Вик Разрушитель 3 (СИ) - Гуминский Валерий Михайлович - Страница 95

— Ты, наверное, рад такому раскладу?

— Если начистоту, отец, да, — цесаревич говорил без эмоций. — Не хотел такого варианта для Лиды. Я ничего не имею против княжича Андрея… никак не могу поверить, что Волховский уходит со сцены. Уже привык к мальчишке… Но его неоднозначный Дар серьезно напрягает.

— А все-таки ты проиграл!

— Осознаю, что сделал неправильные логические выводы, отчего и поставил на второй вариант.

— Ты думал, Мамонов пойдет на создание альянса? — усмехнулся старший Мстиславский, упершись затылком в удобный подголовник дивана. — Жора воробей стреляный, на мякине не проведешь. Он пожертвовал малым, как ему кажется, чтобы остаться независимым от властвующего клана. Будь ты равным со мной по происхождению или по статусу, но если я стою выше тебя на лестнице, ведущей к верховной власти, то именно ты станешь моим вассалом. Князь Георгий все правильно рассчитал.

— Неужели он не знает про Источник в Кобуке? — недоумевал цесаревич.

— Полагаю, догадки у него есть. Может, его люди ведут изыскания, или Меллоны что-то могли подсказать. Надеюсь, тетушка сможет выяснить, как обстоят дела по Источнику. Через неделю она вылетает во Владивосток вместе с охраной и парочкой магов-артефакторов. Пусть развлечется, молодость вспомнит, та еще авантюристка.

Император усмехнулся, испытывая жгучее нетерпение узнать о тайнах аляскинского Источника.

— А как тогда быть с заграничным турне Лиды, если княжич Андрей уедет в Ленск?

— Он никуда не поедет, — загадочным тоном проговорил Мстиславский.

— Что? Откуда ты можешь знать? — оторопел сын.

— Время, отведенное для воспитания своего отпрыска в нужной ему парадигме, выражаясь научно, Георгий безвозвратно потерял, — пояснил отец. — Волховский имеет гораздо больше свободы чем многие дети столичных аристократов и дворян. Свободы мысли и поступков, в первую очередь. Уверен, он все просчитал и заставит родителей считаться с ним. Знаешь, Юра, а я ведь хотел привезти мальчишку на встречу с князем и насладиться тем, как «золотого князя» усадит в лужу собственный сын. Но потом передумал. Это уже завуалированное оскорбление. Зачем накануне подписания важного договора злить серьезного противника? У тебя есть другое мнение? Хочешь поспорить?

— Нет, уволь, — рассмеялся цесаревич. — Мне до твоих аналитических способностей еще расти и расти.

— То-то, Юра! Учись, пока я рядом с тобой. Потом спохватишься, а будет поздно.

С самого утра шел мелкий надоедливый дождь, и такая же меланхолия была на душе. Все уроки я просидел в легкой задумчивости, вполуха слушая учителей. Илана после званого обеда и вечерней прогулки почему-то общалась со мной как в первые дни появления в гимназии: так же холодно и бесстрастно. Пожав плечами, я оставил попытки расшевелить ее. Меня больше всего волновало и напрягало непонятное молчание со стороны Мстиславских. С отцом-то я уже переговорил, и теперь ждал, чем все закончится. Булгаковы тоже в рот воды набрали, делая вид, что не знают о переговорах за их спинами. Такое ощущение, что попал в пустое пространство, куда не проникает ни единого звука.

Главное, что позволило мне сбросить с сердца тяжесть — откровенное письмо отцу и его ответный ночной звонок. А это значит, что он ознакомился с ним и принял решение, хоть и не сказал какое. Пусть и плохое. Я даже к этому был готов. Главное, сделал то, что надо было сделать давно, невзирая на мнение ни Булгаковых, ни Мстиславских. Ощущение неумолимой силы, затягивающей в болото, появилось после разговора с императором и цесаревичем. Вдруг понял, кто сидит передо мной — и испугался. Меня же просто используют как половую тряпку, и как только стану неугодным, выбросят с брезгливостью. Это и стало причиной написания письма. Господин Ломакин, как всегда, без колебаний передал его отцу. Евгений Сидорович все больше и больше заинтересовывал меня своей таинственностью. Странный у него был союз с князем Мамоновым.

