Атропос (СИ) - "Skybreaker" - Страница 21

На одном из трупов цепочка прервалась. Закрытые глаза внезапно открылись и уставились прямо на лидера туземцев. Тело резко согнулось пополам и с хрипом всосало себя влажный морской воздух. Аборигены в мгновение ока подскочили к телу и начали лупить его палками. Они били и били несчастного по голове и корпусу, пока тот не потерял сознание. В свете далеких звезд 12 тел остались лежать на пляже. И только одно туземцы утащили с собой.

Он плохо помнил, как оказался там. В памяти всплывали разрозненные воспоминания. Он помнил чудовищной силы удар, скрежет металла, помнил, как на него навалились тела его товарищей, не позволяя ему вздохнуть. Его легкие сжались, и он перешел в режим замедленного метаболизма. Сейчас он свободно дышал, но тело его болело при каждом вздохе. Ребра были сломаны и, судя по боли во всем теле, не только они. Сломанные кости ныли от боли. Вдобавок он ощущал перебои в работе внутренних органов. Печень, селезенка, верхний отдел кишечника, сердце были повреждены. Клетки пытались регенерировать, но у них попросту не хватало для этого энергии. Ему нужно было поесть и попить, чтобы запустить процесс самовосстановления. Но было не похоже, что бы его собирались кормить в ближайшее время.

Он огляделся по сторонам и обнаружил себе на залитом солнечном светом островке посреди огромной пещеры. Он был связан по рукам и ногам и привязан к огромному валуну у него за спиной. От веревки исходил тошнотворный запах рыбы.

Медленно сознание возвращалась к нему. Он видел перед собой лица погибших товарищей и думал, что тоже должен был быть среди них. Но они спасли его, закрыли его своими телами, сформировали вокруг него своеобразную подушку безопасности, которая спасла его от смертельных повреждений. С благодарностью он вспоминал каждого из них и знал, что их подвиг не будет забыт.

Миша сидел на холодной земле, прижавшись спиной к камню. Он попробовал подняться, но у него ничего не вышло. Он не мог встать, не используя руки. Руки же были связаны веревкой. Кроме того, все его тело сильно болело и отказывалось выполнять указания мозга. От досады и чувства собственной беспомощности он сильно выругался. Пещерное эхо ответило ему тем же.

Через мгновение он заметил шевеление в глубине пещеры. Приглядевшись, он различил несколько силуэтов. Они наблюдали за ним и, наверное, уже довольно давно. Один из пещерных людей вышел к нему и остановился в нескольких метрах от Миши, давая возможность себя разглядеть. У него были длинные до плеч темные волосы, узкие по Мишиным меркам карие глаза и темная черно-коричневая кожа. Миша присмотрелся получше. Кожа была светлой. В области сгибов виднелись белые участки кожи. Очевидно, что он был покрыт чем-то темным. Скорее всего, грязью или дегтем. Словно живое ископаемое перед Мишей стоял первобытный человек. Таких людей уже никто давно не видел. Волосатых, грязных, узкоглазых, белокожих. Так выглядели Homo Sapiens на картинках из старых книг. Прямо как неандерталец он был одет в набедренную повязку, сделанную из рыбьих шкур.

Пещерный человек подошел к Мише и сел на корточки напротив него. Он оказывал пальцем на себя, свою руку, потом на Мишину руку, потом на солнце. Он что-то пытался сказать, но Миша не понимал что именно. Его тело израсходовало большую часть свободных ресурсов, чтобы не дать ему умереть и остатки энергии расходовало, чтобы оставаться в сознании. Мыслительные процессы протекали крайне медленно.

Абориген не сдавался. Он все что-то показывал, показывал, потом говорил на неизвестном Мише языке. Слова вылетали из его рта, словно крики диких зверей — ничего было не понятно. После он выпрямил руку и в открытой ладони показал питательную таблетку из запасов астронавтов. Он громко обнюхал ее, облизнул и помахал ей у Миши перед глазами. Он показал на нее пальцем, а потом на Мишин рот. Миша быстро-быстро закивал, показывая, что ее можно есть и что он, Миша, хотел бы ее съесть. Абориген покрутил таблетку в руках и засунул себе в рот. Миша с тоской наблюдал, как первобытный человек рассасывает таблетку, получая весь запас питательных веществ, которые могли бы пойти на восстановление его настрадавшегося организма. Вкусивший таблетку человек казался очень довольным. Он с упоением перегонял ее по рту языком и довольно причмокивал. Видимо, ему пришелся по вкусу концентрированный паек астронавтов. Он еще что-то попытался сказать Мише, но не получив никакого ответа, ушел. Через полчаса он вернулся, в руках он держал дохлую слизкую рыбу. Он подошел к Мише поближе, помог ему согнуть ноги в коленях и закрепил рыбу меж коленных чашечек. На Мишу уставились два мертвых селедочных глаза. От этого вида желудок его готов был вывернуться на изнанку. К счастью, он был пустым. Абориген ушел, оставив их с рыбой один на один.

