Общество по защите обесчещенных эльфов (СИ) - Жнец Анна - Страница 41

Шутит и намекает на всякие непотребства — точно пришел в себя.

— Спасибо можешь не говорить. Скажи лучше, как у меня получилось тебе помочь. Я ведь не знала нужного заклинания.

— Какого заклинания? — нахмурился эльф, и я описала ему лечебный ритуал, о котором услышала от Джордины.

— Тебя ввели в заблуждение, — ответил Ирвинг. — Та служанка — женщина, видимо, далекая от магии. Все, что надо сделать, применяя перо, — высвободить свой дар. И ты, судя по всему, это сделала. Выпустила силу, запертую внутри. Прежняя хозяйка этого тела была колдуньей, так?

Я кивнула, переваривая услышанное. Какое счастье, что в трудную минуту я доверилась интуиции. Страшно представить, чем бы все закончилось, продолжи я паниковать. Нет, не буду об этом думать.

— Сильные эмоции помогают магическим способностям пробудиться. У эльфов даже существует обычай: если в семье волшебников у ребенка к десяти годам не проявляется дар, малыша отводят в лес, в самую глубокую, темную чащу, и оставляют там одного. Вернее, делают вид, что оставляют. Как правило, хватает пары часов, чтобы произошла инициация.

— Ну и варварские традиции.

Я задумалась. Выходит, я нашла ключ к дару Дис Эддерли?

Заметив, как я украдкой вожу рукой в воздухе в попытке что-то наколдовать, Ирвинг рассмеялся:

— Не спеши. Всему надо учиться.

— И ты меня научишь?

— Даже не сомневайся. Впереди у нас целая жизнь.

В груди затрепетало от его слов.

Целая жизнь. У нас. Звучит как предложение руки и сердца.

— А Хедит? Хедит нам больше не помешает?

Со вздохом Ирвинг притянул меня к себе ближе, обнял крепче, зарывшись губами в мои волосы. Лежать на полу было неудобно и холодно, но шевелиться не хотелось. Может, место было и не самое романтичное, но отчего-то я чувствовала себя на седьмом небе от счастья.

— Хедит разорвала сделку. Более того, своим поступком, этой импульсивной попыткой меня убить, она ее нарушила. Если бы я умер, нарушение сделки сошло бы ей с рук, а так…

— А так?

Хитрая улыбка заиграла на губах Ирвинга — улыбка коварного темного колдуна.

Он поднял ладонь, и на кончиках его пальцев затанцевали язычки мрака — совсем как огоньки свечей, только черные.

— Теперь она не может забрать дарованную мне силу. И требовать от меня что-то тоже не может.

Вот жук! Умеет оставлять женщин с носом. Сначала нас с мадам Пим-глоу в борделе обвел вокруг пальца, а затем и саму темную богиню. Эта его черта и пугала меня, и вызывала восхищение.

Подождите-ка. Тут в голову пришла тревожная мысль. Теперь Ирвинг свободен, и я перестала быть для него особенной — той единственной женщиной, с которой он может целоваться, обниматься, делить постель без риска однажды обнаружить в кровати холодный труп. Раньше у меня не было соперниц, а у Ирвинга — выбора. Но все изменилось.

Что, если на самом деле я ему не нужна? Что, если эльф был со мной от безысходности? Что, если в тот момент он так отчаялся и соскучился по физической близости, что готов был броситься на первую встречную?

Мне показалось или Ирвинг хмыкнул мне в волосы? Его пальцы задумчиво побарабанили по моему плечу, затем приподнялись и провели по воздуху, словно перебирая невидимые струны.

— Я не умею говорить о чувствах, — сказал эльф.

Я собралась что-то ответить, но не успела — так и замерла с приоткрытым ртом. Приподняв голову, я с интересом наблюдала за тем, как по воздуху в нашу сторону плывет поток мрака, а в центре его сверкает цепочка с медальоном из состаренного серебра.

— Подарок, — объяснил Ирвинг, когда прислуживающая ему тьма опустила украшение мне на горло.

В тот день я не сумела по достоинству оценить дар, который мне преподнесли, — всего лишь порадовалась вниманию. Уже горазда-гораздо позже, лет так через десять, я случайно узнала, что этот скромный медальон был для Ирвинга самой дорогой вещью на свете, ибо принадлежал его покойной матери.

