Коррупционер (СИ) - Путилов Роман Феликсович - Страница 38

Ну и ладно. Междугородняя телефонная связь всегда вводила меня в ступор, добавочные и уравнивающие коды вызывали тоску. Правда, альтернативой этому был ночной поход в круглосуточный переговорный пункт, с заказом телефонного разговора за полчаса, что порождало у меня полнейшую депрессию.

Кое как совместив наборы цифр, с третьего раза я добился хоть какого-то соединения. Пошли бесконечные гудки, разбавляемые каким-то скрипом. Наконец, заспанный женский голос прошептал в трубку:

— Алло? Алло? Кто это?

— Здравствуйте. Это Город беспокоит.

— Какой Город? Вы знаете, сколько времени сейчас?

— Милиция работает круглосуточно.

— Какая милиция? Я сейчас трубку бросаю, сумасшедший…

— Вы Татьяна?

— Татьяна, Татьяна….

— Ну, значит, мне Николай нужен.

— Здесь нет никакого Николая, до свидания!

Раздались гудки, я ругнулся и снова начал набирать комбинацию цифр.

— Татьяна! Если вы бросите трубку, завтра будете в отделе милиции объяснение давать. Это уголовный розыск, Город. К нам поступило заявление о розыске без вести пропавшего Николая Владимировича Кузнецова, от его мамы старенькой. Как я понимаю, вы — сожительница Николая. Если вы уверяете, что у вас нет никакого Николая, то я материалы направляю в Якутск, а сейчас ориентировку на вас отправлю. Если вы не знаете никакого Николая, то пусть местные товарищи выясняют, куда вы его дели.

— Да я….

— А я не знаю. Человек два года больной матери весточек не шлет, и не приезжает. Значить с ним что-то случилось. Короче, Татьяна, если завтра сам Николай не позвонит своей маменьке, я считаю, что его нет в живых. В таком случае розыск его начнут с вас. Да, и Николая я в розыск выставлю. Вот так. Спокойной вам ночи.

— Ты с кем это так общаешься — из ванны вышла Алла с полотенцем, накрученным на голову.

— С Якутией. Кинь пожалуйста котлеты на сковородку, я сейчас закончу и подойду — я закрутил диск телефона: — Здравствуйте, Якутск? Андрей? Уголовный розыск, Город. Звоню по такому вопросу….

— Представляешь — я вилкой отломил от котлеты небольшой скворчащий кусочек, кинул его в рот, стараясь не обжечься, затем припал к стакану с янтарным «Жигулевским», сделал первый, самый-самый, горько-вкусный, глоток. Со стоном оторвавшись от ополовиненного, запотевшего, бокала, с легкой пенкой на наклонной поверхности стенки, я продолжил: — мужику сорок лет. Поругался с матерью, и уже два года, не звонит, не пишет, как сирота. Бабке шестьдесят всего, а она еле ходит по квартире, слепая, давление… короче, полный букет болячек. Так, этот сученышь, сказал сожительнице, что бы та говорила, если мать позвонит, что не знает, где он. Бабка каждый день плачет, одна в квартире кукует. А единственный сынок своей правотой, наверное, упивается, сволочь.

— Пашь, а ты здесь, с какого бока?

— Да, случайно зашел в квартиру. Надо было о жильцах одних справку получить, а соседка снизу, оговорилась, что сын два года, как пропал. Ну, я ей пообещал помочь, взял все контакты известные и начал звонить, запугивать. Ну, а если завтра не объявится, то бабкино заявление официально в ход пущу, пусть через местную милицию разыскивают. Ладно, расскажи, что у тебя нового. Только пойдем в кроватку, а то ноги гудят, бегать целый день пришлось.

— Нового ничего у меня нет.

— Ну как нет? Грузчиков нашла?

— Нет, пришли двое по направления, но я их не взяла, видно, что через пол часа пьяные будут, причем оба. Взяла, пока не официально, дедка со двора, пенсионера, за десятку в день и бутылку. Но он огородник, сказал, что через неделю на дачу переезжает на все лето, так что вопрос стоит очень остро.

— Понятно. Сегодня уже поздно, я завтра знакомых обзвоню и переговорю, может быть, кто-то согласится. Ладно, давай спать, завтра вставать, как всегда рано.

Следующим утром Инна ждала меня в кафетерии. Я взял стакан чая, извинился перед недовольным Олегом, и подсел к великолепной скрипачке.

