Курсант: Назад в СССР 4 (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 34

— Hа гинеколога…

Занавес…

Выпали все так, что чуть стекла от громкого смеха в избушке медпункта не осыпались. Один из мужиков даже с ног свалился, чтобы ржать сподручнее было, и можно было по полу кататься

Только имениннику не до смеха совсем. Мычал и кулаком махал на сотоварищей, что так нещадно обсмеивали ситуацию его горькую.

Но девчушка молодец. Не смутилась, а лишь улыбнулась. Медиков трудно чем-то смутить, их с детского сада учат быть стойкими к боли чужой и своей.

Наконец, злосчастная кость под аплодисменты трактористов была извлечена из горла именинника. И тот, не веря своему счастью, заорал слова слезной благодарности, дескать, спасибо, мужики, что не дали сдохнуть и привели меня к этой распрекрасной кудеснице. Даром что врач она не совсем тот, но глубоко залазить может и жизнь через это человеческую спасти способна.

Настала очередь Алексея. Я подтолкнул его к смотровому стульчику. Он набычился и просопел:

— Вы знаете, я, пожалуй, не буду лечиться. У мне вдруг все прошло чудесным образом. Наверное, обезболивающие ваше подействовало, прямо вода живая.

— Врешь! Не пил ты! — загалдели мужики. — Пригубил только. А ну садись на стул, пусть барышня руку твою посмотрит, а потом вместе с нами будешь полноценно и не ущербно Витькин день рождения отмечать. А с одной рукой пить несподручно. Закусывать неудобно и, опять же таки, если кто на радостях в глаз заехать захочет, сдачи дать не сможешь.

— Позвольте, товарищи! — Алексей пятился к выходу. — Я не собирался пить и уж тем более с кем-нибудь драться. Конфликты нужно решать мирным путем, не зря один китаец в свое время мысль мудрую изрек, что лучшее сражение — то, которое не состоялось.

— Так никто про конфликты и речи не ведет! — голос Витьки Косого звучал на удивление звонко и громко, будто тазик медный по ступенькам скачет. — Оставь, дорогой товарищ, конфликты для начальника на работе, для тещи и прочих надзирающих органов. А в деревне драка — это так, размяться, чтобы члены тела не затекали, и трезветь быстрее помогает, когда не лезет уже ничего внутрь.

— А бывает, — добавил его товарищ, — что добрый мордобой и от скуки спасает на славу. Вон, на той неделе свадьба была у бухгалтера колхозного. Веселья — как на кладбище в полнолуние. Потому как женился он на такой же скучной особе — коллеге своей. У них кроме цифири в голове ничего веселого не бывает. И родня у них такая же пришибленная сидела. Ни в морду плюнуть, ни сплясать. Вот и пришлось мне все в свои руки брать. Вскочил я из-за стола и крикнул, что наших бьют, и сходу соседу в глаз заехал. И тут ключом живым свадьба забила, взбудоражилась. Не беда что треть посуды перебили и отцу невесту зуб высекли, да разве ж цена это за хорошую свадьбу? Такой праздник всю жизнь помнить должно.

— А ты говоришь — конфликты, — вернул себе слово именинник. — Бить и любить — одно и то же у нас. Так что садись, браток, на стул, плечо тебе волшебница лечить будет, чтобы если что, ты в общем веселье мог смело поучаствовать и зубы при этом сохранить.

От таких наставлений Алексей совсем стушевался и поглядывал на меня как затравленный ежик из тумана. Я не стал его “спасать”, а, еле сдерживая смех, кивнул ему на стул. Сам виноват, настоял на медпомощи, вот и пусть терпит теперь.

Катков вздохнул и сел на краешек стула.

— Вы, может, пальто снимете? — проговорила медичка.

Алексей снова встал, медленно снял шарф, шапку из западно-сибирского тушкана (рыжая такая, ну, точно из него сшита), затем расстегнул пальто. Стянул нехотя его с себя и, пугливо озираясь, уселся на стул.

Группа поддержки уже успела хряпнуть за здоровье именинника, за новую медаль Брежнева и чтобы наши всех победили на грядущей Олимпиаде.

Девушка ощупала плечо:

— У вас обычный вывих, нужно вправлять.

— Вправлять я ничего вам не дам, — Алексей бочком отстранился. — Не думаю, что гинекологи такие вещи делать обучены.

