Недетские игры (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна" - Страница 32

— Надеюсь, ты меня услышала. Если скажешь ему хоть слово, получишь колоссальную популярность. Я улетаю через три дня. Киру задвинешь, что по-прежнему меня любишь и улетаешь вместе со мной. А главное, помни: никому ни слова.

— Нет!

— Да. У тебя есть три дня, а потом… проверь личку.

Он отключается, а на мессенджер приходит сообщение с моим изображением. Все по законам жанра, контент восемнадцать плюс, а может быть, и двадцать один…

"Это были какие-то спонтанные желания Олега в порыве страсти,

когда я мало что соображала". (с) Оля

Я так долго стою под душем, что кожа на пальцах становится смешной и сморщенной.

Думаю. Хаотично анализирую происходящее и ищу выход.

Олег пошел ва-банк. В цивилизованном правовом обществе за такой шантаж его непременно было бы возможно привлечь к ответственности. В некоторых странах хватает одного недоброго взгляда, и ты уже смело можешь писать заявление в полицию. В любой. Но у нас…

От меня потребуют доказательств. Всего того, что он говорил мне лишь на словах. Фото, которое Олег скинул, никто и никогда в жизни не захочет привязывать к делу, потому что кроме этой фотографии у меня больше ничего нет. Ни единого намека.

Только мои голые слова, которые можно принять за клевету.

Обтираюсь полотенцем и напяливаю на разгоряченное и немного влажное тело футболку. Стащила ее у Кира из шкафа. Она отлично прикрывает бедра.

Из ванной выхожу, оставляя дверь открытой, чтобы не разводить сырость.

— Чай будешь? — Бушманов замечает в прихожей мой маячащий силуэт, немного отклоняясь от столешницы на кухне, рядом с которой остановился.

— Буду, — выдавливаю улыбку. Его слова доходят до меня, как через стекло. Глухо-глухо.

— Пять минут.

— Хорошо, — взмахиваю рукой и плетусь в комнату. Присаживаюсь на широкую кровать и смотрю в одну точку.

Рассказывать Киру о происходящем страшно. А демонстрировать эти мерзкие фото — стыдно.

Это были какие-то спонтанные желания Олега в порыве страсти, когда я мало что соображала. Наутро всегда просила удалить, и он заверял, что, конечно же, ничего не останется. Я верила. Наивная дура!

— Оль…

— Я иду, — отталкиваюсь от мягкой поверхности и, перемотав голову полотенцем, шлепаю на кухню.

— С сахаром?

— Без, — присаживаюсь на стул, подгибая под себя ногу.

— Ты как? — Кирилл ставит передо мной чашку.

— Нормально.

В глаза ему не смотрю. Пялюсь на темную водную гладь, от которой идет пар, и обхватываю горячую кружку ладонями.

Наверное, только сейчас до конца осознаю всю мерзость и ужас ситуации. Я не хочу вестись на эти угрозы. Не хочу никуда ехать, и тем более предавать Кирилла. Он этого не заслуживает. Только вот, если фотки действительно попадут в сеть… Гулять им там до скончания веков. Подчистить все будет просто нереально.

Как говорится, все, что попадает в интернет, остается там навечно.

— Кирилл.

— М? — он приподнимает бровь, смотрит внимательно. Будто уже знает, что я хочу сказать.

Я разлепляю губы, но в последний момент осекаюсь. Захлопываю рот с пониманием, что сейчас просто не готова проговорить все это вслух. Мне кажется, я вообще не готова это произносить.

— Спасибо, — касаюсь его руки. — Ты самый хороший человек, которого я когда-либо встречала.

— Звучит так, словно ты прощаешься, — он улыбается. Шутит.

— Не думай, что теперь вот так просто сможешь от меня избавиться, — закатываю глаза, к которым вот-вот подступят слезы.

— Я на это надеюсь. На то, что не смогу.

Не знаю, что мной движет в этот момент. Адреналин, который сгенерировал страх, или вся та лавина чувств, которую на протяжении последних недель я испытываю к Кириллу… Не знаю.

Просто в один момент поднимаюсь со стула и пересаживаюсь к нему на колени. Обхватываю шею ладошками, вдыхая уже въевшийся в кровь аромат мужского парфюма.

— Прости меня, ладно? Прости, — оставляю на его лице поток хаотичных поцелуев.

Мне дышать трудно. В горле встает ком, а слезы — вот они, близко-близко.

