Наследник для Шаха (СИ) - Гур Анна - Страница 48

Видимо, все мои мысли находят свое отражение в моих глазах, которые наполняются слезами.

Зухра хмурится, приближается и кладет на кровать платье, которое держала в руках. Расправляет серебристую воздушную ткань, а я кошусь на это великолепие, как на гюрзу, которая неожиданно заползла ко мне на кровать…

— И всем своим наложницам твой господин подобные подарки дарит?

В моем голосе слышатся обида и боль, и я не намерена скрывать их от Зухры, которая качает головой и смотрит на меня как-то по-другому. Словно неразумное дитя артачится, а взрослая умудренная опытом родительница спускает шалости с рук.

— У Шаха нет наложниц, и ты… не наложница.

Отвечает, глядя мне в глаза.

— Я его пленница, — хочет возразить, а я опережаю, — хотя, нет, прости, вы же называете меня гостьей.

— Убери оружие, спрячь клинок в ножны. Будешь воевать, сама себя поранишь. Или заставишь его показать на деле, насколько острым и опасным может быть кинжал мужчины.

— Вы всегда аналогиями говорите?

Мотает из стороны в сторону головой. Больше отвечать не будет, а мне хочется царапаться и кусаться от чувства гнетущей безысходности.

— Господин ожидает тебя к ужину, — выговаривает спокойно, но я лишь отрицательно качаю головой.

— Я не голодна.

Цыкает.

— Не провоцируй льва…

— Ну вот опять. Лев. Как высокопарно.

— Ничего ты не знаешь, Полина. Ни традиций, ни языка. Имя Аслан. Лев по-нашему…

Вообще-то я знала. Но сейчас не поняла, что женщина просто перевела имя Шаха.

— Ты наденешь это платье, приведешь себя в порядок и спустишься к нему…

Повторяет и отходит от меня.

— А если нет?! Если не надену и не спущусь?

Зухра опять улыбается незло. А так, словно с ребенком беседует. Непокорным бунтарем, но все же ребенком.

— Пойдешь голой. Или он придет к тебе. По-любому ты исполнишь его приказ. Просто есть разница. Как именно…

Отвожу взгляд в сторону. В то время как домоправительница продолжает:

— Женщина должна быть податливой, мягкой, она должна опоясывать скалу наподобие ручейка. Будешь бодаться, разобьешься о твердые выступы.

— Это ваши законы и традиции.

— Я свое слово сказала, Полина, дальше твой ход. В любом случае через час ты будешь внизу. А вот как этот приказ будет выполнен — зависит от тебя. Шахов не тот человек, который потерпит непокорность.

Выговаривает все, разворачивается и уходит, плывет в пространстве словно птица. А я прикрываю глаза и падаю обратно на подушки.

Хочется выбросить все подарки Шаха в окно, назло, да и вообще проскальзывает мысль отказаться от всего и остаться в сорочке.

Которая также принадлежит Аслану.

Рассматриваю потолок и все же решаюсь. Встаю с кровати и иду к подарочным пакетам, нахожу там буквально все. От ажурного нижнего белья, которое, скорее, напоминает тонкую невесомую паутинку, до косметики.

Все абсолютно новое, а в одном из пакетиков лежит забытый чек только на одни трусики, смотрю на дату и понимаю, что Зухра не солгала. Все куплено сегодня для меня. Под меня. А сумма, за которую куплен один маленький лоскуток, просто поражает.

Достаю тонкий лифчик и прикладываю к груди, краснею, понимая, что Шахов не ошибся с размером. Запомнил форму моей груди в ту ночь.

Опять смотрю в сторону платья, которое осталось лежать на кровати. Тонкая переливчатая ткань и одна бретель. Прикусываю губы. А затем надеваю комплект белья, идеально подходящий под такую нежную ткань.

Натягиваю платье и смотрю на себя в зеркало. Волосы длинные, лежат послушными локонами, даже сушить не нужно. Видимо, климат благоприятно сказывается.

Кошусь в сторону пакета с косметикой и отметаю эту мысль. Не собираюсь я прихорашиваться. Наносить краску на лицо. Да и жарко здесь. Под платье надеваю совсем не обувь на высоких каблуках, которую также нахожу в коробках. Выбираю мягкие туфельки на плоской подошве.

