Деграданс (СИ) - Прашкевич Геннадий Мартович - Страница 44

– Он работал по моим указаниям.

– А вы помните, Алекс, что он повторял время от времени?

– Конечно, помню, – Калинин медленно допил коньяк. Стало еще легче. В конечном счете он плевал на девчонок и на самолет. На такой высоте у всех равное положение, форы ни у кого нет, этого они не учли, такие милые сучки. На такой высоте ни у кого не может быть преимущества. – Кто-то должен ответить… Кто-то обязательно ответит за все… Ты ведь об этом, Марта? Виктор Шивцов часто повторял эти слова. Но никаких идей у него не было.

– Алекс!

– Что, девочка?

– Разве ты не понял?

– Ну что еще там? Не тяни.

– Это и была идея первого трэш-реалиста!

– Марта, ты начинаешь меня злить. Первым трэш-реалистом был и остаюсь я.

– Разве можно быть в чем-то уверенным, Алекс? Вы сами говорили об этом. Нашу жизнь убивает безответственность журналистов… – Она подмигнула и покраснела. – Нашу жизнь ломает жадность политиков, тайком вкладывающих деньги в акции трэш-реалистов… – Щеки Марты горели. – Именно это хотел подчеркнуть Виктор Шивцов своими никем не понятыми словами. Мы, – она оглянулась на Кандализу Райс, – ученицы Виктора Шивцова, Алекс. Конечно, мы многому научились и у вас, но великих делает непосредственность, а вы слишком умны для этого.

Марта еще сильней покраснела:

– Простите, но вы дерьмо.

– Зато самой высокой пробы.

– Как это? – удивилась Марта.

– Безответственность журналистов… Жадность политиков…

Калинин закурил и презрительно поморщился:

– А глупость обывательниц?

Выпустил дым:

– Почему вы не вспомнили о глупости обывательниц, Марта? Вы ведь пока всего лишь неопытные ученицы…

Он криво ухмыльнулся и плеснул коньяка в бокал:

– А мир изначально был создан из дерьма, это вы должны знать. У вас красивые груди, ничего не скажешь. У вас бедра высшего класса. И губы, и руки. Вы обе идеально сложены, но точно так же набиты дерьмом, как я, как наши пилоты, как эта овца, с которой вы стащили одежду. Все в мире – дерьмо, вот почему так приятно создавать из него золото…

Он выпустил нежный клуб дыма:

– В отличие от вас, я умею создавать из дерьма золото. Я не алхимик, но я этому научился. А Виктор Шивцов, которым ты, Марта, меня уже достала, ушел из этого мира, ничего не изменив в нем. Это я научился превращать стоны в золото. Я даже такое дерьмо, как вы, могу превратить в сверкающие самоцветы.

– Вы говорите о нас?

– А чем вы отличаетесь от других дилетантов?

– Да хотя бы тем, Алекс, – улыбнулась черная стюардесса, – что это мы можем гонять вас шокером по салону.

– Послушай, девочка, – Калинин выпил и посмотрел на черную стюардессу. – Ты мне кое-кого напоминаешь, но я хочу знать твое настоящее имя.

– Зачем?

– Мне так хочется.

– Слышишь, Марта, ему хочется.

– Ну так назови ему свое настоящее имя.

– Пожалуйста. – Она улыбнулась. – Гленда.

– Дерьмовое имя. Я так и знал.

Калинин с отвращением сплюнул:

– Я сразу понял, что вы любительницы.

– И зря вы так подумали, Алекс. Мы кое-что умеем. Может немного, но умеем. Мы решили восстановить истину и мы ее восстановим. Наверное в будущем наши имена будут писать в учебниках где-нибудь в сносках и самым мелким шрифтом, но из этих сносок можно будет узнать, что именно Марта и Гленда вернули миру славу первого трэш-реалиста. Вы можете гордиться нами, Алекс.

– Но ты подумай, Марта, – негромко засмеялся Калинин. От коньяка его тянуло в сон, но мочевой пузырь все сильней давал о себе знать. – Кого сейчас может интересовать застреленный пять лет назад мелкий террорист? Про него давно забыли. Помнят идею, помнят концепт, внесенный в мир мною. Именно мною. Идея акции, Марта, должна захватывать миллионы! Вот с чего начинается трэш-реализм. С миллионов! Запомните это.

Калинин вскинул руки над головой.