Первым делом Миша хотел было избавиться от рыбы, разжать колени и позволить ей упасть, а после оттолкнуть ее подальше ногой. Но что-то остановило его. В его библиографической памяти всплыли факты о том, как древние люди ловили рыбу и употребляли ее в пищу. Его желудок протяжно заурчал и Миша понял, что другого выхода у него не оставалось. Зажмурив покрепче свои большие желтые глаза, он откусил рыбе голову, после чего принялся отгрызать от нее куски и быстро проглатывал их, чтобы не ощущать вкус на языке. Пищеварение заработало. Пещерные люди тем временем наблюдавшие за ним из пещеры сделали для себя какие-то выводы. Согласившись съесть рыбу, Миша сам того не подозревая спас себе жизнь. Отказ от рыбы у туземцев считался проделками злых сил и карался смертью.

Миша уснул и проснулся уже ночью. В лицо ярко светила Луна, в пещере кроме него не было никого видно. И только откуда-то из недр доносился размеренный храп. Пещерные люди мирно спали. Миша попробовал освободить руки, но безуспешно. Сил все еще было мало. Ему требовалось съесть, по меньшей мере, 100 рыбешек, чтобы полностью восстановить силы на клеточном уровне. Он замедлил метаболизм, чтобы не расходовать силы понапрасну и погрузился в дрему.

С первыми лучами солнца его разбудили грубым тычком палки под ребро. Открыв глаза, он увидел кодлу туземцев. Большинство из них выглядело, как и прежде, они были размалеваны грязью и одеты в набедренные поездки. И лишь небольшая группа выделилась своим видом. Тринадцать взрослых мужчин были одеты в космические костюмы. Миша быстро догадался, что они занимали высшее положение в этом первобытном строе. Один из них вышел вперед и принялся что-то громко выкрикивать. Он вздымал руки к солнцу и опускал их, указывая на Мишу, показывал на свой костюм, потом на небо и снова на костюм. Миша не понимал, что происходит. В толпе он разглядел несколько десятков женщин и маленьких детей, которые прятались за спинами у взрослых. Все, как один, они были покрыты тонким слоем коричневой грязи. Их косматые нечесаные волосы сбивались в толстые слипшиеся пряди. Для Миши, который растительности на теле отродясь не видывал, это было отвратительным зрелищем.

Предводитель пещерных людей недобро поглядывал в Мишину сторону. В голосе его дребезжала неприкрытая агрессия с разбавленной в ней каплей страха. Миша тонко улавливал перемены в его интонации. Пещерные люди внимательно слушали своего лидера и во всем с ним соглашались. Стоило ему прокричать что-то броское, как они поддерживали его шквалом одобрительных криков. Они явно задумывали что-то скверное. У Миши было дурное предчувствие.

Шэнли быстро сообразил, куда он попал. Потребовалось несколько дней, чтобы он ясно оценил обстановку и сделал соответствующие выходы. Он, Саша, Женя и его жена Регина, и еще 14 человек оказались в заложниках у шейха. А, если еще точнее, в рабстве.

18 человек, 17 мужчин и одна женщина, все они стали подневольными слугами одного человека. Он познакомился и успел пообщаться с каждым из них лишь поверхностно. Наверняка у каждого из них были свои скелеты в шкафу, ведь просто так никто не смог бы попасть в бункер, место в котором стоило триллион американский долларов. Каждый из них заплатил свою цену, и Шэнли не был уверен в том, что хотел эту цену узнать. Так или иначе, у них всех то было то, что их объединяло. Они все оказались заложниками своего положения, братьями по несчастью. Эти братские лишения сплотили их сильнее, чем на то были способны пережитые совместно радости.