— Оль…

— Молчи, — прикладываю пальцы к его мягким губам, — молчи.

Отнимаю руку и целую в соленые от моих же слез губы.

Тело дрожит. Я этого не хочу, но оно снова меня предает.

Кирилл мертвой хваткой фиксирует мои руки, прижимает к себе. Крепко-крепко.

Сердечко пошаливает. Еще немного, и выпрыгнет из груди.

— Не плачь, — снова поцелуи. Их так много, что я теряюсь, размякаю в его руках настолько, что перестаю ощущать время. Мне кажется, проходят всего лишь секунды. Ему звонят. Настойчиво, долго.

Такой яростный звон, уши закладывает. Не хочу его отпускать. Не могу.

Кир тянется к телефону, касается губами моей щеки.

— Это по работе, — прикладывает смартфон к уху. — Где? — пауза. — Сейчас подъеду. Оль… — тянет пальцами мой подбородок. — Мне нужно уехать. Это ненадолго. Ложись спать. И… не плачь.

— Не буду, — качаю головой, а у самой истерика. Я его не слышу почти. Ничего вокруг не слышу.

Сколько можно? Почему все так? Почему вечно появляется кто-то, кто готов голыми руками разрушить те крохи счастья, что появляются в моей жизни?! Ненавижу! Всех их ненавижу.

Кир аккуратно ставит меня на пол. Удерживает за талию. Присматривается, будто хочет удостовериться, что я не рухну вниз.

— Я в порядке… в порядке, — трогаю его плечи. Наперекор себе же заглядываю в глаза.

— Все уже хорошо.

Он думает, что я истерю из-за произошедшего вчера. Что это такой откат. Как бы нет!

— Знаю, прости. Прости меня.

— Ты ни в чем не виновата.

Бушманов отрывает меня от земли и несет на кровать. С головой укутывает одеялом и крепко прижимает спиной к своей груди.

Становится спокойно. Когда он рядом, это ощущение увеличивается стократно. Ну как? Как я могу его предать?

— Я поехал, — шепчет на само ухо. — Поспи.

— Будь осторожен, — хватаюсь за его пальцы.

— Конечно.

Я прислушиваюсь к шороху одежды и бряканью ключей. Кирилл уходит, захлопывает дверь, несколько раз проворачивая ключ в замке.

Не знаю, сколько я лежу вот так, в темноте, с открытыми глазами, прежде чем уснуть.

Но, когда просыпаюсь, за окном уже светло.

Кирилл стоит у шкафа в одних спортивках. Гипнотизирую его обнаженную спину и немного улыбаюсь, когда он поворачивается, а мои глаза перемещаются на косые мышцы его живота. Такой аккуратный, не кричащий рельеф. Но этот эффект смазывается, стоит ему повернуться другим боком, на котором сформировался огромный синяк.

В груди мерзко ноет от воспоминаний и понимания, что это я виновата.

— Доброе утро, — подтягиваюсь на кровати, наблюдая за тем, как Кир надевает спортивную кофту поверх футболки.

— Доброе. Как ты? Прости, что вчера вот так уехал…

— Все нормально, я взрослая девочка. Ты куда?

— На пробежку

— У тебя же бок…

— И? — делает шаг ко мне и, упираясь коленом в матрац, стягивает с меня одеяло. — Приготовишь завтрак? — касается моих губ своими.

— Конечно, — перебираю пальчиками его темные волосы на макушке.

— Вернусь через полчаса. Моя взрослая девочка.

Киваю и невзначай смотрю на часы. Полшестого. Вау. Так рано я просыпалась только в школе перед ответственными концертами. Та еще активистка в самодеятельности…

Пока Бушманов наматывает круги в парке, я успеваю принять душ и выбить на сковороду пять яиц и нарезать ветчину.

— Холи, — подзываю кота и предлагаю ему кусочек последней.

Животное с аппетитом уплетает ветчину.

Кир возвращается позже, чем обещал. Заходит на кухню и сразу целует меня в губы, успевая при этом перехватить со сковороды кусок приготовленного на скорую руку завтрака.

— Я положу, — сразу же начинаю суетиться. Тянусь за тарелкой.

— Опаздываю. — Кир зажимает телефон плечом. Снова кому-то звонит, правда, меня из своего захвата не выпускает. Мы продолжаем стоять близко, я прижимаюсь спиной к его груди. — Жора, ты уже там? Выезжаю, да. — Отключается и засовывает смартфон в задний карман джинсов.