Останься со мной - Дюжева Маргарита - Страница 6

Зачем он смотрит?! Какой смысл смотреть сейчас, когда столько времени прошло? И ничего не изменить?

Ухожу. Не оборачиваясь. Как когда-то ушел он.

– Лерка, что опять натворила? – спрашивает мама, когда я возвращаюсь домой, – на тебе лица нет.

Мне не очень хочется говорит про Демида, но помню, чем мое молчание обернулось в прошлый раз, поэтому признаюсь:

– Я видела отца Макса.

Мама аж кружку роняет.

– Лера!

– Что? Его Вобла пришла к нам в агентство, а следом и он сам заявился!

Она смотрит на меня, подозрительно прищурившись:

– То есть он сам нарисовался, а не ты на его поиски отправилась?

– Я, по-твоему, совсем с головой не дружу?

– Ох, Лерочка, – мама собирает осколки разбитой кружки, – можно я не буду комментировать этот момент?

– То есть, по-твоему, я тупая? – опускаюсь рядом с ней на колени и начинаю помогать.

– Нет, солнце. Ты шальная. И сама это знаешь.

Знаю. Отрицать глупо. Если есть что-то, что можно сделать наперекосяк, я непременно это сделаю.

– Он тебя узнал?

– Узнал.

Я рассказываю ей о том, как Барханов два дня сталкерил возле моей работы, и о том, как сегодня не выдержала и сама к нему подошла.

Мама хмурится и тяжело качает головой.

– Не нравится мне все это. Как бы не начал твой благоверный обратно клинья подбивать.

– Пусть чего хочет подбивает, – сердито соплю себе под нос, – мне все равно.

– Да, милая, – мама покладисто кивает, – а щеки у тебя просто так горят. От злости, наверное.

– От нее самой!

Конечно, злость есть. Но и всего остального хоть отбавляй.

Боже, меня будто отшвырнуло на три года назад, когда от одной встречи с Бархановым трясло и ломало. Я думала, что уже пережила это, переболела. Что я уже большая и сильная.

Ни черта подобного. Девочка внутри меня рыдает. Не от желания быть с ним – с этим давно покончено. Я скорее в тайгу уеду, чем позволю ему приблизиться и снова сделать больно. Просто ей очень грустно и обидно, а еще она не может справиться с беспокойным сердцем.

– Что будешь делать?

– Не знаю, мам. Я просто надеюсь, что после сегодняшнего разговора он больше не придет.

Она неопределенно ведет плечами:

– Кто его знает, Лер. Не хотел бы придти – не стал бы тебя караулить. А так…Всякое может случиться.

Я не хочу об этом думать. Мне страшно, что он решит покопаться в моем прошлом и узнает про ребенка.

– Может, мне замуж выйти? За Леху, или Игната, или еще кого-нибудь? – спрашиваю, садясь за стол и, уныло подпирая щеку рукой, – что скажешь?

– Возвращаемся к тому этапу, на котором выяснили, что ты шальная, – усмехается мама, – ты мне скажи, зачем тебе муж? Только чтобы Барханова твоего отпугнуть? Так он вряд ли испугается. Матерый.

– Я устала, – складываю руки на столе и утыкаюсь в них лицом.

– Может еще обойдется, – мама пытается меня взбодрить, но выходит как-то неуверенно, – в любом случае, бежать и прятаться нет смысла. Захочет узнать – узнает.

– И что тогда?

– Вот там и будем разбираться. Не переживай.

Вообще не утешила. Как тут не переживать, когда прошлое снова ворвалось в твою жизнь и грозит ее разрушить? Я радуюсь только тому, что Максим пока в деревне и вероятность того, что Демид увидит меня с сыном – нулевая.

– И потом, – родительница усаживается напротив меня, – даже если он узнает про ребенка, вряд ли подумает, что от него. Барханов у тебя какой?

– Не у меня…

– Не важно. Он брюнет. А Максеныш у нас блондинчик голубоглазый. Так что, не все так страшно.

Может быть. Но я уже ни в чем не уверена.

Мы ужинаем. Мама что-то лопочет, а я отвечаю невпопад и торможу. Стыдно признаваться, но я до сих пор там, в машине. Сижу напротив Барханова и не могу насмотреться.

