Дело о прекрасной эльфийке (СИ) - Лифантьева Евгения Ивановна "Йотун Скади" - Страница 58

Почти одновременно официант принес часть заказанных леди Миленой блюд и из-за одной из перегородок вынырнули Баязет с лордом Вивелли.

— Простите, но ваше лицо мне откуда-то знакомо, — неуверенно произнес Абрасил, когда леди Милена представила их с Иваном друг другу. — Скажите, Олаф Дурин вам не родственник?

— Можно сказать и так, — улыбнулся Иван. — Если что, спросите об этом при случае вашу бабушку. Но вы сказали, что труп бедолаги дворника был весьма содержательным?

— Да.

Эльф достал из кожаной папки, которую принес с собой, несколько листов бумаги и небольшой пакетик:

— Смотрите! Такие подарки бывают нечасто. Вы настоящий везунчик.

Мастер смерти вытряхнул из кулечка небольшой металлический треугольник:

— Этого вашего дворника ударили под лопатку кинжалом с плоским лезвием и столкнули в воду. Убийца, похоже, никогда до этого не держал в руках оружия. Удар не достиг сердца, а нож обломился в ране. Умер покойный вследствие утопления в морской воде. Все же плавать в шторм с куском стали в груди — не самое лучшее занятие. Хотя, будь море поспокойнее, может, и выжил бы. Но парень не смог выбраться на берег… Я провел допрос мертвеца. Вот — его воспоминания о последних днях жизни. Момента удара он не помнит, помнит лишь, как идет с нанимателем на какое-то судно, они выходят к причалам, а дальше — лишь воспоминания о попытках выплыть. Примерный портрет этого нанимателя — вот. А нож…

Лорд Вивелли лукаво улыбнулся и продолжил:

— Наш мастер вопрошающий сделал заключение, что нож был куплен в одной из портовых лавок всего пару седьмиц назад. У этого кусочка стали нет прошлого, нет никаких воспоминаний, кроме последнего убийства. Да и сам он не лучшего качества. Обломился кинжал не только из-за того, что у его хозяина кривые руки, но и из-за того, что в лезвии был дефект. Но часть помнит о целом — вот примерное изображение ножа. Такие кинжалы из плохой стали продают в портовых лавках…

— Я не знаю, как и благодарить вас! — искренне воскликнул Иван. — Да, и вопрос о похоронах… думаю, нужно известить командора Вателли. Он — наследник бывшей хозяйки того бедолаги, тело которого лежит у вас в покойницкой. У него есть понятия о чести, он чтит традиции и может помочь с похоронами…

Абрасил Вивелли кивнул и вдруг задумчиво произнес:

— И все же ваше сходство с мастером Олафом поразительно!

— А вам привет от вашей бабушки, — улыбнулся в ответ Иван. — Меня поражает другое: как вы успели столько сделать за полдня?

— Вы не знаете леди Милену, — Абрасил состроил уморительную гримасу, которая, вероятно, должна была изображать степень опасности мастрис смерти из Портового квартала. — Если она просит что-то узнать, то гораздо безопаснее самому стать трупом, чем не сделать все, что возможно!

***

На следующий день Иван, успевший перебросится парой слов с другими дознавателями после планерки и покопаться немного в архиве, сидел в своем кабинете и добросовестно записывал показания свидетелей. У него за спиной маячил мастер Упервай, заявивший, что он, как доверенное лицо клана, имеет право присутствовать на допросах. Сыщик понял, что от него не отвязаться, и разрешил.

Все гномы выглядели не лучшим образом. Видимо, прошедшая ночь была для них непростой. Иван, наоборот, прекрасно провел время и теперь улыбался, как сытый кот.

«Все-таки местные свободные нравы — это хорошо, — расслабленно думал он. — Самое главное: она все понимает и не пытается играть в романтику. Роскошная женщина!»

Вообще, здесь, в Иномирье, Иван то и дело натыкался на совершенно неожиданные сочетания пуританской благопристойности с искренней естественностью. Похоже, это было как-то связано с магией, долгим сроком жизни и с активным участием женщин в экономике.