– Нашли чем пугать трэш-реалиста… Шокером… Да чем гаже я здесь обделаюсь, тем большее вызову восхищение. Подумайте, дуры, – расслабленно откинулся он на спинку кресла. – Много ли людей летает частными самолетами? А бьются эти самолеты постоянно. Кого это может зацепить? Не рыдаете же вы над информацией о жертвах дорожных происшествий. Ну продадите вы пленку с записью того, как расправились с первым трэш-реалистом, подчеркиваю, с первым. С самым первым! Ну, покажете вы меня в ужасе и в дерьме. И что? Кусочек записи покажут в новостях, а потом вас найдут и порвут на клочья мои истинные последователи. А обо мне… – Он ухмыльнулся. – Обо мне снимут несметное количество самых невероятных фильмов. Потому что я легенда. Я – апокриф. Все работает на мой имидж. Ваша акция канонизирует меня. Никто не станет менять историю ради вашего маленького успеха. Вы начали с ошибки. Вы неверно выбрали место акции. Свихнувшийся террорист в центре мегаполиса – это одно, а спятившая красавица в частном самолете, это я о тебе, Марта, – совсем другое. В галерее «У Фабиана Григорьевича» мог оказаться любой человек. Доходит до тебя? Шел человек мимо галереи и забежал. Может, в туалет, может, поглазеть на трупы. Из любого района, из любой области, черт побери, мог оказаться этот человек. И, опять же, любой там мог схватить пулю от снайпера или от террориста. А вы…

Калинин глянул в иллюминатор.

– Ну сама подумай, Марта, кому интересна история о пропавшем с экранов локаторов маленьком частном самолете? Если я исчезну… вместе с вами… помнить будут меня… Первый трэш-реалист исчезает в небе! В этом что-то есть… Но думать надо, думать! – заорал он. – Из-за того, что мы летим так далеко от мировых столиц, отсутствует внешнее напряжение…

Он засмеялся:

– Кто проводит меня в туалет?

Марта молча кивнула. Отступила на шаг.

– От тебя несет потом, пора переодеться, Марта.

Пошатываясь Калинин прошел в хвост самолета.

Секьюрити его нисколько не занимали, но смотреть на фотомодель было противно. Голое мясо. Раздетое, скрученное. Холеное, но безмозглое. А бравые секьюрити в крепкой отключке. Их опоили. Чем? Какая разница? Опасность нас ждет везде. Марта и Кандализа… или как там ее? Гленда… Ну да, Гленда… Они опоили ребят. С них станется, что у них и пилоты под кайфом… Как всегда, надеяться надо только на самого себя и на этих дур. Да, на них. Именно на них. Чужая глупость – самый удобный инструмент. Любительницы.

Он встал над унитазом.

– Не закрывайте дверь, Алекс.

Работающая камера… Девчонкам везет…

В галерее я снимал мобильником. Специально подготовленным, но все же мобильником. А по поводу безопасности… Да где нынче безопасно? Существуют ли безопасные уголки?

– То, что ты сейчас делаешь…

Калинин обернулся и демонстративно, в камеру, затянул молнию на брюках.

– То, что ты сейчас делаешь, Марта… это работа не художника, тем более, не трэш-реалиста… Это ремесло папарацци. Низменное скучное ремесло. На то, как я мочусь с восторгом будут смотреть сетевые недоноски с атрофированными мозгами, но отнюдь не ценители искусства.

– А что бы вы сделали?

– Что бы я сделал? – он хмыкнул.

Ага, хмыкнул он, кажется, они уже на крючке.

Я не сомневался, что так получится, хмыкнул он про себя. Я вам покажу, что бы я сделал на вашем месте. В конце концов, эта запись может мне пригодится. В резерве всегда следует держать что-то неожиданное.

– Что бы я сделал?

Он тяжело опустился в кресло.

В голове мутилось. Надо бросать пить.

Телохранители в отключке, голая овца сопит в беспамятстве.

– Кто, кроме нас, находится в самолете?

– Только два пилота. Они ничего не знают, но они работают на нас.

– И вас двое. Да? Слишком много исполнителей. Для художника любое дробление смертельно.

– Пилотов мы уберем.

– Все равно вас две штуки здесь.

– На что вы намекаете, Алекс?

Стюардессы ревниво переглянулись.

– Отлично понимаете на что я намекаю, – ухмыльнулся Калинин. – Сперва вы убираете пилотов, так? Разумеется, на земле. Или вы умеете сажать самолет? Ага, наверное, умеете. Хорошо. Но потом вы сыграете друг против друга. И кто выиграет?