Фиктивная жена (СИ) - Шагаева Наталья - Страница 28

— Кто вы? — спрашиваю у женщины.

— Я Марина, жена главврача этой клиники и по совместительству хирурга. Я психотерапевт, — поясняет она. — Мой муж хороший хирург и реаниматолог. Он делает операцию Мирону. Мы с супругом хорошо знаем семью Вертинских и на свадьбе у вас были. Не помнишь меня?

— Нет, — отрицательно качаю головой, там было много народу, и я слишком волновалась.

— Ну ничего, — женщина говорит монотонно, продолжая гладить меня. И я расслабляюсь. Вдруг накатывает неимоверная усталость, и тело становится ватным. — Может, поедешь домой, отдохнешь?

— Нет! — категорично отказываюсь я.

— Ну хорошо, не нервничай, подождёшь здесь… — женщина еще что-то говорит, гладит меня. Но я плохо понимаю. Ее руки и монотонный голос уносят меня куда-то далеко, а потом и вовсе отключают…

Не понимаю, как получилось, что я уснула. Словно провалилась в темноту. Видимо, это из-за стресса и успокоительного. Просыпаюсь с тяжёлой головой. Тело до сих пор ватное. Пить хочется невыносимо. С минуту смотрю в белый потолок и не понимаю, где нахожусь. В комнате полумрак, где-то горит тусклый теплый свет и пахнет кофе.

Моргаю, пытаясь сообразить, что происходит. Закрываю глаза, и в памяти возникает картинка, как я тянусь к губам Мирона, он дергается, хрипло выдыхает и застывает. А потом кровь и его очень бледное, измученное лицо.

Мирон!

Резко сажусь, и в глазах темнеет от стремительного прилива крови.

— Тихо, — слышу немного грубоватый низкий голос Арона. Фокусирую взгляд и вижу его в кресле напротив, пьющего кофе. На вид он очень усталый, словно измучен. Лицо заросшее, глаза красные. Смотрит на меня исподлобья и глубоко дышит. А я с ужасом понимаю, что уже ночь.

— Что с Мироном?!

— Он в реанимации, — хрипло сообщает Арон.

Милана

Реанимация – очень страшное слово. И меня вновь накрывает паническим страхом.

— Как в реанимации? Почему в реанимации?! — хриплю я.

— Тихо, не кричи, и так голова раскалывается, — Арон устало потирает виски и прикрывает глаза. — Операция прошла нормально. Во-первых, все после таких операций лежат в реанимации. Во-вторых, Мирон потерял много крови, — спокойно поясняет он.

— Да, было столько крови, — сглатываю и обнимаю себя руками. Становится очень холодно. — Можно мне к нему? — Арон отрицательно качает головой. — Ну, пожалуйста, — вдруг накатывает такая горечь, и глаза щиплет от подступающих слез. — Мне надо его увидеть, мне нужно его почувствовать, — молю я Арона.

Мне действительно вдруг стало жизненно необходимо увидеть мужа. Не хочу плакать при Ароне, но проклятые слезы сами собой катятся из глаз. Трясти начинает от холода, хочется не просто плакать, а рыдать навзрыд, чтобы хоть немного отпустило. Так страшно, что Мирона не станет. Жутко, словно без него закончится и моя жизнь.

— Ну, пожалуйста… — всхлипываю я.

Арон пересаживается ко мне, снимает с себя плотную черную толстовку с капюшоном и надевает ее на меня, а я лишь послушно поддаюсь. Становится теплее, от толстовки пахнет кофе. Арон обхватывает меня за плечи и прижимает к себе, немного покачивая, успокаивая, а я, дура, начинаю рыдать ещё больше.

— Правда, так переживаешь за моего брата?

— Да, — киваю головой.

— Так вы совсем мало ещё знаете друг друга. Может, он не тот человек, из-за которого стоит так убиваться? — усмехается Арон.

— Нет, — мотаю головой. — Он самый лучший. Он мой муж. Он… — хватаю ртом воздух.

— Ну все-все, верю, — Арон сжимает мои плечи. — Не плачь, принцесса. Он вернётся к нам, просто обязан, когда у него здесь душа. Я бы вернулся. Такую девочку нужно долюбить.

Заглядываю в его глаза, и вновь хочется рыдать. У него такие черные глаза, как у Мирона. Почти одинаковая бездна.

— Кто это сделал? И зачем? — спрашиваю я, пытаясь дышать ровно.

