Бык из моря - Джеллис Роберта - Страница 37
- Предыдущая
- 37/91
- Следующая
— Чего тот делать не может... и не сможет никогда, — ровно произнесла Ариадна.
— Но утром отец согласился построить для Астериона храм.
Ариадна кивнула.
— Отец обезопасил себя. Если Астерион бог — он выказывает ему почтение, возводя храм, выделяя ему место — и время — для служения. Если же он не бог — поклонение ему не заденет истинных богов.
Место для храма выбрали у подножия дворца, меж дорогой и постоялым двором для приезжих. Там было довольно места для народа, и толпу будет ясно видно с Гипсовой Горы. Интересно, размышляла Ариадна, не потому ли ее мать избрала именно это место. Не надеется ли она разозлить Диониса и тем самым вынудить его покинуть Крит, показывая ему, как охотно собрались люди для строительства святилища, как они несут дары Богу-Быку в недостроенный еще храм? Дионис сказал, что ему нет дела до храмов и даров, что заботит его лишь Избранница, — но когда прошла декада и ничего не изменилось, уверенность Ариадны в том, что он приходил взглянуть на ее танец, начала ослабевать.
Храм строился быстро. Он не был ни сложным, ни вычурным — просто большое квадратное здание с задним и двумя боковыми входами и портиком, который поддерживали четыре обычные колонны, узкие внизу и расширяющиеся кверху. Простота, однако, подчеркивала пышность украшений. По центру портика, меж двух колонн, зиял окруженный резными позолоченными рогами вход в темное нутро. По обе его стороны мчались друг на друга мозаичные быки. Меж мозаик, на фоне темного проема, стоял позолоченный трон — подлокотники его заканчивались бычьими головами с раскрытыми в реве пастями, резьба на высокой спинке тоже изображала быков.
Именно на этом троне, по замыслу Пасифаи, должен был являться народу во всем своем блеске и величии Бог-Бык. Ариадна, правда, сомневалась, что матери удастся воплотить эти замыслы. Астерион, во всяком случае, помогать ей в этом не собирался. Он вопил, лягался и рвал одежды, которые хотела заставить его носить Пасифая. Он не желал сидеть на ее коленях на троне, кидался на нее и так лязгал зубами, будто хотел перегрызть ей горло. Но его неосознанное неприятие показного величия, казалось, не умеряло, а лишь усиливало настойчивость царицы. Она велела связать его, а поверх веревок укутать позолоченным покрывалом — и так понесла благословлять храм. Его рев она толковала собравшимся как приветственный клич.
С тех пор он поднимал крик, едва завидев ее, но пока что ему не хватало ни сил, ни ловкости, чтобы спастись от нее — и Пасифая принудила его участвовать в нескольких церемониях. Однако ко времени, когда Астериону сравнялось полгода, он уже ходил, а ростом и весом был с двухгодовалого ребенка — так что силой заставлять его делать что-либо царица уже не могла. Оставайся «бог» по-прежнему недвижим — среди его почитателей неминуемо поползли бы слухи, а может, кое-кто и засомневался бы, так что Астериона больше нельзя было связывать и таскать на руках. То, что в конце концов Пасифая добилась своего, окончательно убедило Ариадну, что Астерион — не божество, а просто несчастная изуродованная жертва Посейдоновой злости.
Жалость не давала девушке совсем отвернуться от ребенка, даже когда его переселили из детской в пышные покои, изначально приготовленные для него Пасифаей. Теперь за ним ходили «приличествующие» опекуны-мужчины, крепкие и вооруженные «жезлами служения», которые позволяли удерживать Астериона на расстоянии и наносить ему чувствительные удары — вот только вряд ли эти опекуны помнили, сколько Астериону на самом деле лет. Физическое его развитие по-прежнему поражало: в следующее солнцестояние ему исполнился год — а выглядел он лет на пять или шесть.
Возможно, Пасифаю убеждали необычайные рост и сила Астериона или же ее собственная отчаянная жажда верить в это — и она продолжала утверждать, что он бог. Никаких других знаков божественности он не подавал: он не говорил (быть может, просто не мог) и по-прежнему ходил под себя и мочил пеленки. Кроме того, он, казалось, не понимал даже простейших команд. Однако выдрессировать его было можно — с помощью лакомств (кусочков мяса, которое он предпочитал всему) и наказаний, — и его выдрессировали; он приучился не кидаться на Пасифаю и позволял надевать на себя золотую корону и расшитый золотом килт. Рога его были уже отчетливо видны.
