Не смей меня... хотеть (СИ) - Зайцева Мария - Страница 31

— Нет.

Я и в самом деле не жалела о произошедшем. Я же не дура, чтоб жалеть о таком?

Но стыдилась, да.

В первую очередь, себя.

Повела себя, как шлюшка, как давалка, к которым и сам Немой, и другие опричники Олега привыкли за годы учебы.

А я ведь всегда думала, что не такая!

Конечно, не такая ты, Алька!

До первого свидания с Немым!

— Тогда почему? — спросил Немой, возвращаясь к своей лаконичной манере разговора.

И не подумаешь, что в сексе такой болтун.

В голове тут же зазвучали все те слова, что он “болтал”, пока трахал меня, и стало еще жарче.

Да  и  его грудь, голая и мускулистая, прижималась слишком сильно.

И дыхание кожу палило.

И вообще…

— Я… — я попыталась объяснить свою позицию, в голове роились невероятно нелепые  и банальные слова про случайность, глупость и никогда не… — Я… Понимаешь, я…

В горле пересохло, я сглотнула мучительно тяжко, и после этого Немой меня поцеловал.

Просто жестко обхватил пальцами подбородок, заставляя раскрыть рот, и вжался в губы жадно и грубо.

Я задохнулась от его напора и так откровенно транслируемого желания подчинить, слабо уцепилась за голые плечи, и… И опять потерялась.

Точно так же, как и в первый раз, так что зря размышляла про эффект новизны, из-за которого и могла бы быть такая яркая реакция. Типа, другой парень, незнакомый,  вот и торкает…

Нет, вообще нет!

В этот раз реакция была еще ярче, потому что я уже знала, что может быть дальше, что будет. И как это будет.

И тело послушно порадовалось грядущему кайфу.

Немой целовал меня, сжимал так крепко, что дышать не могла, а затем, оторвавшись от губ и помедлив одно мгновение, оглядывая меня безумными жадными глазами, резко развернул лицом к сцене, заставив облокотиться на бортик.

Еще пара небрежных, быстрых действий, чтоб установить мое несопротивляющееся тело в нужную ему позицию, и уже через мгновение я резко вскрикнула от вторжения.

Крик мой удачно совпал с взятой высокой нотой актрисы, и никто его, к счастью, не услышал.

А больше я кричать не могла, потому что жесткая лапа уже привычно закрыла рот, Немой навалился , заставил практически лечь грудью на бортик, бросив туда перед этим свою куртку, чтоб не холодно было, и начал вбиваться в меня в таком диком, бешеном просто темпе, что я сразу же в астрал вылетела и ничего вокруг не воспринимала.

Передо мной была освещенная прожекторами сцена, на ней люди прощались навсегда, горевали об утрате, им сопереживали зрители…

А я умирала от кайфа, от того, как сильно и мощно Захар двигается во мне, как прижимается, как шлепают друг о друга наши тела, как правильно его ладонь лежит на моих губах, как горячо и бессовестно он рассказывает хриплым сексуальным шепотом, что конкретно со мной сейчас делает и что еще намерен сделать.

От его слов, да и вообще от совокупности всех этих факторов, меня крыло гораздо сильнее, чем в первый раз.

И от наслаждения стало трясти быстрее, чем в первый раз.

Я ощущала, как все внутри сокращается, позади матерился, увеличивая темп, Захар, внутри бурлил бешеный сладкий водоворот, от которого хотелось одновременно кричать и растечься прямо тут лужей, на атомы разлететься, а перед нами завершала свое выступление местная молодежная труппа.

И это было божественно.

Неправильно, грязно, дико… Но невероятно.

Потом Захар вытер меня своей футболкой, молча поднял на руки и так же молча принес по широкой лестнице, которую я не видела, потому что заходили мы на крышу из подъезда, прямо в эту квартиру.

Сразу в душ, где взял еще раз, очень быстро, стоя.

Потом мы, молча глядя друг на друга,  перекусывали сэндвичами из монструозного черного холодильника, идеально вписывающегося в брутальную обстановку кухни, потом Захар трахнул меня на этой кухне, прямо на деревянном теплом столе.

Затем был диван, широченный, серый, перед камином, свисающим с потолка.