Нет, Ирвинг ничего мне об этом не сказал. Он и правда не умел говорить о чувствах. Но кому нужны слова, если о любви так громко кричат поступки?

Три года мне понадобилось, чтобы в полной мере овладеть своими колдовскими способностями, но это того стоило: магия существенно облегчала жизнь.

Признаюсь, сперва было сложно. Время от времени случалось то, что Ирвинг называл «спонтанный выброс силы»: руки начинало покалывать, затем на кончиках пальцев зарождалось слабое свечение, секунд через пять это слабое свечение становилось совсем не слабым, и все заканчивалось пожаром на лестнице или горящими шторами в гостиной. Из рук неожиданно вырывался шар пламени и, вопреки моим желаниям, летел куда придется, неся разрушения нашему с Ирвингом семейному гнездышку.

«Тяжело в учении — легко в бою», — говорила я себе, продолжая практиковаться, и спустя годы мое упорство принесло плоды. Я стала ведьмой. Самой настоящей. Той, что способна набросить на скрипящую кровать полог тишины, дабы не потревожить детский сон, или силой мысли свести с рубашки мужа пятно от зелья.

О, благословенные бытовые чары! Они заменили мне всю навороченную технику моего родного мира. Ну и, конечно, прислуживать нашей семье продолжала живая тьма, так что проблем с ведением домашнего хозяйства у меня не было. Наоборот, я наслаждалась своей новой ролью жены и матери.

Дом на затерянном острове мы покинули только спустя пять лет, когда волнения на большой земле улеглись, а мне надоело жить отшельницей. С большой неохотой Ирвинг согласился оставить насиженное место и, подозреваю, сделал это по большей части ради детей — пришла пора их социализировать.

Ох, появление на свет близняшек — отдельная, заслуживающая внимания история. Никогда не думала, что рожать буду дома, в супружеской спальне, а помогать в этом нелегком деле мне станет собственный муж. Но так и вышло, и справились мы отлично.

После той долгой ночи я еще больше зауважала Ирвинга. Вот на кого можно положиться в любой ситуации. Даже, когда я паниковала, он оставался спокоен и сосредоточен. Варил мне обезболивающие зелья, отвлекал от страданий разговорами, подбадривая, держал за руку. Его не пугали ни крики, ни вид крови на простыне, ни русская брань, лившаяся из моего рта, а волнение выдавала только вздувшаяся и пульсирующая на лбу вена.

Волшебным результатом нашей командной работы стали две очаровательные эльфийки — голубоглазые, светловолосые, маленькие копии отца. У них был его нос, его подбородок, его острые удлиненные уши. С возрастом это сходство только усиливалось.

В детях Ирвинг души не чаял. Стыдно признаться, но я ни разу не вставала к малышкам по ночам. Молоко у меня, к сожалению, не появилось, и мы кормили близняшек козьим. Вернее, Ирвинг кормил, а еще делал сотню других полезных вещей — гулял с дочками вокруг дома, пел им эльфийские колыбельные, но так, чтобы я не слышала, лечил все детские болезни с помощью зелий, которые варил в своем подвале. У него имелось средство от любого недуга. Болит голова — вот тебе пузырек с синей жидкостью. У дочки вздулся животик — надо дать ей вон тот вонючий отвар. У жены плохой сон — после страстной близости он сразу станет хорошим. А хороший сон никогда не помешает сделать еще лучше.

Ирвинг был из тех мужчин, чьей характер раскрывался со временем. С каждым годом я узнавала своего супруга все лучше и, чем лучше я его узнавала, тем сильнее влюблялась. Были у него, конечно, и недостатки. Замкнутый, упрямый, немногословный. О таких говорят «себе на уме». Не раз и не два я задавалась вопросом, родился он таким страшным интровертом или трагические события прошлого безвозвратно изменили его характер?

Чувство юмора, однако, у этого молчуна имелось, но в основном черное. Ирвинг умел и шутить, и заигрывать, и подтрунивать. А уж любовником каким был! Словами не описать. В общем, недостатки с лихвой компенсировались достоинствами. Настолько преданного мужа и заботливого отца найти было сложно.