Молчание Мстиславских волновало меня меньше всего. Сейчас ход был за отцом. Булгаковы тоже ничего не говорили, как будто не знали о переговорах за их спинами. Такое ощущение, что попал в пустое пространство, куда не проникает ни единого звука. И это длится уже второй день. В самую пору задуматься: неужели не договорились, а мне придется до совершеннолетия обитать в доме Булгаковых? Когда ждешь изменений в жизни, а они не приходят — начинается самое тяжелое: остаешься наедине со своими мыслями и по-новому смотришь на окружающие тебя обстоятельства.

С облегчением услышал звонок. Это был последний урок, можно домой ехать. Быстро собрался, вежливо попрощался с Иланой и сказал Свете, что буду ждать ее в холле гимназии. Хлопнул по спине Федьку Татищева, который скрючился под партой, что-то там выискивая, и рванул по коридору к лестнице, дробно постукивая туфлями по ступеням, сбежал вниз и влился в говорливую толпу учеников, спешащих на улицу.

Меня кто-то ухватил за плечо. Развернулся и увидел Егора Дубровского.

— Здорово, герой, — ухмыльнулся он. — Куда-то все спешишь, весь такой занятой.

— Извини, но так и есть, — сухо ответил я, поведя плечом. Егор понял, ладонь убрал.

— Я недавно разговаривал с директором и завучем гимназии, — он чуточку повысил голос, чтобы перебить звонкий гомон ребятни. — В начале следующего года планируется проведение зимнего отборочного турнира пилотов УПД. Победители едут летом в Тверь, где окончательно утвердится состав команды на европейский школьный чемпионат. В Праге. Как ты смотришь, если мы с тобой выступим «двойкой»?

— Неожиданно, — я остановился и с интересом взглянул на княжича. — С чего бы вдруг такая щедрость?

— Ты убедил меня, что достоин большего, — усмехнулся Дубровский. — Тем более, есть одна причина, которая заставляет нас объединиться. Правилами запрещено создавать команды или пары, а также приглашать пилотов из других учебных заведений. На чемпионат поедут победители в трех номинациях — команда, пара, одиночки — то есть три школы, гимназии или лицея, смотря кому повезет. Твоя Великая княжна при всем желании не сможет взять тебя в напарники.

— Если только она не перетянет меня в Императорский лицей, — усмехнулся я, вроде бы как в шутку.

— Хм, — лицо Дубровского на мгновение приняло забавно-растерянное выражение. Потом он ухмыльнулся и хлопнул меня по плечу. — Зачетно пошутил. Ну так что скажешь?

— Могу в двух номинациях участвовать? — поинтересовался я.

— Конечно. У каждого будет дублер на экстренную замену. Мало ли что может произойти. Я решил в команде работать и в паре. Одиночку тебе отдам. Только вот дублера надо еще найти. Тогда договорились?

— Подожди, Егор, — я замялся, но сказать об этом было нужно, чтобы потом Дубровский на меня не злился, обвиняя во всех грехах. — Хочу предупредить, что на днях может произойти некое событие, из-за которого придется пересмотреть весь план. Вдруг так случится, что я не смогу выступать за Щукинскую гимназию.

— Ну…бли-иин! — протянул Дубровский и пристально взглянул на меня. — Подожди, так ты не прикалывался, что можешь оказаться в Императорском лицее?

— Еще не факт! — поспешил ответить я. — Говорю же, не от меня все зависит.

— Понял тебя, — Егор протянул мне руку на виду многих гимназистов, которую я без колебания пожал. Послышались шепотки. Уверен, мой рейтинг сейчас пополз вверх, но не слишком ли поздно?

Я распрощался с Дубровским на лестнице, дождался Свету, и прикрыв ее зонтом, пошел вместе с ней к автобусу.

— Ты разругался с Иланой? — стала допытываться Булгакова. — Сидит в классе, надулась как мышь на крупу, разговаривать не хочет. Она же после Зарядья такая веселая была, столько всего рассказала.

— Сам не понимаю, что с ней произошло, — старательно обхожу лужи на асфальте и пожимаю плечами. — Замкнулась, два слова в час процедит и снова молчит.

— Действительно, странно, — хмыкнула «сестра».