***

На следующий день в нашем офисе аврал. Можно подумать, полгорода внезапно собралось куда-то ехать и именно от нас. Я не против. Наоборот, очень даже за, потому что в голове щелкает калькулятор, подсчитывая зарплату, которая поджидает меня в конце месяца. Это вдохновляет и, несмотря на усталость и осипшее горло, в сотый раз повторяю клиентам отличие пляжей одного побережья от другого. Мониторю, рассылаю предложения, бронирую. В редкие моменты перерыва смотрю в окно, чтобы отдохнуть от монитора, а потом все заново.

Такая загруженность спасает от дурацких мыслей, которые преследовали меня со прошлого вечера. И все они про Барханова. Тяжелые мысли, иногда обидные, иногда тягуче-острые, иногда настолько яркие, что причиняли боль.

Я очень надеялась, что после вчерашнего разговора Демид оставит меня в покое. Пусть рассердится. Как всегда, обдаст холодом и уйдет, выкинув на обочину, как это сделал в прошлый раз. Я сильная. По крайней мере надеюсь, что стала сильной за эти годы. Если не ради себя, то ради Макса. Так что переживу, тем более сейчас, когда ничего кроме мимолётной встречи и флешбеков между нами нет.

Пусть уходит. Пусть оставит меня в покое. Я очень на это надеюсь. Очень-очень.

Но увы…

Ближе к вечеру, когда до конца рабочей смены остается всего пару часов, к нам в офис постучались. Мы с девочками как по команде повернулись к дверям, ожидая, увидеть очередного клиента, но это курьер. С большим букетом.

– Это к ней, – Светлана даже не интересуется, кому по документам предназначен веник, и сразу направляет к моему столу.

– Валерия Вознесенская?

– Она самая, – отвечаю, а сама не могу отвести взгляд от цветов.

Потому что с ним что-то не так. Это не милые ромашки от Лешки, и не крафтовые букеты от Игната, в которых каждая веточка и цветочек несут сакральный смысл. Нет. Это розы. Темно-бордовые. Идеальные. Бутон к бутону в строгом порядке. Роскошные. У них даже упаковка выглядит так, будто ее делали в дизайн-студии «Дорого-богато».

Поперек горла встает ком. Горький и ледяной. Он на мгновение душит меня, потом проваливается в желудок, вымораживая изнутри.

– Распишитесь, – курьер вручает мне цветы и подсовывает планшет с фирменным бланком. На нем тисненым золотом выделяется логотип в виде лисы.

Непослушными пальцами я цепляю ручку, которую он мне протягивает, и ставлю неуклюжую, корявую подпись.

– Хорошего вам дня, – он улыбается, забирает у меня документы и, распрощавшись со всем коллективом, уходит.

– Ох, Лерка, вот это я понимаю, шик, – тянет начальница, рассматривая цветы, – на него даже смотреть трепетно. Это как произведение искусства. Классика. Моя внутренняя богиня за такой букет простила бы любые прегрешения.

Я никогда не прощу Демида. Ни за что!

Смотрю на крупные тугие бутоны и чувствую, как в животе все покрывается коркой льда. Знаю, что это просто цветы, но они выглядят…хищными. Будто сами по себе заявляют на меня права. Я их боюсь. Вернее, не их, а того, что может за ними последовать.

– Не томи же! – влезает Юлька, – от кого на этот раз?

Я знаю, что карточки внутри не обнаружу, но все равно заглядываю глубже и тут же ойкаю, потому что палец напарывается на острый шип.

Проклятье.

– Нет тут ничего! – ворчу и как маленькая тяну палец в рот, чтобы слизать крохотную каплю крови.

– Как думаешь, кто это? Лешик или Игнат? – у девочек снова начинается тотализатор. Им нравится гадать, кто на этот раз прислал мне цветы.

– Э, не-е-ет, – усмехается Светлана, – это кто-то другой. Серьезный. Кто-то кто знает, чего хочет.

От ее слов у меня немеют колени.

– Глупости…

– Не-не, Лер. Можешь не отрицать. Леха твой – как хомячок, всякие лютики-ромашки таскает. Игнат, как павлин, выпендривается много, поэтому от него можно ждать синих гладиолусов. А это… Это букет от большого зубастого волка.

Настолько зубастого, что может одним щелчком перекусить пополам и бросить подыхать в луже собственной крови. Уж я-то знаю.

Пока все восхищаются изысканной красотой и лаконичностью букета, я наливаю ведро воды и несу туда цветы, держа их на вытянутых руках. Боюсь, что укусят.