Рус (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 12

К моему удивлению, Утрехт больше и крепче Руана, хотя через несколько веков будет наоборот. Впрочем, к тому времени тот же Дорестад и вовсе исчезнет, точнее, превратится в захудалую деревушку, о существовании которой будут знать только жители соседних населенных пунктов. Каменные стены высотой метров шесть и десятиметровые четырехугольные башни, пять угловых и две надвратные, недавно подновили. Нижняя часть явно была сложена римлянами, а сверху надстроили, как сумели. Рвов было два: первый сухой шириной метров пять и с валом трехметровой высоты за ним, а по второму, который был шириной метров семь, текла вода, отведенная из речушки, впадающей в Рейн выше города. На башнях и на сторожевом ходе толпилось много людей, по большей части воинов, давая понять, что сдаваться не собираются. Наверное, надеялись отсидеться. Основания для этого были, потому что викинги пока не сумели взять ни одной сильной крепости, каковыми в этих краях считаются подобные Утрехту. Не было у морских разбойников ни камнеметов, ни осадных башен, ни мощных таранов, ни желания осаждать несколько месяцев, чтобы взять измором. Лестницы да простенькие тараны – вот и все, чем они располагали. Зато у викингов было другое, более важное преимущество – отвага, но против гарнизона, собравшегося сражаться до конца, этого было мало. Как говорят китайцы, крыса, загнанная в угол, превращается в дракона.

Викинги не подозревали о существовании китайцев, однако такие простые выводы и сами умели делать. Воинственный пыл у них резко поубавился. Среди простых воинов пошли разговоры, что выкуп чуть больше, чем за Дорестад, вполне устроил бы их. Рерик Священник тоже, видимо, склонялся к этому, только вот ему нужно было подчиниться мнению большинства, чтобы не прослыть трепачом, который вызвался захватить город и струсил, увидев высокие и крепкие стены. Поэтому собрал на совет конунгов и ярлов, чтобы они убедили его в этом. Как я понял, ярлы – это богатые люди, у которых не хватает или денег на постройку драккара, или помощи богов, поэтому типа старших офицеров или чиновников у более удачливых земляков. Позвали на совещание и меня.

- Ты у римлян служил, крепости осаждал. Может, что умное подскажешь, - объяснил приглашение Хасколд Леворульный.

Во время обсуждения я догадался, что пригласили меня как раз для прямо противоположного – чтобы моим авторитетом подкрепить уже принятое решение об отказе от штурма Утрехта. Почему-то и Рерик Священник, и Хасколд Леворульный, и другие конунги, знавшие меня, были уверены, что я, как слишком умный и образованный, выберу более, так сказать, мирный вариант: пограбим окрестности, нанесем конкурентам дорестадцев материальный ущерб и вернемся к ним со скромной победой и еще более скромными трофеями. Меня такой вариант не устраивал. Не столько потому, что хотел побыстрее разбогатеть (я и сейчас не беден для этих краев), сколько появилось желание утереть им нос.

Когда после нескольких чаш вина и бурных споров о том, какой выкуп запросить, чтобы нам не отказали и не пришлось возвращаться опозоренными, дошел черед до меня, сказал:

- Город можно взять за месяц. Только для этого придется поработать не копьями и мечами, а кирками и лопатами. Копать будем не мы. Надо наловить крестьян и заставить их. Пообещаем крестьянам, что отпустим, как только захватим город. Тогда они быстрее справятся. Мы будем охранять их и кормить. Голодный много не наработает.

- Это да! – дружно и весело согласились викинги.

- А где и зачем будут копать? – спросил конунг Аракел по прозвищу Палёный.

Скандинавы не всегда расправляются с кровным врагом в честном бою, а могут ночью подпереть двери его дома и поджечь. Так поступили и с Аракелом. Все домочадцы погибли, только конунг выбрался через горящую крышу, прорубился сквозь врагов, окруживших дом, и убежал в лес, отделавшись легкими ранами и сильными ожогами. Особенно пострадала голова, на которой сгорели волосы и отказались расти по-новой, а кожа покрылась шрамами, из-за чего создавалось впечатление, что он был скальпирован, благодаря чему и получил погоняло. Через пару месяцев, когда раны и месть остыли, Паленый проделал то же самое со своими врагами. Никто из них не спасся.

