Случайная свадьба (+ Бонус) (СИ) - Тоцка Тала - Страница 52

— Я не знала, честно, — глотаю слезы и моргаю, чтобы их прогнать, — и я не обманывала тебя, Давид. У меня должны были быть месячные сразу после нашей свадьбы. Но когда я тебя увидела, я... я...

— Что «ты»? — очень тихо спрашивает Давид, закрыв глаза.

А у меня заканчивается воздух. И смелость. Я не могу сказать ему, что влюбилась, не получается. Потому что больше его не чувствую.

— Я забыла обо всем на свете, — это самое большее, на что меня хватает. — И вспомнила только сегодня, когда ты сказал, что нам надо предохраняться.

Давид сдавливает виски и молчит. Его молчание действует угнетающе. Хочется то рыдать, то истерично хохотать, глядя как умирают одна за другой мои и без того слабые и нежизнеспособные мечты и ожидания.

— Тебе лучше развестись со мной, — говорю, потому что больше нет сил выносить это молчание, — а мне, наверное, лучше уехать...

Затаиваю дыхание и из-под опущенных ресниц слежу за Давидом. Вот сейчас он опустит руки, поднимет голову и посмотрит на меня удивленным взглядом: «Куда это ты собралась? Никуда ты не поедешь, я тебя не отпущу, даже не надейся...»

Давид опускает руки и поднимает голову. Его взгляд натыкается на меня, и я вздрагиваю.

Резкий, колючий взгляд. Чужой...

— Да, ты права, Марта. Тебе надо уехать. Срочно. Прямо сейчас. После того, как оформим развод.

Для начала мне не мешало бы снова научиться дышать. А Давид безжалостно добавляет:

— Иди собирай вещи. Тебя отвезет Антон.

Лучше бы он меня ударил. Неверяще смотрю на мужчину, который не сводит с меня холодного взгляда. Внезапно Давид направляет кресло в мою сторону, и как только оказывается в шаговой близости, прикладывает ладони к моему животу.

— Поразительно, — шепчет он, снова зачем-то закрывая глаза.

Это оказывается последней каплей. Хватаю его руки и отрываю от себя.

— И правильно, — говорю, задыхаясь, — давай разводиться. Зачем мне такой муж? Если бы ты был беременный, я бы ни за что от тебя не отказалась.

Отбрасываю руки с такой силой, на которую только способна, срываюсь с места и бегу. И если у меня оставалась хоть какая-то надежда, она растаяла без следа сразу за пределами кабинета.

Константин Маркович с каменным выражением лица дал мне подписать какую-то бумагу. В ее содержание я даже не пыталась вникать — мешала застилающая глаза пелена. Росомаха выступил в роли свидетеля, но я по-прежнему избегала встречаться с ним взглядом.

Чемодан я собрала за несколько минут — просто сгребла туда из гардеробной все вещи, с которыми совсем недавно переступила порог этой комнаты. Все, что покупал мне Давид, я оставила ему.

И теперь стою с чемоданом возле серебристого внедорожника, запахнув полы кардигана, потому что порывистый ветер пронизывает до косточек. И когда так успела испортиться погода? Прямо в одночасье, точно, как моя жизнь...

Высматриваю, не появится ли на балконе привычная фигура в кресле. Он всегда отсюда на меня смотрел. И когда вижу знакомый силуэт, сердце отзывается нестерпимой болью.

Это он, мой муж. Все-таки, выехал на меня посмотреть.

— Садись, Марта, — словно сквозь вату слышу голос Антона Росомахи-Голубых.

Распахнутая дверца машины выглядит как двери в ад. Делаю шаг к автомобилю, не выдерживаю и оборачиваюсь.

Он все так же сидит и смотрит на меня. Даже на расстоянии вижу его безупречные черты лица, чувствую на себе буравящий взгляд. А еще вижу пальцы, впившиеся в подлокотники кресла.

Кого мы обманываем?

Теперь моя очередь его гипнотизировать. Мысленно прошу. Не прошу, кричу:

«Позови меня. Скажи, что ты ошибся, что ты неправ. Что ты идиот, скажи. Только не отпускай...»

— Марта, — настойчиво зовет Антон, и в его голосе слышится неприкрытое сочувствие, — поехали, а то твой муж даст люлей нам обоим.

Ставшее привычным «мой муж» больно полоснуло по сердцу.