И, наконец, эта кровать.

Огромная, тяжелая, твердая, похоже, прибитая или к стене, или к полу, потому что не сдвинулась с места, когда Захар изо всей своей бешеной силы вколачивал меня в нее.

Думаю, тут даже очень качественная передвижная мебель бы заскрипела, а уж что-то вроде икеи уже скончалось бы с страшных судорогах.

И вот за окном утро, я, на удивление неплохо себя ощущаю после продолжительного секс-забега, равного которому никогда в жизни не было, и впервые более-менее ясно могу рассмотреть обстановку.

Потому вопрос о принадлежности квартиры вполне логичен. Захар сказал, что живет тут один… Не жирно ли для студента? Кто его отец?

Приходит в голову, что я вообще ничего про него не знаю. Другие парни периодически нет-нет, да и хвалились своими предками.

Олег так вовсе выпячивал всячески.

А Немой… Немой молчал.

И сейчас информация про то, что квартира его отца… По крайней мере, интересна.

Я жду продолжения, но Немой , естественно, ничего больше не говорит.

Жамканье моей задницы становится интенсивней, я с тревогой понимаю, что , похоже, меня вообще из постели выпускать не намерены, а я как-то не привыкла к такому изматывающему использованию своего организма.

Я и поспать бы не против… И поесть еще.

И вообще… Прийти в себя, выдохнуть, осознать степень своего падения…

— А кто у тебя отец? — торопливо спрашиваю я, пытаясь отодвинуться и чуть переключить Захара с секса на что-то другое.

— А ты не знаешь? — он не отпускает меня, наоборот, тянет на себя, сажает сверху.

С легким ужасом ощущаю, что он опять готов к труду и нападению, сижу тихонько на его животе, стараясь лишний раз не ерзать, не провоцировать, упираюсь ладонями в крепкую волосатую грудь:

— Нет…

— Дочка прокурора не знает Горелого?

— Не-е-ет…

Захар смотрит на меня, неожиданно тяжело и серьезно. Словно что-то решает прямо сейчас. Словно для него мое незнание — открытие.

Я неуверенно пытаюсь сползти с твердого, каменного живота, но тут Захар плавно переворачивается вместе со мной, распластывая под собой и перехватывая обе ладони.

Он впечатывает мои запястья в кровать, наваливается…

Смотрит внимательно. А затем говорит:

— Ну и хорошо.

Я хочу сказать, что в этом нет ничего хорошего, но не успеваю.

Захар целует меня, с рычанием и таким энтузиазмом, словно не трахал всю ночь напролет, а только-только с армии вернулся.

Я протестующе стону, но губы сами собой отвечают на порабощающий поцелуй…

Это моя карма, наверно, за то, что думала, что могу быть независимой от секса и смеялась над девчонками, рассказывающими, как их кроет от парней…

Теперь я одна из них.

Закидывая ноги на плечи Захара, я мимолетно думаю, что, скорее всего, нет женщин, не умеющих получать удовольствие от секса.

Просто они еще не встретили того, кто заставит их поменять свое мнение.

— Милая, я, конечно, не делаю замечание… Ты уже взрослая у меня. Самостоятельная… Но все же в следующий раз постарайся предупреждать нас с папой о том, что не ночуешь дома, не в двенадцать ночи…

Мама смотрит на меня спокойно, с легким укором.

И мне реально стыдно и неловко от того, что заставила волноваться. Это в первый раз случилось, и ощущения поражают своей новизной.

Мама с папой мне доверяли всегда, и я их доверие оправдывала… Тоже всегда.

Кроме вчерашнего вечера. И ночи.

— Я просто… Ох, мам… — я не знаю, что сказать, слова не появляются в голове, и потому  просто лезу обниматься. Как всегда, инстинктивно ластясь и забивая эфир действиями, а не объяснениями.

И мама, как это и раньше случалось, тает и охотно прижимает меня к себе, гладит по голове.

— Малышка моя… Такая большая уже… Я все понимаю, ну что ты… Я же тоже была молодой, и мы с твоим папой… Ох… Но все же, постарайся вспомнить в следующий раз, что мы есть. И мы переживаем. И хотя бы отправь смс. Это же не сложно?