Фиктивная жена (СИ) - Шагаева Наталья - Страница 31

— Привет, — шепчет девочка.

— Привет, — отзываюсь и сжимаю ее ладошку.

Замираем, смотря друг на друга. Милана сглатывает и хмурится, пряча от меня свои прекрасные глаза.

— Что, так плохо выгляжу?

— Нет, я просто так рада, что ты пришел в себя и тебе лучше. Ведь лучше?

— Ну теперь, когда ты рядом, – да, — улыбаюсь, протягиваю руку и глажу тыльной стороной ее лицо. Без косметики, кожа нежная-нежная, щеки немного раскрасневшиеся, ресницы длинные, пушистые, порхают. Волосы в косе на плече. В спортивном костюме персикового цвета, девчонка совсем. Моя маленькая, чистая девочка.

— Я тут бульон приготовила и морс. Я узнавала: тебе можно, — соскакивает со стула, начиная суетиться. — Знаю, тут кормят, но подумала, что домашнее лучше, — тараторит, а я просто смотрю на нее и не понимаю, что не так. Перенервничала? Боится теперь быть рядом?

— Спасибо, котенок, — пытаюсь принять удобное положение, малейшее движение отдает болью. Стискиваю челюсть, дыша сквозь зубы. Голова кружится. Долго мне еще вот так валяться? Нет у меня свободного времени, особенно если кто-то очень хочет организовать мне похороны. — Хватит суетиться, иди сюда. — Послушно садится рядом. — Ближе. — Наклоняется. — Еще ближе, — хватаю ее толстовку и притягиваю к лицу. — Послушно поддается, начиная кусать розовые губки. — Ты так и не поцеловала меня. — Выдыхает мне в губы, но не целует. — Я жду, — касаюсь ее губ. Мне просто необходим ее поцелуй, чтобы напитаться чистой и светлой энергией этой девочки, чтобы знать, что борюсь и живу не зря. Ценности как-то быстро поменялись. И главная цель уже – не приумножение капитала, а будущее и мое продолжение. — Милана! — повышаю голос, требуя ее ласки. А от нее веет холодом. Не нравится мне это все. Ее словно подменили. Такая отзывчивая девочка вдруг впадает в ступор. Сам всасываю ее нижнюю губу, пробуя на вкус. Сладко. Теперь я знаю, каков вкус моей жизни. Целую. Девочка прикрывает глаза, так горячо выдыхая мне в губы, но не отвечает.

Не отвечает!

— О, я, кажется, не вовремя, — слышу позади нас голос Арона, и Милана отлетает от меня. Резко дёргаюсь, чтобы ее поймать и выяснить, что, мать их, здесь произошло, пока меня не было. Но тело пронизывает боль, до потемнения в глазах. Падаю на подушку, чувствуя, как над верхней губой выступает пот. Отвратительно – ощущать себя бессильным.

— Мирон, — Милана вновь подлетает ко мне. — Больно? — такая взволнованная, заботливая, осматривает меня, бегая глазами. — Доктора позвать? Тебе нельзя так резко вставать.

— Не нужно, все хорошо! — немного нервно и грубо выдаю я. Злюсь на себя и свое положение. Нужно срочно прийти в форму.

— Тогда я пойду, тебе с Ароном нужно поговорить, не буду вам мешать. Ты поешь обязательно, пока бульон теплый, — говорит Милана и покидает палату. Закрываю глаза, глубоко вдыхая.

— Ну как ты, брат? — Арон подходит ко мне и тянет руку, подаю ему ладонь, а Арон сильно ее сжимает, до хруста в костях. Сжимаю в ответ, насколько позволяют мне силы. Все правильно, нечего раскисать, силы еще есть.

— Живой, — выдыхаю. Арон двигает стул на колесиках и садится рядом, разваливаясь, широко расставляя ноги. Усталый, вымотанный, все теперь легло на него. — Рассказывай, кто хотел организовать мне похороны?

— Ни одна группировка не взяла на себя ответственность, — усмехается брат, покачиваясь в кресле, и трет лицо. — А если серьезно, то я устроил в компании полную проверку кадров. Ты вышел на улицу спонтанно, провожая жену, а снайпер уже ждал тебя на крыше. Какое совпадение, — ухмыляется Арон. — Предполагаю, что и убивать тебя не хотели. Не думаю, что покушение на Вертинского организовали дилетанты. Хорошие снайперы не ошибаются, Мирон, и шансов на спасение не оставляют.

— Кому это нужно? Павлову?

