Фиктивная жена (СИ) - Шагаева Наталья - Страница 30

В себя приводит шум в конце коридора  – ругаются две женщины. Точнее, одна из них громко требует, а вторая пытается что-то объяснить. Всматриваюсь, прислушиваюсь и понимаю, что женщина в черном брючном костюме просит пустить ее к Мирону. Не просто просит – требует.

Подхожу ближе, чтобы разобрать слова.

— Я его женщина, и вы не имеете права меня не пустить! — заявляет она. Рассматриваю ее и понимаю – эта та, что была у нас на свадьбе. Женщина Мирона, и он от меня ее не скрывал. Просто потом ситуация с ней будто вылетела из моей головы. Я настолько утонула в этом мужчине, что потеряла разум и обо всем забыла. Она очень красивая. Высокая, ухоженная, элегантная – идеальная.

— Я не знаю, что вы имеете в виду. Мы пускаем только родственников. Его жена уже навещала.

И тут мы встречаемся взглядами. Просто смотрю на нее, без эмоций. Я настолько выгорела, что ничего не ощущаю: ни злости, ни ревности. Разве можно скандалить и выяснять отношения, когда Мирон там в таком состоянии? А женщина смотрит на меня с ненавистью, убивая глазами.

— Да какая там жена? Я вас умоляю, — усмехается она, махая на меня рукой. А мне хочется расцарапать ей лицо. Нет, не из ревности. А потому что смеет ухмыляться и кричать в этом месте. Подхожу ближе, вздергивая подбородок.

— Да, я его жена. А вас попрошу покинуть больницу. Когда мой муж придет в себя, он сам решит, встречаться с вами или нет.

Обхожу женщину и иду на выход, мне нужен свежий воздух. Мне нужно немного пройтись, подышать, иначе свихнусь. Теперь перед глазами вид Мирона в реанимации. Образ слишком навязчивый, и, кажется, я больше ничего, кроме него, не вижу.

Выхожу на крыльцо. Дышу. В воздухе пахнет озоном. Поднимаю глаза к небу. Такое низкое, тяжёлое, словно вот-вот рухнет и придавит нас всех. Спускаюсь по лестнице и бреду куда-то по аллее при больнице.

— Постой! — кричит кто-то в спину. Оборачиваюсь. Это она. Не знаю, как ее зовут. Просто женщина. Женщина Мирона. Подходит ко мне, звонко стуча каблуками.

— Чем обязана? — злости нет, есть полное безразличие. Не хочу с ней разговаривать.

— Думаешь, ты ему нужна? — опять ухмыляется. — Брак фиктивен, не надо строить иллюзий, дорогая моя, — последние слова выплевывает как ругательство, словно брызжет ядом.

— Он мой муж. А какие между нами отношения, вас не касается! — отрезаю я. Разворачиваюсь, чтобы уйти, но женщина грубо хватает меня за руку и разворачивает к себе.

— Отношения с ним у меня. Очень личные и очень интимные. Знаешь, сколько сил я потратила, чтобы быть с этим мужчиной? А ты свое место знай.

Она и правда хочет выяснить отношения здесь и сейчас? Как она вообще может говорить об этом в такой момент? Мне рыдать хочется, разрывает душу от того, что Мирон борется за жизнь, я готова спать у его палаты, прямо на полу! И неустанно молить Бога. А она требует выяснить отношения и хочет доказать мне, что является хорошей любовницей? Только это ее сейчас волнует? Пластиковая кукла с пластиковыми чувствами!

Милана

— Отпустите меня! — дёргаюсь, пытаясь вырваться. Но она стискивает мою руку до боли, не позволяя мне уйти.

— Я понимаю, что ты поплыла от такого мужчины. Раньше тебе такие и не снились, — язвительно усмехается. — Только не надо питать иллюзий. Ты маленькая дурочка, а Мирону нужна была хорошая актриса. Играть ты не умеешь, поэтому он очаровывает тебя, чтобы все выглядело правдоподобно.

— Отпустите! — чувствую, что не могу больше гордо держаться, накатывает истерика. Дышать трудно.

— Не веришь? — не унимается женщина. — Совсем недавно мы очень горячо занимались сексом в его кабинете, на его рабочем столе, и он даже не вспомнил про тебя.

И меня срывает, перестаю себя контролировать. Дёргаю рукой, наконец-то освобождаясь, но уходить не тороплюсь.

— Это все, что вас интересует в данный момент?! Секс?! — шиплю ей в лицо. — Мирон в реанимации, на аппаратах, весь окутан капельницами и проводами, он может умереть! А все, что вас интересует, это… — не договариваю, начиная задыхаться.

