Курсант: Назад в СССР 4 (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 4

— Эх! — отец снял с головы заляпанную известкой бумажную треуголку. — Надо было все-таки стены газетами вначале обклеить. Ровнее бы смотрелось.

— Я не привередливый, — успокоил я его. — Ровность стен не влияет на мое настроение. Это же общага. Ты лучше скажи, что с окном делать будем?

— Как — что? Красить. В несколько слоев придется.

Я недоуменно смотрел на окно и соображал, как такое вообще можно реанимировать. Оно явно уже лет десять как просилось на свалку.

Но в советское время окна, двери и сопутствующие им проемы и фурнитура были предметами чисто заводскими, никаких частных предприятий по производству этого добра не наблюдалось, и собственно, технологий тоже не было. Такие вещи ставились раз и навсегда. Пока стоит дом — держатся в нем все те же окна. И всю жизнь несчастные рассохшиеся и покосившиеся рамы красили, замазывали, затыкали в них щели, но никогда не меняли. Вставляли лишь стекла при необходимости. Благо, стекло и штапик в продаже всегда были.

Целых три дня наши неумелые руки вершили ремонт в комнатушке. Пришлось на это дело угробить два выходных и еще взять один отгул на работе в счет переработок.

А на следующий день я с гордостью оглядывал всю нехитрую обстановку. Пружинную кровать, матрац и подушку мне выдала комендант общежития. В мебельное оснащение комнаты входил встроенный в стену деревянный шкаф, покрытый десятью слоями краски.

Еще я разжился стареньким столом, списанным с музыкальной фабрики (спасибо Трошкину, помог друг) и тумбочкой, которую забрал из родительской квартиры. Жилище спартанца было готово. Впору праздновать новоселье.

Праздник обязательно устрою, позову Соню, Трошкина, Быкова и Погодина. Получается, что за тот небольшой срок, что я здесь, мы с ними уже прошли и огонь, и воду, и даже немножко медные трубы. Нельзя же делить с друзьями одни невзгоды и погони? Кутнем тоже вместе — по-своему, по-советски.

***

Спустя полгода. Июнь 1979 года. г. Новоульяновск.

Летнее солнышко приветливо улыбалось. Ветерок гонял по улицам клубы тополиного пуха. Сегодня был знаменательный день. Я сдавал свой единственный теоретический экзамен для поступления в Новоульяновскую специальную школу милиции. Экзамен непростой и важный — “История СССР”. От сдачи остальных меня освободили, как образцового работника милиции.

На имя начальника школы пришло ходатайство аж из Москвы (спасибо Горохову, постарался), в котором подробно излагались мои заслуги в деле Новоульяновского душителя и предлагалось рассмотреть вопрос о моем поступлении в школу милиции вне конкурса.

Совсем без экзаменов принять меня не могли, но, как “передовику” или золотому медалисту, сделали поблажку. Предложили сдавать на выбор только один предмет. Мне ближе по духу оказалась история СССР.

Экзамен по физо я сдал на отлично еще раньше. Бег, прыг и другие подтягивания после тренировок Саныча показались обычной разминкой. У большинства поступающих тоже проблем со сдачей физподготовки не возникло.

Это потом поколение захиреет, и нормативы станут серьезной преградой у молодежи для поступления на службу в полицию. И в МВД станет больше женщин, которым требования физподготовки окажутся более по зубам.

Помню, как в мою бытность в батальон ППС стали набирать девушек. Потому что парни банально не могли сдать нормативы и пройти медкомиссию. А те, кто смог, то заваливался при трудоустройстве на полиграфе. Потому что скрытых травокуров, тихих бухариков и прочий сомнительный элемент тоже не брали.

Несмотря на то, что институтское образование у меня историческое, и в свое время учил я историю страны той же самой, про которую и сейчас рассказывать надо было, но разница в подаче материала огромная. Ошибиться было нельзя. Я, конечно, готовился. Просиживал в библиотеке часами, пытаясь вытеснить прошлые знания новым-старым видением. Со скрипом, но это все-таки получалось. Вдалбливал в себя советские догмы. Не дай бог на экзамене ляпнуть что-нибудь из прошлых знаний.