— Скорей всего, Мирон, скорее всего. Ты все-таки почти отжал у него рынок сбыта. Это предупреждение. СМС в стиле девяностых.

— Ясно, будем готовить ответный месседж. Охрану усилить для всех членов семьи.

— Ой, не учите меня работать, Мирон Яковлевич. Уже все усилил. Вы лучше поправляйтесь вон, бульончик кушайте и с супругой отношения наладьте.

— Кстати, о супруге. Что с ней?

— А, это она вчера с Никой пообщалась.

— Черт.

— Не то слово, Мирон. Держалась Милана достойно, но осадочек, я смотрю, остался. Разгребай.

Мирон

Меня выписали из клиники.

Не совсем выписали, мне просто дико надоели больничные стены, и, как только я почувствовал силы, то решил вернуться домой. Перевязки можно делать самому. Я не немощный. Еще не бегаю, но и просто так лежать в четырех белых стенах не могу, какими бы они ни были комфортабельными. Поэтому мое появление дома всех удивило.

— Мирон Яковлевич, что же вы не предупредили? — качает головой Люда, встречая меня на пороге.

— Что, я не вовремя? Супруга не успела спрятать любовника? — усмехаюсь, выгибая брови.

— Ой, ну что вы такое говорите? — отмахивается от меня Люда. — Девочка так за вас переживала.

Да, Арон рассказывал, как она рвалась ко мне в реанимацию, как рыдала и не хотела ехать домой. Она и сейчас заботливая и взволнованная, но как сестренка, с легким холодком в мою сторону. Не стал выяснять отношения в больнице, просто наблюдал, как Мила таскает мне домашнюю еду, как кидается поправлять подушки и морщится вместе со мной от боли. Но держит дистанцию, кусает губы и старается разговаривать на отстраненные темы. Нас словно откинуло назад. Нет, даже на свадьбе девочка не была так далеко от меня, как сейчас.

— Где она?

— Милана с сестренкой навещают бабушку.

— Хорошо, чай мне в комнату.

— Я в курсе вашей диеты. Сейчас что-нибудь приготовлю, — начинает суетиться Люда.

— Спасибо, — улыбаюсь. — Все уже хорошо.

— Я очень рада, что бог нас миловал, — кивает Люда и уходит на кухню.

Силы есть, но их пока чертовски мало. Дышать трудно, даже снятие пиджака вызывает боль. Мышцы напрягаются, швы натягиваются, и я стискиваю зубы, чувствуя, как бросает в жар. От обезболивающего отказываюсь. Иначе подсяду. Пытаюсь терпеть.

В гостиной мама, что-то вяжет, тихо разговаривая сама с собой. А нет, с собакой. Совсем забыл про щенка. Маленький, шустрый белый комочек пытается стащить у нее пряжу из корзины и прижимает уши, когда мать его ругает. Застываю на пороге, осматривая ее.

Мама.

Тяжело осознавать, что она и вовсе не придет в себя. А с другой стороны, может, все и к лучшему. Она живет в своем выдуманном мире и не знает, что ее сына чуть не убили. В ее голове все хорошо, и слава богу.

— Мироша, — замечает меня. — Иди сюда, — хлопает по дивану рядом со мной. Подхожу, сажусь рядом, беру за руки и сжимаю ее теплые ладони. — Где ты так долго был? На соревнованиях?

— Да, мам, — поднимаю ее ладони и утыкаюсь в них лицом. Мать освобождает одну руку и гладит меня по волосам.

— Устал?

— Да, мама, есть немного, — закрываю глаза, дышу.

— Отдохни, сынок, скоро отец на обед приедет, похвастаешься грамотами, — тихо произносит она.

Да, когда-то, лет двадцать назад, даже больше, я занимался борьбой и брал призовые места. Мне пророчили чемпионские перспективы, но отец настоял на бизнесе. Старший сын должен был занять его место. Так и случилось, и я не жалею. Но…

— Ладно, мама я пойду, — не могу больше сидеть. Чувство беспомощности угнетает.

— Иди, сынок, иди.

Глажу собаку, забавный щенок, уже с ошейником. Иду к лестнице. Поднимаюсь на одну ступеньку. Мля… Это тяжелей, чем кажется. Учитывая, что доктор отпустил меня при условии полного покоя дома. Стискиваю челюсть, медленно поднимаясь. Зря отказался от обезболивающего. Ой, зря.

Навстречу спускается Платон.

— Давай помогу, — подхватывает меня под руку.

— Отпусти! — дергаюсь. Зря. Боль пронизывает все тело. Матерюсь сквозь зубы. — Я сам.