— Ника! — к нам подходит Арон. — Что ты здесь делаешь? — спрашивает он женщину, но смотрит на меня и сводит брови.

— Как что? Я пришла к своему мужчине!

— Кричи громче. Микрофон дать?! — злобно ухмыляется Арон. — На публику играешь?

— Нет, — уже не так нагло отвечает она. — Просто эта девочка много на себя берет, — тычет в меня пальцем.

— Эта девочка – его жена. А ты здесь лишняя, — осаживает ее Арон. — Милана, иди в клинику, выпей кофе. Доктор сказал, что у Мирона улучшились показатели, и он может в любой момент прийти в себе. А с тобой мы поговорим, — обращается уже к Нике. — Смотрю, язык у тебя длинный, и, видимо, мой брат не поведал тебе, что я отрезаю языки слишком болтливым, — он хватает Нику за предплечья и тащит ее подальше от меня. А мне становится как-то все равно на эту женщину и ее слова, я сейчас ничего не воспринимаю, кроме того, что Мирону лучше, и он в любой момент может прийти в себя. Буквально срываюсь с места и лечу назад в больницу.

Мирон

Просыпаюсь.

Нет, словно включаюсь, выплывая из темной бездны.

Точнее, включается только мозг. Тела не чувствую, глаза не открываются, слышу только писк приборов и глухие голоса. Если я умер, то не так представлял себе ад и уготованный мне котел. Дышать мешает трубка в горле, кажется, задыхаюсь, но выдернуть ее не могу – руки не слушаются. Никогда не чувствовал себя настолько беспомощным овощем. Даже когда меня порезали, был в сознании.

Через какое-то время получается лишь пошевелить кончиками пальцев и прохрипеть. Снимите кто-нибудь эту чертову трубку! Слышу, как дверь распахивается. Тишина и звук быстрых удаляющихся шагов. Женский голос кого-то зовет, и в этот момент получается открыть глаза. Все плывет, но уже соображаю, что я в больнице и не в простой палате. Реанимация…

Память включается. Меня ранили. Какая-то тварь стреляла в спину. Дергаю рукой, чувствую боль. Тело затекло. Боль – это хорошо. Значит, живой и еще дееспособный.

— Добрый вечер, — со мной здоровается Михаил Дмитриевич, давний друг отца. Хирург и главврач клиники. — Дышим, сейчас уберу трубку.

Ну, наконец-то.

Легкие горят, горло дерет, но я с удовольствием глотаю кислород. Хриплю, словно простужен.

— Без резких движений, — берет меня за руку. — Сожми. Сильнее. Со всей силы.

Стискиваю его ладонь, насколько могу.

— Все, все. Хорошо, — усмехается Михаил Дмитриевич. — Жить будешь, сынок.

— Долго? — пытаюсь усмехнуться, но закашливаюсь.

— Долго, если исключишь врагов, — отзывается мужчина. Тут он прав.

А потом начинается ад. Перевернуться не могу – швы на спине. Каждое движение отзывается опоясывающей болью. Одна капельница сменяет другую. Спать не разрешают, но дают обезболивающее. Ближе к ночи переводят в палату со специальным матрасом, где я могу лежать без боли.

Говорят, я был в отключке больше суток. Для меня эти сутки стерлись и пролетели как секунды.

Вкалывают очередную дозу обезболивающего и снотворное. Уплываю. Но прежде чем уснуть, вспоминаю лицо Миланы в машине по дороге в клинику. Такая испуганная, бледная, плачет беззвучно, и, черт побери, так красиво, нестрашно было умереть, смотря в ее глаза.

Но Мила сильная девочка. Что-то требовала от меня, сильно сжимая руку.

— Мирон, пожалуйста… Открой глаза! — Вот так… Смотри на меня, пожалуйста! Пожалуйста, смотри на меня, не закрывай глаза...

И я смотрел ей в глаза. Я держался за них, цепляясь за ее встревоженный голос. Некрасиво умирать и расстраивать этим девочку, когда она так отчаянно просит.

Просыпаюсь, оттого что мою руку сжимает теплая ладошка. Еще не открыв глаза, только по запаху и теплому касанью определяю, что это она. Приятно. Боль возвращается, но уже не чувствую себя овощем. Открываю глаза и встречаюсь с таким чистым и обеспокоенным взглядом. Боже, хочу так каждый день просыпаться. Кто бы мог подумать, что эта афера обернется для меня чем-то глубоким и очень настоящим. Жена моя. Стоило почти умереть для того, чтобы осознать, как, черт побери, коротка моя жизнь. А я еще ничего не успел.