Приучился Астерион и сидеть на троне, который был готов задолго до того, как закончили строить храм; смирился он и с поясом-петлей из позолоченного металла, которым его удерживали на месте. Он ее не любил, но легко отвлекался и забывал, что привязан. Сама того не желая, Ариадна подсказала матери, как заставить его сидеть спокойно. Она помнила, что он, по сути, еще младенец, и приносила ему яркие кубики и разные игрушки — они искрились, блестели и покачивались на ветру или двигались, если дернуть за веревочку. Когда она ставила кубики один на другой и позволяла Астериону толкать их, чтобы они рассыпались, или раскачивала перед ним блестящие игрушки — он сидел совершенно спокойно, замерев от восторга.
Пасифая, как-то застав их за игрой, против обыкновения не стала выгонять Ариадну, как та боялась. Почти отчаявшись заставить Астериона взбираться на трон и сидеть там, царица ухватилась за мысль, что его можно привлечь туда, чем-то заинтересовав.
Немедленно были собраны жрецы и жрицы, чтобы служить Богу-Быку, танцуя перед его алтарем, и Пасифая велела Дедалу изобрести для них одежды, которые бы переливались и свободно развевались, завораживая разум и душу. Танцоры в ярких, будто живых, одеждах выделывали разные акробатические номера, как, например, пирамиды, которые рассыпались мерцающей грудой по мановению руки Астериона или начинали ускорять и изменять свои движения в такт его жестам.
Ариадна никогда не участвовала в этих церемониях, и это стало причиной ее стычки с матерью накануне зимнего солнцестояния — перед вторым днем рождения Астериона. Пасифая во всем противостояла дочери, а та как раз принесла Астериону целый короб новых ярких игрушек — в подарок на день рождения. Он уже мог произносить несколько слов, и его счастливый вопль «Ридна!» (так он называл Ариадну) известил мать о ее приходе.
Астерион, бросившийся было к сестре, остановился на полушаге, когда Пасифая показалась в дверях. Коровьи губы его приоткрылись, обнажая зубы в оскале, особенно жутком на бычьей морде. Он зарычал и попятился; Ариадна, не раз видевшая такое прежде, поставила короб и обернулась к Пасифае.
Царица взглянула на деревянную лошадку с тележкой, вертящиеся колеса которой были ярко раскрашены и должны были блестеть при движении, на два волчка и несколько пирамидок, тоже украшенных чем-то искрящимся. Игрушки напоминали, что ловкостью и хваткостью Астерион не уступит десятилеткам, ровесником которых выглядел. Брови Пасифаи изогнулись.
— Итак, ты признаешь силу Бога-Быка, — с улыбкой сказала она. — Разве может двухлетка играть такими игрушками? — Царица громко засмеялась. — Коль скоро ты уже заискиваешь перед Богом-Быком, то можешь и станцевать для него в день его рождения и присоединиться к нам в нашем служении.
— Нет, — отрезала Ариадна. — Я танцую только для Матери. И служу лишь Ей и Дионису.
— Дионис покинул Крит! — выкрикнула Пасифая. — Он отверг тебя в тот самый день, когда Бог-Бык родился во плоти! Не глупи. Станцуй для Бога-Быка, и я уделю тебе толику даров из тех, что принесут в его храм. Ариадна неспешно улыбнулась.
— Дионис не покинул Крита. Разве лозы не процветают? Разве виноград не крупен и не сладок? Разве вино Крита не вернуло себе древнюю свою славу?
Губы Пасифаи гневно изогнулись. Не только потому, что Ариадна сказала правду, — но и потому, что она напомнила ей об ошибках, которые Пасифая допустила в первые месяцы своего служения Богу-Быку. Тогда она считала своим первейшим долгом отобрать почитателей у Диониса и привлечь их к Астериону. К тому же тогда она считала, что Астерион обладает силой, которой она сможет управлять. И она пригрозила нескольким аристократам, продолжавшим посылать младших членов семей в святилище Диониса, увяданием лоз. Угроза оказалась беззубой. Когда Федра рассказала, что сотворила царица, Ариадна постаралась, чтобы лозы именно этих семей принесли самый богатый урожай на всем острове — и чтобы виноград их был самым сладким.
- Предыдущая
- 37/91
- Следующая