К слову сказать, Аслан прикупил мне целый гардероб. От простой удобной одежды до выходных платьев. Даже этот фактор служит ярким звонком относительно того, что Шах не намерен выпускать меня из своих лап, иначе зачем столько вещей…

Выдыхаю и тяну ручку двери на себя. Не хочу больше оставаться в комнате один на один с мыслями. Дверь все так же оказывается незапертой.

Не плен. Нет решеток. Но ощущение, что меня заперли в клетке, не исчезает. Я спускаюсь по лестницам и рассматриваю дом, не перестаю восхищаться красотой и убранством, культурой Востока, которая сквозит в каждом штрихе.

Я всегда любила искусство, всегда хотела побывать в театрах и музеях, это стремление во мне было лишь сломлено нехваткой денег.

Когда нужно экономить копейки, чтобы протянуть до получки на хлебе, как-то не до походов по выставкам.

Странно, но огромный дом мне кажется пустым. Здесь словно все вымерли, либо настолько вышколенный персонал, что его просто не видно.

Наконец, я выхожу в просторную залу, плавно переходящую в огромную террасу. Цепенею, останавливаюсь резко, когда сквозь открытые стеклянные балконные двери в свете уходящего дня замечаю крупную широкоплечую фигуру…

Шах. Стоит подобно настоящей горе. Глыбе. Непоколебимый и уверенный. Слышит мои тихие шаги. Подобно хищнику разворачивается резко и устремляет на меня свой полыхающий взгляд.

В лучах уходящего солнца он напоминает исконного варвара, дикого, необузданного, хоть и закованного в цепи цивилизованности. Он пугает. От него в жилах кровь на мгновение стынет, но в то же время манит, тянет.

Я замираю. Не шевелюсь. В то время как он смотрит на меня безотрывно, скользит взглядом от головы до пят и обратно.

Шах одет в костюм, правда, без галстука, верхние пуговицы белоснежной сорочки распахнуты до середины груди и дают обзор на широкую грудь мужчины, покрытую мелкими жесткими волосами.

А еще виден край белоснежной цепочки и край кулона, вроде бы и деловой наряд, но вместе с тем сексуальный, завораживающий.

Пальчики колет от желания прикоснуться, приласкать. Я не понимаю, что это за одержимость, когда чувства и мысли входят в яркий диссонанс.

Шах наклоняет голову и делает шаг, отлипает от перил балкона, и я, наконец, замечаю, что он сжимает в руках и, наверное, если бы в этих сильных пальцах был пистолет, я бы удивилась меньше, чем букету цветов.

Неверящими глазами смотрю на Аслана, который приближается ко мне размеренной походкой, беззвучно, а я смотрю на белоснежный букет лилий в его руках, наконец, мужчина равняется со мной, и я поднимаю взгляд, чтобы утонуть в его глазах.

— Ты прекрасна… — выдает, слегка улыбнувшись, и протягивает мне букет, забираю цветы дрожащими пальчиками.

Током ударяет, когда наши руки соприкасаются. Я все еще не могу вымолвить ни слова. Дар речи утерян.

— Мы с тобой начали не с того, Полина. Этого изменить я не смогу. И не хочу. Все случилось так, как должно было произойти. Пути пересеклись. Но я хочу начать наше знакомство иначе…

Под прицелом взгляда Шаха я теряюсь, опускаю глаза, прячусь за букетом и неожиданно для себя ощущаю необыкновенно приятный густой пряный аромат. Невероятный аромат. Тяжело-сладкий, неописуемый.

Мотаю в удивлении головой и опять поднимаю взгляд на Шаха.

— Почему так смотришь? — спрашивает и немного хмурит брови.

— Прекрасные цветы, очень красивые, это ведь лилии?

Не ожидал, видимо, такой постановки вопроса, поэтому только кивает.

— Так странно, — улыбаюсь, засматриваюсь на скульптурное лицо, что-то меняется, словно страх, что сковывал до этой секунды мое сердце когтистой лапой, вдруг испарился.

— Что странного, Аийша? — наклоняет голову к плечу и наблюдает за мной, а я опять сую нос в букет и затягиваюсь ароматом.

— Я думала, лилии не пахнут, а эти… ни с чем не сравнимый аромат…

Баюкаю в руках красивые цветы и опять заглядываю в лицо мужчины, понимаю, что улыбаюсь, когда Шах отвечает, раздвигает порочные губы в легком оскале.

— Восточные лилии пахнут всегда. Это особый сорт. Гибридный.