История одного гоблина: Символ веры (СИ) - Болотов Андрей Тимофеевич - Страница 48

– Хаваюцца па хатах! – чуть смелее ответила женщина, сообразив, что дверь ломать пока не собираются.

– Логично, – сказал Гарб. – А монаха у вас случайно нет?

За дверью раздался громкий испуганный мужской шепот. Женский что-то ему ответил, а затем хозяйка дома снова заговорила громко.

– Такога маладога, симпатичнага, цемнаволосага, з родинкай на правай брави и кучай шрамав на целе? Не, николи не было такога.

Каввель озадаченно почесал нос.

– А кого же вы сейчас описывали? – задал вопрос Антонио.

– Манаха! – ответила женщина. – Тольки он не у нас, а у старасты в падвале сядить. Самая вялизная хата, пятая ад варот.

– Забавный у вас говорок, – хмыкнул Гарб. – Спасибо.

– Та нема за шо! Хадите ужо адселе хутчэйшэ, мой мужик ад вас перапужаны пад лавай хаваецца, зусим с глузду зъехау!

Дом старосты в плане тишины от прочих строений не отличался. В остальном из ряда деревянных лачуг он выделялся только размерами и качеством ограды. Каввель бесцеремонно вышиб копытом дверь и вошел внутрь. Староста – видный мужик средних лет с окладистой седеющей бородой и чуть оттопыренными остроконечными ушами – привстал из-за стола, чтобы убедиться, что ему ничего не мерещится. Потом со вздохом отставил от себя пузатую бутыль с самогоном подальше и спросил:

– За своим пришли? Можете забирать, он в подвале. Но предупреждаю, что за разгром, выбитую дверь, сломанную изгородь, увечья, воровство и моральный ущерб придется заплатить.

– А то что? – поинтересовался минотавр.

– А то вашей бандой сильно заинтересуются лесные стражи. Наша деревня располагается в Льонасском автономном округе и подчиняется непосредственно главе Академии. Если я сообщу, куда следует, вас поймают и повесят. Или сразу стрелами нашпигуют.

– О, я же говорил, до Льонаса недалеко! – обрадовался Аггрх.

– Тогда какого ляда мы четвертый день ходим кругами? – спросил Каввель.

Староста глубокомысленно почесал мясистый нос.

– Я знаю, – сказал он.

– Говори! – хором выпалили все.

– В городе сейчас небольшая заварушка, и академики включили какое-то защитное магическое устройство. Подробностей не расскажу, но оно заставляет чужаков плутать на подступах к городу. Вы, кстати, не первые. Тут уже неделю где-то ходит отряд гномов. Если будете упорствовать, как они, то проведете в лесу не меньше времени, рискуя встретиться с разъяренными коротышками.

– Сколько ты хочешь? – спросил Каввель.

– Деловой разговор значительно приятнее для моих ушей, – улыбнулся староста и принялся загибать пальцы. – Пять золотых штрафа за браконьерство в нашем лесу. Да-да, не смотрите на меня так – я все знаю. Один золотой за выбитую дверь, за украденную курицу…

Гарб открыл было рот, чтобы высказаться, но вмешался Бурбалка.

– Курицу мы вернем! – сквозь зубы сказал он.

– За факт кражи курицы один золотой и скидка за возврат украденного при согласии обворованного четыре серебряных монеты, за порчу общественного и частного имущества пять серебряных монет и за моральный ущерб десять золотых. Итого…

– Давайте его просто убьем, а деревню разграбим, – простодушно предложил Аггрх.

– А что, это мысль! – поддержал его Каввель.

Пирата тоже возмутила жадность сельского бюрократа.

– Еще пять золотых за угрозы в адрес официального лица, – спокойно произнес староста. – И пять за угрозу причинения насилия в отношении жителей деревни. А если попытаетесь не заплатить или убьете меня, то Льонаса вам не видать, как своих ушей.

Дело принимало скверный оборот. Каждый из компаньонов пытался придумать, как не расстаться с деньгами, и в то же время получить нужную информацию.

– Говорят, жареные уши полуэльфов очень неплохо идут под самогон, – задумчиво, глядя прямо в глаза старосте, изрек орк, как бы невзначай обнажив меч и проверив заточку лезвия пальцем. Еще он демонстративно облизнулся для пущего эффекта.

Староста поменялся в лице, обнаружив свое слабое место, чем тут же воспользовался Гарб.