Взять хотя бы этих гномов… их гражданское и семейное право выглядело каким-то вывихнутым. Вывернутым наизнанку. Мало того, что они, по сути, не признавали частную собственность. У них и брачные традиции были нечеловеческими…

Право выбора супруга принадлежало девушке. В прямом смысле: молодая гномса сваталась к потенциальному супругу, а он имел право принять предложение или отказать. Хотя отказать было, похоже, практически невозможно. Сваталась девушка не сама, от ее имени выступали самые уважаемые члены клана. Точнее, они сопровождали потенциальную невесту в дом жениха. Приходили и заявляли: «Наша девица теперь будет жить у вас, любите и жалуйте!» Родичам жениха было некуда деваться, а он сам, если решался отказать, пулей вылетал из дома. А все потому, что за каждой гномсой клан давал весьма весомое приданое. Весомое в прямом смысле: в золоте и прочих драгоценностях. У каждого клана была «девичья кладовая», которая считалась общей собственностью всех девочек, родившихся в этом клане. Поэтому понятия «бесприданница» у подгорников не существовало. Но получал деньги не потенциальный жених, а его клан, и они помещались — правильно — в ту самую «девичью кладовую». А теперь покажите гнома, который откажется от налички?

Кроме того, все гномсы владели ремеслами — теми, что по силам женщинам, вроде ювелирного или швейного. Клан жениха приобретал в комплекте с приданым еще и хорошо обученного мастера. В худшем случае — добросовестного подмастерья.

Оборотной стороной было то, что «самые уважаемые разумные в клане» долго и нудно обсуждали с потенциальной невестой то, насколько хорош ее избранник. Впрочем, времени на это хватало, девушка могла числиться «на выданье» и двадцать, и тридцать лет…

Конечно, лучшим вариантом считалось, когда юная гномса находила судьбу в собственном клане. При учете, что в каждом было по несколько сотен, а то и тысяч членов, ни о каком кровосмешении речь не шла. Отец мастрис Каны, например, был очень многоюродным племянником деда ее супруга. На земле такие родственники даже кузенами не считаются. Впрочем, не возбранялось выходить замуж и за парней из союзных кланов. Мать маситрис Канны была из Сродогов, первый раз вышла замуж за Рдорога, а второй раз, после его смерти, за мужчину из своего клана, Барата Ресродога. Поэтому и младшая сестра Каны Ирис носила фамилию Ресродог…

А вот разводов и измен у гномов практически не случалось. Тут царили такие патриархальные нравы, о каких на Земле давно забыли. Мужик еще мог гульнуть на сторону, а жена должна была отвечать за свой выбор. Палкой замуж ее никто не гнал, но раз уж решилась — то сама виновата.

К межрасовым бракам отношение было тоже своеобразное. Гном мог жениться на ком угодно, однако наличие семьи «на поверхности» делало его малопривлекательным для невест из клана, а старейшины устраивали ему «веселую жизнь» за «утерянную выгоду». Мужик был вынужден как-то крутиться сам, ни на какие инвестиции от клана, вроде тех, что получил покойный мастер Борд, он рассчитывать не мог. А вот его дети свободно принимались в клан. С другой стороны, строптивая девица, выбравшая себе в мужья не гнома, не получала приданого. Но если ее муж оказывался достойным (по меркам подгорников, конечно) разумным, то отцу девушки не возбранялось помогать молодым…

Все это Иван был вынужден выслушать от мастера Упервая, неосторожно спросив о перспективах замужества Ириски. Однако сыщик не стал прерывать словоохотливого стряпчего. Становилось понятнее, что творилось в голове у всех участников разыгравшейся в мастерской драмы.

Глава 32

Ириску Иван вызвал на допрос последней. Вместе с девочкой в кабинет рассерженной медведицей ворвалась мастрис Кана. Молодая женщина уже немного оправилась от потрясения и теперь готова была биться за каждого из тех, кто находился у нее в подчинении:

— Я не позволю разговаривать с сестрой без меня! — заявила гномса, прожигая сыщика хмурым взглядом.

— Ваше присутствие, наоборот, поможет, — как можно обаятельнее улыбнулся Иван. — Мастер Упервай и вы должны услышать то, что скажет Ирис, чтобы потом засвидетельствовать ее слова.