Пока смерть не разлучит... - Глаголева Екатерина Владимировна - Страница 59

Через час торжествующий Кильмен вел свое измученное войско обратно, захватив те самые злополучные пушки (веревки нашлись) и арестовав самых ярых смутьянов. Не удержавшись, он всё-таки спросил драгунского капрала: как думаешь, не дрогнули бы твои ребята, если бы им приказали "пли!"? Капрал наморщил лоб, думая, как получше ответить.

— Так ведь не при старом режиме живем, гражданин генерал, — сказал он, шагая рядом со стременем Кильмена. — Вот при деспотизме, если б нас захотели использовать для угнетения народа, мы как граждане должны были бы перейти на его сторону — против деспотизма то есть. А тут другое дело: якобинцы всякие, анархисты бунтуют против Конвента, а что есть Конвент? Он и есть французский народ, представители народа, вот мы и должны защищать его от разбойников.

Эти слова Кильмен вставил в свой рапорт Конвенту, добавив, что "золотая молодежь", вопреки ожиданиям, проявила себя с самой лучшей стороны, никакие они не роялисты.

За ликвидацию террористического заговора генералу Пишегрю присвоили титул "Спасителя отечества".

Женщины! Пустые, равнодушные создания, занятые только собой и своими удовольствиями! Разве можно ждать от них понимания, верности, постоянства? Как глуп он был, когда клялся Евгении в вечной любви, — нет, как глуп он был, когда поверил ее клятвам!

Наполеон Буонапарте стоял у окна своей комнаты в гостинице "Свобода", заложив руки за спину В первый день флореаля состоялась его помолвка с Евгенией, после чего он уехал из Марселя в Париж: его назначили командующим артиллерией Западной армии. Уехал только затем, чтобы отказаться: его место на юге, рядом с Евгенией (так он сказал ей), но главное — он не сумасшедший, чтобы соваться в осиное гнездо Вандеи. В Париже он узнал, что ему и вовсе предстоит служить не в артиллерии, а в пехоте! В пехоте! Командовать ордами голодных, трусливых и жестоких мародеров — ведь именно такими предстают республиканские полки, если внимательно читать донесения генерала Гоша. Какую славу можно добыть в гражданской войне?.. Новый приступ малярии, которую он подхватил десять лет назад в Лионе, неожиданно пришел ему на помощь: генералу Буонапарте предоставили отпуск для поправления здоровья. Поселившись в гостинице на улице Фоссе-Монмартр, которая отходит от площади Побед, он стал ждать свой шанс — и писем из Марселя. "О друг мой, береги себя, чтобы продлить дни твоей Евгении, которая не сможет без тебя жить…" Уезжая, он просил ее писать каждый день, и она писала, но как раз когда он лежал под тремя одеялами, дрожа от озноба в июньскую жару, письма вдруг приходить перестали. Их не было целую декаду! Что случилось? Она тоже больна? Глупости! У нее целая куча братьев и сестер, если она сама не в силах держать перо, продиктовала бы письмо кому-нибудь из них, в конце концов, признаний в любви к своему жениху стыдиться незачем. Особенно после того, что произошло той ночью… Всё ясно: она забыла его. Променяла на другого. В Марселе нет недостатка в молодых людях — военных и штатских, а Евгения всегда была кокеткой. И вдруг он получил целых два письма из Генуи: одно от Жозефа, который переехал туда с женой, а другое от Евгении, которая, оказывается, тоже там — рядом с матерью, сестрой и братом! И ничего не сказала, ни о чём не предупредила! Раз ей не пришло в голову, что ее долгое молчание заставит его терзаться от неизвестности, она совсем не любит его, не думает о нём!

"Ты более не во Франции, моя дорогая; разве мы и без того были недостаточно далеко друг от друга? Ты разделила нас морем, — написал он ей. — Милая Евгения, ты молода. Твоя любовь ослабнет, чувства развеются, пройдет срок, и ты изменишься. Такова сила времени. Таково ужасное, неумолимое воздействие отсутствия…"

Странно: когда он писал эти строки, то чувствовал себя героем романа, этаким юным Вертером. Нет, конечно же, он не Вертер, и уж Евгения тем более не Шарлотта. Хватит витать в облаках. Всему этому наверняка есть вполне приземленное объяснение.

Наполеон подошел к столу, взял письмо Жозефа и еще раз внимательно перечитал его.