– Уважаемый, простите моих друзей. Мы больше не будем безобразничать, и никто не тронет ваши уши, а вы нам сделаете хорошую скидку как, э-э-м, оптовым покупателям. Штрафов же много, правда? И дадите проводника в Льонас, за что мы заплатим отдельно. Так никому не будет обидно, а в городе сами разберутся, что с нами делать.

Деревенский голова почесал затылок, пытаясь принять правильное решение. С одной стороны эти верзилы навели шороху в деревне, с другой – они согласились разойтись миром и существенно пополнить вместительные сундуки, которые староста прятал в укромном месте на своем огороде.

– Ладно, уговорили, – сказал он. – Но я делаю это исключительно из любви ко всему светлому. Даю вам пяти…

Полуэльф посмотрел на плотоядно скалящегося орка и нервно потрогал руками уши, словно проверяя, на месте ли они.

– …семидесятипроцентную скидку на все штрафы, только с Рохликом вам все равно придется договориться. Он очень расстроен потерей любимой несушки.

– Рохлик, это такой резвый дедок в рваном кафтане? – уточнил Аггрх, подавив в зародыше желание ляпнуть что-нибудь язвительное по поводу связи между «любовью к светлому» и бутылкой на столе.

– Он самый, – сказал староста. – Теперь идите к нему, а когда договоритесь, несите гроши, тогда получите проводника и своего друга назад.

***

Указанная старостой хата выглядела самой убогой из всех стоящих рядом развалюх. На их фоне дома в родной деревне Гарба смотрелись хоромами. Из-за ветхой покосившейся двери доносились старческие оханья и аханья. Стучаться отправили Антонио, чтобы Рохлик от ужаса не отдал концы, не успев засвидетельствовать старосте, что прощает своим обидчикам кражу и моральный ущерб. Стук убил в хате все звуки. Даже птичий гомон под стрехой стих, уступив место гнетущему безмолвию.

– Хто там? – раздался скрипучий старушечий голос в ответ на повторение стука. – Ежели это опять свидетели Триединого, то мы дедовскую веру менять не собираемся.

– Не, бабуль, – ответил Бурбалка. – Я курицу вашу принес.

– Ишь ты! – поразилась бабулька. – Так чего ж ты стоишь, окаянный! Давай ее скорее сюды! Сейчас отопру.

До ушей Антонио донесся звук откидываемой щеколды, и в щель приоткрывшейся двери выглянул глаз.

– Куру покажи! – потребовали голосом Рохлика.

Бурбалка предъявил щели кудахчущий комочек перьев. Дверь резко распахнулась, из щели вынырнула рука, сцапала курицу за шею и втащила ее внутрь прежде, чем Антонио сообразил, что произошло. Дверь захлопнулась прямо перед носом бывшего призрака. Бурбалка постучался еще раз.

– Чего тебе ишшо? – недовольно спросила старуха.

– Так старосте надо сказать, что вы на нас зла не держите. Было бы неплохо, чтобы Рохлик к нему с нами пошел.

– Дудки! – крикнул Рохлик. – Я выйду, а вы меня сызнова пытать? И так спина не разгинается! Нет уж, наелись уже!

– Да кто тебя пытал? Кому ты нужен? – не выдержал несправедливости обвинения Каввель.

– И демона сваво заберите! – истошно завопила бабка. – Люди добрые, што ж гэта робицца!

Положение становилось безвыходным: на уговоры дедок не поддавался, угрожать было нельзя, бабка верещала, Каввель кипятился, Аггрх мрачнел, а время шло. Выручил разыгравшийся радикулит Рохлика, из-за которого тот, неловко согнувшись, случайно надавил на дряхлый «портал» сильнее, чем следовало. Старая и некогда очень надежная дверь захрустела внутренностями и выпала из косяка вместе с дедом. Страдалец обреченно застонал, растянувшись на останках своего последнего рубежа обороны, и приготовился к мучительной смерти.

– Позвольте, я посмотрю! – услышал он чей-то голос.

Подняв голову, Рохлик едва не уперся носом в нос склонившегося к нему гоблина. Голова тотчас рухнула обратно и прикрылась руками.

– Делайте, что хотите, только не бейте!

Гарб остался доволен осмотром, заявив, что эту болезнь он знает, и сможет ее вылечить, нужно только четыре часа на приготовление отвара.