Экзамен проходил в лекционной аудитории школы милиции. Свежие, еще не исцарапанные столы длиной во весь ряд ступеньками уходили вглубь-вверх. Чуть волнистые стены выкрашены в бюджетно-казенный синий цвет. Эхо, как в храме. Только вместо икон над ученической доской портреты Дзержинского, Брежнева, Ленина и Щелокова.

Через трехметровые окна, пока без всяких намеков на шторы, припекало летнее солнце. Я сел на дальнюю “ступень”. Рядом никого. Основная масса абитуры сгрудилась внизу. Экзаменатор их сгонял к себе поближе, чтобы шпоры проще было изымать. Меня почему-то не тронули и не попросили пересесть.

Списывание каралось нещадно. Первое предупреждение — оценка на балл ниже. Второе — сразу неуд, и до свидания.

Я вытянул одну из разложенных на столе прямоугольных бумажек. Первый вопрос в билете звучал обнадеживающе: “Всемирно-историческое значение победы Советского Союза во второй мировой войне”. А вот со вторым не повезло. Заковыристый попался: “XV съезд ВКП(б) — съезд социалистической коллективизации сельского хозяйства. Разгром антипартийного троцкистско-зиновьевского блока”. Оно, конечно, и не зная ответ, можно наговорить что-нибудь. Уже сам вопрос дает посыл — кого в рассказе хвалить, а кого винить, но, чувствую, поплыву я на нем, как мамонтенок на льдине. В Африку.

Комиссия состояла из трех человек. Один — интеллигентного вида гражданский дядька возраста Кисы Воробьянинова в нелепой красной бабочке (даже его круглые очки напоминали пенсне “друга” Бендера). Сразу видно — настоящий профессор (скорее всего, приглашенный из местного ВУЗа). Движения неторопливы, а в глазах одухотворенность от осознания философии Гегеля.

Двое других экзаменаторов были полной его противоположностью. В форме капитана и майора милиции они мало походили на знатоков сей науки. Их хмурые, словно вырубленные из пня морды выражали полнейший диалектический материализм. В их задачу, очевидно, входило зыркать по сторонам и вычислять нарушителей, что пытались списать.

А таких оказалась добрая половина. Историю выучить можно. Историю СССР уже сложно. А историю СССР с вплетениями истории КПСС — почти невозможно. Вот и приходилось хитрить. Я шпаргалки давно разучился мастрячить и бесстрашно надеялся на свою смекалку.

Абитура вокруг меня собралась разношерстная. Тут была парочка городских щеголей. Скорее всего, обеспеченные балбесы, которых родители заставили поступать в такое заведение, считая, что они наберутся уму-разуму. Несколько простовато-крестьянского вида рослых парней — это была основная масса. В бесформенных штанах, явно доставшихся им еще от пращуров, и простеньких ситцевых рубахах. Несколько достаточно уже взрослых поступающих с въевшимися следами мазута на мозолистых пальцах. Явно работяги с завода, пришедшие по рекомендации горкома как передовики труда. И была даже одна девушка.

Официально девушек в средку не принимали, но для этой сделали исключение. Ее отец-гаишник погиб при исполнении, и дочь изъявила вдруг желание пойти по его стопам. История эта приобрела масштаб, далеко выходящий за пределы области, и несла патриотический посыл. Ее раструбили по радио, и даже в какой-то центральной газете статью выпустили. В аудитории она старалась держаться уверенно, хотя по напряженным рукам и подчеркнуто выпрямленной спине лично мне было видно, каких трудов и нервов ей это стоило.

Сорок минут на подготовку, и пошли первые отвечающие. Несмелое блеяние, завалы на дополнительных вопросах и прочие незнания истории СССР профессора в бабочке очень расстраивали. Он морщился и постоянно теребил “пенсне”, даже иногда подсказывал, стараясь хоть как-то вытянуть сдающих. Если абитуриент твердо знал, кто такой Маркс, то шансы получить трояк у него были железные. Хотя тройки для проходного балла могло и не хватить.

Я не стал тянуть кота за причинное место и тоже пошел отвечать. Вопрос про войну ответил, как фильм показал. В красках и образах. Даже жестами помогал. Профессор заслушался. С лиц служивых, что сидели в комиссии, на время исчез скучающий вид. На несколько минут они превратились в примерных слушателей “радиоспектакля”.