— Мы еще и не такое умеем, — улыбнулась девушка и неожиданно коротко дернула Алексея за руку вниз.

Щелк! Сустав встал на место, а Катков забыл даже вскрикнуть. Раскрыл рот, чтобы выдать порцию негодования, но так и застыл с удивлением, ощупывая плечо:

— Надо же… Не болит совсем. Спасибо вам. Чем я могу вас отблагодарить?

— Я буду вам признательна, если ваши друзья в скорейшем времени покинут медпункт и не будут превращать его в рюмочную.

Говорила она спокойно, привычно. Будто всего уже повидала.

— Да конечно, мы сейчас уйдем, только это не мои друзья.

— Э-э-э… Ты что такое говоришь? — именинник, услышав Алексея, хмуро на него вытаращился. — Раз городской, значит, можно не уважать нас? Так?

Хрясь! Кулак Косого заехал Каткову прямиком в глаз. Тот вскрикнул и, прикрыв его рукой, испуганно хлопал вторым, как филин на суку. Группа поддержки именинника мигом скрутила своего дебошира и выволокла его на улицу. Я помог одеться Каткову и потащил его тоже на улицу. Развеселая компашка уже опять лезла к нам обниматься, напрочь забыв про глаз Каткова. У того, буквально через несколько минут, вздулся знатный синяк.

Хорошо в медпункт сходили. С приключениями. А в деревне по-другому не бывает. Это в городе все серо и обыденно. А здесь — душа поет…

***

Ближе к полудню мы выдвинулись со Светой в сторону дома деревенского целителя. Найти его оказалось совсем не трудно. Статное строение с высокой двускатной крышей и коньком, сложенное из довольно свежего бруса. По сравнению с застарелыми соседскими домами пристанище лекаря смотрелось как жемчужинка среди медных побрякушек.

Народ уже туда подтягивался не только босоногий, но и одетый привычно по зимнему. Мороза особого не наблюдалось. Минус десять примерно, но бродить по улице в трусах я бы не смог.

Калитка на подворье “учителя” распахнута. Страждущие потекли внутрь смиренным гуськом. На лицах умиротворенность со снисхождением к бренности и еле уловимые улыбки лишь одним уголком губ в предвкушении предстоящего таинства.

Мы затесались в вереницу страждущих, и людской поток понес нас в дом. Внутри оказалось просторно, но без всяких человеческих удобств и комфорта. Даже стола и кровати нет. Дощатые плахи пола застелены плетеными дорожками. Бревенчатые стены так и не познали, что такое штукатурка. Хорошо хоть печка имелась. Испускала слабое и несмелое тепло.

“Прихожане” расселись прямо на полу, потихоньку переговариваясь и изредка поглядывая на городских пришельцев.

Я насчитал около трех десятков “адептов”. Половина из них была в наряде вчерашних нудистов, а остальные — с виду обычные люди, только лица уж слишком глубокомысленные, аж смотреть противно. Не о тайнах бытия должен печься деревенский житель, а о том чтобы скотина была сытая и дети здоровые. А тут, будто и не сельчане собрались, вовсе. А члены Нобелевского комитета для избрания лучшего из лучших.

А вот и виновник торжества. В просторную и единственную комнату дома вышел откуда-то из закутка Иван. В черных длинных, как панталоны, трусах. В руке что-то вроде четок из зеленых камешков нанизанных на ниточку.

Такая “бижутерия” сейчас совсем не входу. Это раньше их использовали для подсчета прочитанных молитв, да потом в девяностые малиновые пиджаки и дети гор будут использовать как релакс шарики и как неотъемлемый аксессуар крутого пацана. Сейчас же малахитовые четки завораживали прихожан своей таинственностью и скрытым сакральным предназначением.

Целитель сделал знак рукой, и все, кто еще был на ногах, поспешили рассесться на лоскутных подстилках. Уселись кто-как. По мусульмански, по лягушачьи, просто на коленях или на кокурках.

На ногах остались лишь мы со Светланой. Окружающие неодобрительно на нас загудели, будто пчелы лесные, но в лоб никто ничего не высказывал. Света потянула меня за рукав вниз, давая понять, что если хотим получить нужную информацию, то надо постараться не выделяться из толпы, а тоже притвориться ящеркой одураченной.