В конце жерминаля Конвент сократил двести должностей военных комиссаров, и Жозеф, заведовавший госпиталями в Тулоне, остался без места. К счастью, он уже был женат. Никола Клари, брат Жюли и Евгении, управлял банком в Генуе, и Жозеф с женой и тещей отправился к нему под крыло, чтобы шурин приобщил его к делам. Схема была проста: банк менял металлические деньги на ассигнаты, неудержимо падавшие в цене, покупал на них реквизированную у эмигрантов недвижимость, поскольку правительство принимало свои бумажки по номиналу, затем перепродавал ее за твердую валюту и получал на этом хорошие барыши. Жозеф быстро ухватил суть и в совершеннейшем восторге писал брату, что то же самое можно провернуть с украшениями, книгами, тканями, скупая их во Франции за бесценок и продавая в Италии, Швейцарии или Германии по настоящей цене, за золото и серебро! Дядя Джузеппе Феск живет теперь в Базеле, он уже согласился участвовать в торговле фарфором. А ты, Наполеоне? Не упускай золотую возможность! Подавай в отставку и приезжай к нам в Геную: мы с Никола хотим создать компанию по торговле с Левантом…

Всё ясно. Семейке Клари не нужен зять-нищий, они хотят сделать его спекулянтом! Наполеон взял письмо Евгении: "Италия не изменила моего сердца. О друг мой! Я люблю тебя еще больше, если это возможно. В моих мыслях царишь только ты, разлука вырывает из моей груди тяжкие стоны…" Она тоже хочет, чтобы он приехал в Геную — он, победитель англичан, имя которого заставляло трепетать сардинского короля! — и занялся коммерцией.

Угораздило же его влюбиться!

Если Евгения любит его, пусть уговорит мать и брата назначить свадьбу, иначе между ними всё кончено. Армию он не бросит, война — его призвание, он это знает наверное. Генерал Наполеон Буонапарте не станет другим человеком, не изменится ради избалованной девочки. Он будет счастлив с ней, он хочет быть вместе, но только если она последует за ним, а не он за ней.

Мужчины! Грубые животные, самовлюбленные эгоисты, понимающие только силу и поклоняющиеся ей! Убийство и разрушение — вот и всё, на что они способны, помимо утоления примитивных потребностей. И они еще хотят, чтобы их любили? Причем не абы кто, а умные, красивые женщины, умеющие себя подать! Так знайте же: это не вы удостоили нас чести, приблизив к себе, это мы снизошли до вас. И вам нас не удержать: женщина не может противиться только любви, а ее-то вы бессильны внушить.

Тереза заметила, что с силой втирает в кожу ягодный сок, вместо того чтобы мягко умащивать себя давленой мякотью малины. Это не дело, надо успокоиться. Она немного посидела с закрытыми глазами, потом аккуратно стерла маску с лица теплым влажным полотенцем и, сбросив халат, погрузилась в ванну с молоком.

Тальен снова будет пилить ее за расточительность. За последние месяцы цены выросли в несколько раз, люди вынуждены питаться одним хлебом, запивая его водой! Фунт хлеба стоит пятнадцать ливров, фунт масла — семнадцать, за сыр просят десять ливров, за фунт вишен — три, за одно яйцо — двадцать су. Какой-то крестьянин за три фунта масла купил одиннадцать гектаров плодородных земель! За пару чулок, которая еще недавно стоила три ливра, теперь требуют сто, а за пару сапог и вовсе тысячу двести! Один судья, например, работает каменщиком между заседаниями трибунала, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, потому что прибавки к жалованью чиновников и служащих не поспевают за ростом цен…

Ей-то что за дело до этого? Раз депутаты так озабочены дороговизной, пусть покончат с нею. Тереза не носит ни чулок, ни сапог. А одним хлебом она питаться не станет, и если Тальен недостаточно богат, чтобы содержать семью, ему незачем было на ней жениться и заводить ребенка.

"Зачем тебе молочные ванны, ты и так прекрасна!" Вот корень всех ваших заблуждений и неудач! Тратить то, что есть, не пытаясь сохранить и продлить! Да, сейчас она молода, ей всего двадцать два года, но что она будет делать через десять лет? Носить закрытые платья? Румяниться? Загадочно улыбаться одними губами, не показывая испорченных зубов, как Роза Богарне? Нет, этого не будет. Красота — ее главное достояние, и она сделает всё, чтобы ее сохранить. Деньги можно заработать, красоту не вернешь.