- Скоро узнаешь, - коротко ответил я.

Будь загадочным – и люди потянутся к тебе.

14

Крестьян наловили пару сотен. Сперва пленники построили галерею к первому рву. Засыпали его и потом второй. Дальше удлинили галерею до холма, на котором стоял город. Ее сделали с крутой крышей, обшитой свежесодранными, воловьими шкурами, изрядно политыми водой, потому что утрехтцы принялись метать со стен камни и горящие стрелы и даже копья. Впрочем, вскоре прекратили, то ли поняв, что бесполезно расходуют боеприпасы, то ли решив, что это мы занимаемся бесполезным делом. Наверное, и викинги были уверены, что собираемся прокопать в город подземный ход, где нас и встретят по полной программе. Было у меня подозрение, что роют встречный тоннель. Через несколько веков, когда появится порох и подкапываться будут для закладки мины, французы обожали делать такое и, дорывшись до вражеской камеры, первыми запускали пчел, а потом уносили бочки и шанцевые инструменты, оставленные сбежавшими землекопами, и обрушивали подземный ход.

В том месте, где мы рыли, грунт был мягкий, много глины. Копали ее лопатками крупных животных. Вот не знаю, кость назовут в честь инструмента или наоборот. Землю высыпали сперва в ров, сначала в ближний от холма, потом в дальний. В итоге вскоре оба потеряли свое оборонительное значение. Тоннель на всякий случай крепили стойками сосновыми, хотя служить им долго не придется. Главная проблема была – не проскочить дальше крепостной стены. В итоге все-таки дали лишку. Когда начали пробивать вертикальный вентиляционный ствол, чтобы в камере была тяга, уткнулись в фундамент из крупных камней, залитых известью. Пришлось вернуться метра на три. Второй ствол вышел перед стеной.

На следующее утро начали закладку горючих материалов в камеру,перекладывая слой дубовых, березовых, еловых, сосновых дров слоем соломы, благо на полях ее было много. Оливкового масла здесь нет даже у богатых, а букового и льняного почти не бывает у бедняков, поэтому добавили немного смолы, дегтя и скипидара, найденных в ближних деревнях. Кстати, скипидар сейчас используют для лечения ран и других болезней и избавления от вшей, как это делали еще шумеры, но найденный был заготовлен, скорее всего, для монастырских художников (других пока нет), чтобы разводить краски. Для лечения такое большое количество – малая бочка – не требуется.

Подожгли во второй половине дня. Сначала утрехтцам было не менее интересно, чем викингам, наблюдать, что получится. На стенах рядом с подкопом собралось много горожан. Впрочем, любопытства надолго не хватило. Что там смотреть?! Дым идет из дырки в земле, чернит стену в том месте – и всё. Где-то через час и горожане, и викинги начали расходиться, хотя я предупредил, чтобы были готовы к штурму. Постепенно струя дыма утончалась, а потом и вовсе сошла на нет. Стена продолжала стоять, как ни в чем ни бывало. Всё шло к тому, что факир был пьян и фокус не удался.

- Давайте подождем до утра, - предложил я, надеясь, что повторится случай из моей гуннской эпохи, и отправился к своему шалашу, потому что небо затянули тучи и начало накрапывать.

Еще было светло, когда в нашем лагере послушались радостные крики. Я подумал, что городская стена наконец-то завалилась, хотя грохота не слышал, выскочил из шалаша, чтобы насладиться восторженными словами в мой адрес. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что радоваться пока нечему. Стена продолжала стоять. Только, так сказать, со второго взгляда я заметил, что всё не так уж и плохо для нас. Куртина над подкопом наклонилась немного наружу, и утрехтцы благоразумно убрались с нее. Крен пока маленький, но лиха беда начало. Викинги сразу засуетились, готовясь к штурму.

- Подождем до утра! – радостно повторил мои слова Рерик Священник, надеясь, наверное, что к утру куртина все-таки рухнет, и от избытка чувств хлопнул меня по плечу своей растоптанной, верхней лапой, что можно считать признанием за мной еще одного таланта – осадных дел мастера.