмоции, мне кажется, я еще никогда ничего подобного не испытывала, чтобы вот так, до подгибающихся коленей…

В квартире незамедлительно бегу в ванную, даже не разуваюсь. Ополаскиваю лицо ледяной водой. Смотрю на свое отражение в зеркале. Щеки красные, волосы немного взъерошенные, а глаза шальные. Зрачки расширились, а радужка поблескивает, и это совсем не от воды.

— Мамочки, — шепчу в тишину и сползаю к полу. Несколько минут сижу практически неподвижно. Стараюсь прислушаться к себе.

Что я чувствую? Какие это эмоции?

Они мне нравятся? Я делаю все это не потому, что хочу насолить Олегу, или же от безысходности?

Сложно. Первые секунды сложно просто собраться с духом. Взять себя в руки и честно ответить на каждый из заданных самой себе вопросов.

Я даже хочу бросить эту дурацкую затею, но тишина и неподвижность будто тянут ко мне руку помощи. Дарят успокоение, а еще понимание, что Олег здесь совершенно ни при чем. Да, моя ранимая натура, конечно, внесла свою лепту, я снова проявила незащищенность. Какую-то наивную открытость к этому миру. К мужчине.

Может быть, это плохо, в свете событий последних лет, наверное, даже ужасно. Но я ведь хочу выздороветь, перерасти весь тот ужас, в котором жила последние годы. Страх жизни, который сама себе и навязала.

Кирилл хороший. Это единственная ясная мысль, которую я держу в голове после всего, что случилось за время наших с ним встреч. Ну и то, что никакая это не дружба, с его стороны точно.

А если Рита права? Если Кир просто решил закрыть гештальт? Поставить галочку напротив моего имени…

Эта мысль словно смола. Вязкая, липкая. Из нее сложно выбраться.

Настроение ухудшается. Все внутри клокочет. Я пытаюсь бороться с собой, с тем негативом, в который привыкла скатываться в течение всей жизни. Получается плохо. Настолько, что из глаз снова выступают слезы.

Я плачу, сидя на холодном кафеле в ванной своей старенькой съемной квартиры и впервые в жизни так сильно ненавижу свою сущность, что абсолютно не знаю, что делать дальше.

Я неправильная. Слишком сложная, замороченная, искалеченная. Мужчины таких не любят. Им нужна легкость, улыбка. Красивая картинка.

Во мне же нет ничего кроме боли.

Утерев последние слезы, выхожу из своего укрытия. Очень хочется кофе. Просто черного, без единой ложки сахара.

Пока варю в турке напиток, звонит мама. Бегло рассказывает о том, как у них дела. Интересуется, не передумала ли я здесь оставаться. Получив мое категоричное нет, переводит тему на отца. Он вчера устроил очередной скандал. К ним приезжала его сестра, Есина мама, с младшими дочками. Папа остался верен себе и поругался с теть Лидой вдребезги. Они и так всегда несильно ладили, а теперь, когда папа слег, с ним вообще никто не может общий язык найти.

— Ты там держись. Хочешь, я приеду? — выливаю кофе к кружку.

— Еще чего. Даже не вздумай портить себе день.

— Мам…

— Оля, надеюсь, ты меня услышала, — она вздыхает. Кажется, включает телевизор, потому что на фоне начинают слышаться голоса.

— Услышала, — тоже вздыхаю и разворачиваю конфету. Что я там про сахар говорила?

— Вот и хорошо. На выходных хочу заняться территорией дома, а то на заднем дворе бурьян. Договорилась с соседями, возьму у них газонокосилку. Пора бы уже начать заниматься обустройством. Твой отец еще лет пять будет себя жалеть, вместо того чтобы принять свое положение.

— Ему тоже сложно, — на автомате вступаюсь за папу. Понимаю, что маме сложно, но отец перенес такую серьезную операцию. Я, когда увидела в доме коробку с лекарствами, обалдела. А когда узнала, что все это только на месяц…

— Сложно, а кто спорит? Но вести себя как свинья необязательно.

— Ты права, — иду на попятную. — Знаешь, я все же приеду на выходные. Помогу тебе по дому.

— Как знаешь. Кстати, я же нашла сиделку.

— Да? Дорого?