Не мой. Он больше не мой. И больше не муж.

Не могу заставить себя сесть в машину, но других вариантов нет. Главное добраться до вокзала, дальше я сама.

Антон заводит двигатель, и спустя несколько минут мы уже мчимся по дороге, ведущей от замка к трассе. Пока видно замок, я изо всех сил выкручиваю шею, чтобы не выпускать из поля зрения Давида.

Мы с Антоном молчим всю дорогу до трассы, и когда на нее выезжаем, тоже молчим. Видимо, Антон чувствует себя не в своей тарелке, как и я. Наконец, он не выдерживает первым.

— Марта, я понимаю, что это не мое дело, но я могу чем-то помочь? Не могу видеть тебя такой.

Я чуть не давлюсь воздухом.

— Спасибо, — шиплю, прокашлявшись, — но вы уже помогли.

— Я? Помог? — мужчина выглядит озадаченным. Не от слов, а скорее от тона, которым они сказаны. — Ты про свою ногу? Прости, я хотел как лучше.

— Лучшее, что вы могли для меня сделать, это бросить меня тогда на дороге, — обрываю его, — а теперь ничего не исправить.

— Все так плохо? — негромко спрашивает он, и вся моя злость куда-то улетучивается. Он не виноват, что любовь Давида оказалась нелюбовью.

— Хуже не бывает, — встряхиваю головой и шумно дышу, чтобы не разреветься. Собираюсь с духом и выпаливаю: — Послушайте, Антон. Я не собираюсь делать вас виноватым. Мне не стоило лгать и вводить вас в заблуждение. Но я боялась, что вы вернете меня моему сводному брату, который меня украл. И еще, я решила, что вы в самом деле ждали массажистку. Я привыкла в Европе, что там все называют своими именами. И бордель — это бордель, а не массажный салон. Так что я сама виновата. Если вы захотите принимать участие в жизни вашего ребенка, я не буду против. Конечно, никаких отношений между нами быть не может, думаю, вы это понимаете...

Визг тормозов перебивает мою сбивчивую речь. Машина виляет в сторону, резко тормозит, что я чуть не вылетаю в лобовое стекло. Хорошо, что я всегда пристегиваюсь.

— Моего кого? — разворачивается ко мне Антон, и я недоверчиво разглядываю его круглые как фары глаза.

— Вашего ребенка, — повторяю уже не так уверенно. — Я же беременная. От вас.

Теперь Антон закашливается и кашляет так долго, что мне приходится стучать его по спине. Он перестает кашлять и выдает короткое ругательство. Потом откидывается на спинку сиденья и взъерошивает короткие волосы. А тогда они у него были длинные, как у Давида.

— Марта, ты никак не можешь быть от меня беременная, — говорит он убежденно. — Я всю ночь проспал как убитый. И вообще, я не пользуюсь услугами массажисток, у меня есть женщина. Огонь, а не женщина. Господи, Мартуся, да у меня дочь ненамного младше тебя!

— Почему вы так меня называете? — кошусь подозрительно.

— Потому что мою дочку зовут Мартина. Мартинка. И я тоже называю ее Мартуся. Как ты могла на меня такое подумать? — кажется, он сейчас лопнет от возмущения. А у меня мурашки идут по коже.

— Так, а кто же... — шепчу беспомощно, — с кем тогда...

Антон виновато вздыхает.

— Прости, я должен был тебе сразу сказать. В ту ночь я был в доме не один.

Если бы Росомаха сейчас бросился на меня и начал душить, это было бы далеко не таким шоком.

— Как это, — шепчу замогильным голосом, — как это не один? А кто же там еще мог быть?

Если он сейчас скажет, что это был Сосланбек, клянусь, я этого не переживу.

— Там был еще один человек, мой пациент, — отвечает Антон, продолжая смотреть взглядом, полным сочувствия, — приехал на реабилитацию. Я его оперировал, операция была сложная, плюс требовалось длительное восстановление. Специально для этого пришлось снять дом. Я же врач, — повторяет он, будто я слабоумная и не могу запомнить с одного раза. — Я думал, что он спит, вот и не стал тебе ничего говорить.

— Значит, — сиплю, — вы меня не специально опоили?

— Что ты, Марта! — Антон даже захлебывается от возмущения. — Он случайно перепутал лекарство, выпил то, что я оставил для тебя, а сам вышел прогуляться. Потому вы и разминулись.