— Я ещё не знаю. Не знаю… — очень холодно отвечает Арон. — Но, поверь, я выясню, кто это, — с яростью сквозь зубы проговаривает он.

— Если бы не ребята из охраны… они так быстро сработали.

— Это давно четко отработанный манёвр. Были покушения и на отца, и на Мирона.

— Зачем? Кому это надо?

— Ох, принцесса. Где крутятся большие деньги, возможности и власть, всегда кружит много стервятников. Я навскидку могу назвать тройку имён, кому выгодна смерть Вертинского до вступления в силу завещания. Не вникай, принцесса. Все будет хорошо.

Я почти не плачу, и мне уже не холодно. Арон словно имеет дар убеждения, его голос успокаивает. Ему безоговорочно веришь. Он такой же сильный и большой, как Мирон.

— Можно мне к нему? — уже без истерик прошу я.

— Можно, но завтра, при условии, что ты поедешь домой, отдохнёшь и выспишься. Да и Алиса тебя потеряла. Сейчас к нему и правда нельзя. Операция была сложная.

Киваю, соглашаясь. Пытаюсь снять толстовку и отдать Арону, но он не позволяет и провожает меня к машине с водителем. К той самой машине. Несмотря на то, что салон уже отмыт, пахнет кожей и полиролем, я все равно сажусь на переднее сиденье. Не могу ехать сзади, воспоминания настолько живы, что до сих пор жутко.

Домой приезжаю к часу ночи. Тихо поднимаюсь к себе в комнату, вхожу на цыпочках, чтобы не разбудить Алиску, но сестру в комнате не нахожу. Странно. Заглядываю в ванную – пусто, и кровать идеально заправлена, словно ее здесь и не было. Сердце опять заходится аритмией. Боже, этот день когда-нибудь закончить или нет?! Выхожу в коридор, спускаюсь вниз, просматривая все диваны и кресла. Бывает, Алиса засыпает перед телевизором. Но, нет, ее нигде нет. И Люды нет. Выбегаю на улицу и несусь к посту охраны, чувствуя, как снова заканчивается кислород. Я даже не представляю, где она может быть, но молю бога, чтобы все было хорошо, иначе я не переживу.

— Где моя сестра?! — без церемоний спрашиваю, залетая в домик охраны. В комнате пахнет табаком и кофе, много мониторов, на которых вид дома с разных ракурсов, и два парня, следящих за всем. Они удивлённо округляют глаза, не ожидая от меня такого выпада. — Где моя сестра?! — требую ответа.

— Полагаю, в комнате Платона, — сообщает один из них.

— Платона?! — не понимаю я. Что ей там делать?

— У нас нет камер в спальнях, но они весь вечер провели вместе, — сообщает мне парень.

— А где Люда?

— Ей стало плохо после известия о ранении Мирона Яковлевича, давление поднялось, Платон отпустил ее домой.

— Ясно, — растерянно отвечаю я, разворачиваюсь и быстро иду в дом.

Поднимаюсь наверх, толкаю дверь в комнату Платона и застываю. Они спокойно спят. Прямо в одежде. Алиса как звезда, раскинув ноги и руки, а Платон с краю, свернувшись. Напротив кровати, на плазме мелькает детский канал с мультиками, а на тумбе недоеденное растаявшее мороженое. Выдыхаю. Все хорошо. Я даже благодарна Платону за то, что вместо того, чтобы поехать в больницу к брату, он остался с Алисой. Они такие милые, даже чем-то похожи во сне. Будить жалко. Беру пульт и отключаю телевизор. Забираю с тумбы контейнер от мороженого и выхожу и спальни, стараясь быть тихой.

На кухне выпиваю стакан воды и понимаю, что хочу чаю с травами и медом. Ставлю чайник, насыпаю специальную Людину смесь прямо в большую чашку и жду кипяток. Обнимаю себя руками. Выгляжу я, наверное, очень плохо. Растрепанная, заплаканная, в мятом платье и в толстовке Арона. Ужасно хочется в душ и надеть чистую одежду. А спать совсем не хочется. То есть я не усну, зная, что где-то там Мирон борется за жизнь.

На кухню входит Платон. Заспанный, волосы взъерошены.

— Я тебя разбудила? — Кивает, осматривая меня. Его взгляд ничего не выражает. Ни злости, ни жалости. — Прости, что тебе пришлось повозиться с Алисой.

— Да прекрати, — отмахивается от меня и садится за стойку на высокий стул. — Она милая, забавная. Заявила, что я ей нравлюсь, и она выйдет за меня замуж, когда вырастет, — усмехается, качая головой.