— Привет, рассказывай, что у тебя случилось?

— Да что случилось…. Игорь под себя все подмял, забирает себе половину суммы, прием сам же ее и высчитывает. А нам, на пятерых, вторая половина суммы остается. Вчера, вообще, ничего не дал. Сказал, что организационные расходы постоянны, и охраннику, в любом случае заплатить надо.

— И?

— Пашь, подскажи, что делать!

— Инна, ну ты молодец! Я тебе раз подсказал, ты сказала «ага, спасибо» и, из моей жизни, исчезла. Через две недели я тебя совершенно случайно встречаю, и посторонний мужик, как за свое, лапает тебя за … грудь. А теперь ты что-то от меня хочешь? Ты же понимаешь, что твой Игорь….

— Он уже не мой, он с Ольгой Луцкой, с параллели встречается….

— Это какая из твоих?

— Нет, она с нами не выступает, просто она в параллели учится…

— И чего ты хочешь?

— Паша, я хочу быть главной. Но я Игоря боюсь. И не знаю, кого охранником взять. Может быть ты…

— Нет, Инна, я вас охранять не буду. Вон, Олега попроси. Он кстати, на тебя неровно дышит, так что, можно будет договорится. А я ему помогу. Относительно всего остального — давай, рассказывай, что у вас и как организационно устроено...

— Да никак. Я к Игорю подошла, как к комсоргу курса. Он сказал, что идея отличная, и он все организует, а на мне подбор музыкантов, репертуар, ну и вообще. Вот, я этим всем занималась, а он вечером ко мне в общежитие заходил. Ну, вот…как-то все и произошло.

— Подожди, а я тебе рассказывал, что надо комсомольскую музыкальную группу организовать, решение принять, о распределении дохода среди членов группы и выдачи материальной помощи нуждающимся студентам положение составить, в комитете комсомола это утвердить, взносы комсомольские с этих денег платить. Вы что ни будь сделали?

— Паша, я не знаю. Игорь этим должен был заниматься.

— Понятно. Тогда слушай сюда. Тебе надо охватить всю вашу группу. Кто-то игранет, кто-то помогает, кто-то поет. Кто-то, самый никчемный, денежку получает, но тоже что-то делает. Дальше….

Инна добросовестно записывала, а я, в мучительных раздумьях, диктовал, что можно сделать, чтобы идею немножко заработать на любви к музыке, не загубили на корню.

Вечером, из дома, я позвонил Клавдии Васильевне.

— Коленька, сынок, это ты? — голос старушки был наполнен такой надеждой, что у меня заныло сердце.

— Извините, Клавдия Васильевна, это Павел из милиции. Я так понимаю, что Николай не объявился?

— Да, что вы, Павел. Я вам так благодарна. Сынок мой сегодня позвонил, мы с ним десять минут разговаривали. У меня такая радость, вы не представляете. У меня же внучка родилась, годик уже.

Женщина замолчала, с трудом переводя дыхание.

— Мы с сыном помирились, он прощение попросил. Обещал осенью, после навигации, с дочерью и женой приехать. Спасибо, вам, большое, Павел, не дали умереть в одиночестве.

— Да, не за что, Клавдия Васильевна. Я очень рад, что у вас все хорошо. Ладно, не буду вас отвлекать…

— Да, ничего страшного. Николай обещал только через десять дней позвонить, как из рейса придет. Я просто, на радостях, подумала, что он забыл что-то сказать, еще раз позвонил. А о нашей договоренности я помню. Но там тихо все, гыр-гыр, по-своему что-то говорят, но спокойно, как обычно.

— Спасибо, Клавдия Васильевна, только вы мне, если что….

— Да, Павел, я помню, в любое время, днем и ночью.

— Да свидания, еще раз — очень рад за вас.

Звонок телефона прозвенел в десять часов вечера следующего дня. Мы с Аллой смотрели телевизор, когда затарахтел поставленный на минимальный уровень звонка телефонный аппарат.

— Слушаю, говорите…

— Павел, это, я, баба Клава, звоню. Сейчас у соседей заорали, а потом телевизор громко заиграл, но кто-то громко разговаривает, как будто ругаются.

— Спасибо, Клавдия Васильевна, вы, пожалуйста, к соседям, не русским, вызовите милицию, только через «ноль два», скажите, что слышали, как кричали «убивают, грабят».